—Разве не из–за Элаты осталась ты в нашей таверне?
—Нет, совсем не из–за него. Зачем мне копия, когда есть оригинал?
С этими словами заключила она Кеанмайр в объятия. Те недолго противилась, да и противилась ли вообще? Лишь несколько ударов сердца, и приникла она к Ашурран, смыкая губы с ее губами. Чудно и непривычно было ей обнимать женщину, но скоро смущение ее исчезло, ведь душа ее давно стремилась к Ашурран, и не видели в такой связи жители Юнана ничего необычного. Кеанмайр и Ашурран легли на ложе и предались взаимным ласкам, получая удовольствие, несравнимое ни с чем. Стали они ночи проводить на одном изголовье, живя, как одна семья. Элата же полюбил Ашурран всем сердцем, как нежный брат, и частенько делился сердечными тайнами, чтобы она дала совет или посочувствовала.
Много бесценных сведений почерпнула Ашурран из разговоров с Кеанмайр и с посетителями таверны. Важнее всего было то, что в этом мире женщины куда больше прав имели, чем в Иршаване, и сами распоряжались собой и собственным имуществом. Кеанмайр была тому лучшим примером. Конечно, почитали женщину за слабый пол и, взяв замуж, ограничивали ее свободу. Но все же путь женщинам был повсюду открыт, хоть и требовалось от них на этом пути больше твердости и мужества, чем от мужчин. Среди королей и князей Юнана встречались женщины. А лучшие из чародеек в могуществе были равны королям, и не требовалась им сильная рука и воинское искусство, чтобы повергать врагов.
Даже в войско женщин принимали свободно.
—Правда, выше сотника нашей сестре не дослужиться, — сказала Кеанмайр со вздохом. Самой ей приходилось служить в войске князя Фалариса, тому уж больше двадцати лет, и вернулась она в родной дом с младенцем. — Некоторые девки нарочно в войско идут, чтобы найти мужа получше или отца ребенку. За год как раз успевают обернуться. Глядишь — сняла панцирь и колыбельку качает. А еще идут в войско, чтобы научиться владеть мечом и денег подзаработать. Потом возвращаются, собственные дома оборонять от варваров и разбойников. Страна–то большая, мужиков не напасешься. Самим приходится выкручиваться. А с твоим умением в войске самое место. Только не в Фаларисе — наш князь ни с кем не воюет. Вот разве в Киаране — беспрерывно им горцы досаждают. Они там любому воину будут рады, а уж такому, как ты — вдвойне.
—Не наскучила ли я тебе, что ты гонишь меня прочь? — шутливо сказала Ашурран.
Кеанмайр вздохнула.
—Боюсь, что раньше наша бедная таверна тебе наскучит. Хороша такая жизнь лишь для того, кто много повидал.
Прошло какое–то время, и Ашурран засобиралась в путь.
—Видно, таков мой удел, — сказала она. — Не могу долго усидеть на месте.
—Что ж, не вечно тебе жить подле моей юбки, — согласилась Кеанмайр, хоть и не без грусти. — Ждут тебя славные подвиги. Сама я такой была в молодости, как не понять. Когда же наскучит тебе поле брани, возвращайся сюда. Наши двери всегда будут для тебя открыты.
И Ашурран отправилась в Киаран, увозя с собой сердце хозяйки и тепло ее души. И в холодные ночи грело ее воспоминание об объятиях Кеанмайр.
Деревня Цинзу располагалась в живописной местности у подножия гор. Река Ци стремила свои чистые воды по плодородной долине. С другой стороны к деревне подступал густой лес. Казалось, не найдешь на много миль вокруг более благословенного уголка земли. Но на лицах жителей Цинзу, исключая только самых маленьких детей, ничего не понимающих в жизни, не было заметно ни довольства, ни счастья. Взгляды их были печальны, и немало людей носило темные траурные одежды.
Остановившись в Цинзу, Ашурран была немало поражена этими обстоятельствами. Не в силах побороть любопытство, она принялась расспрашивать стариков, греющихся на солнце.
Ей поведали, какое несчастье постигло деревню Цинзу. В окрестностях обосновался демон, нападающий на женщин и юных девушек. Вот уже десять лет демон бесчинствует, унося невинные жизни, и нет такой семьи в Цинзу, которую бы не постигло тяжкое горе. Многие воины отправлялись на поиски демона, чтобы положить конец его злодеяниям, однако возвращались ни с чем, а некоторые и вовсе не возвращались — то ли стыдились неудачи, то ли находили бесславную гибель в когтях чудовища. Жители деревни пытались подстеречь демона и убить, но напрасно — он имел обыкновение показываться только женщинам и девушкам.
—Что же такое этот демон? Никогда прежде я не слышала ни о чем подобном, — сказала Ашурран.
—Говорят, что у него есть два воплощения, дневное и ночное. В дневном воплощении он может принимать любой облик, какой пожелает, безмерно прекрасный и соблазнительный. Он зачаровывает свою жертву, так что та сама желает сближения. Истинный же облик демона, или его ночное воплощение — это ужасное и отвратительное чудовище, с огромными зубами и когтями, все покрытое чешуей, острой, будто лезвие бритвы.
—Откуда берется подобная напасть? — спросила Ашурран.
—Говорят, что человек, погибший от любви, возрождается в образе демона. Десять лет назад случилась здесь одна печальная история. Юноша Пайцзи был влюблен в дочь мельника, самую красивую девушку деревни. Он много раз пытался добиться ее благосклонности, но избалованная поклонниками девушка неизменно его отвергала. В конце концов юноша совершенно изнемог от своей безнадежной страсти и бросился в пруд. В том же году в округе появился демон. Дочь мельника, так и не вышедшая к тому времени замуж, стала его первой жертвой.
—Смертен ли демон, и если смертен, то как его можно убить? — спросила Ашурран.
—Говорят, что солнечные лучи для него смертельны, потому он появляется только в густом лесу или в глубоком ущелье. Также говорят, что его можно убить холодной сталью, если отсечь голову и пронзить сердце. Серебро для демона смертельный яд, и к тем, кто носит серебряные украшения, он не рискует приближаться. Однако случалось так, что он чарами заставлял жертву снять украшения и тогда ее убивал.
Пока Ашурран внимала этим рассказам, в деревне вдруг поднялся шум и плач. Глядь — по главной улице несут мертвую девушку, найденную в лесу. Тело ее было страшно истерзано, однако лицо было безмятежно–спокойным, а на губах застыла улыбка.
—Видите, госпожа, это вернейший признак того, что человек был убит демоном. Он затуманивает разум своей жертвы и овладевает ею, заставляя испытывать неземное блаженство, а сам в это время терзает ее тело, выпивая жизнь. Ибо пища демона — последний вздох человека, умирающего от любви.
Молодой человек, возлюбленный убитой девушки, бросился на труп, обливаясь слезами. Глядя на это, все вокруг тоже не могли сдержать слез.
—Какое горе, — говорили они. — Это была счастливая молодая пара, они всего месяц назад поженились!
Словом, неудивительно было, почему у жителей Цинзу такие скорбные лица, ведь жертвами демона становились самые привлекательные и скромные девы, пользующиеся всеобщей любовью и уважением, почтительные дочери, верные супруги и нежные матери.
Лицо Ашурран помрачнело.
—Мирные люди не должны умирать такой жестокой смертью, — сказала она, отводя глаза.
Ашурран надела поверх панциря простое крестьянское платье, сняла сапоги, наручи, перевязь с мечом, распустила волосы, и даже губы подкрасила ягодным соком, как делают крестьянки. Ножны она укрепила на спине под платьем и прикрыла волосами, так чтобы меч можно было при необходимости быстро выхватить. При виде решимости Ашурран в сердцах жителей Цинзу загорелась надежда. Если никому из воинов не удалось избавить их от демона, может быть, этой грозной воительнице улыбнется удача? Однако находились и те, кто качал головой и говорил:
—Ах, только зря сложит голову славная дева!
А некоторые думали, хоть и не решались сказать это вслух: «Если демон замучает воительницу, это на какое–то время избавит от опасности наших жен и дочерей».
Ашурран же между тем взяла корзинку, будто бы для ягод, и отправилась в лес. Она бродила там без всякой пользы, пока солнце не начало клониться к закату. А как известно, закат — излюбленное время появления демонов.
Воительница присела на поваленное дерево у тропы и только собралась поужинать прихваченным из деревни хлебом и сыром, как вдруг услышала:
—Приятной трапезы тебе, о прекрасная дева!
От неожиданности Ашурран чуть за меч не схватилась, но удержала себя от преждевременного порыва. Однако прежде никому не удавалось подойти к ней так близко незамеченным.
Обернулась Ашурран и видит: стоит на тропе юноша в красных широких штанах и красной же рубашке, расшитой затейливыми узорами. Рубашка расстегнута сверху донизу, открывая его красивую гладкую грудь и золотое ожерелье на шее. Рыжевато–каштановые локоны падают на плечи, зеленые глаза осенены золотистыми ресницами, алые губы приоткрыты — прелестная картина! Ашурран сразу же почувствовала неизъяснимое влечение к юноше. Был он так хорош собой, что перед ним не устояла бы ни одна женщина, да и мужчина бы иной загляделся.
«Однако не похож он на крестьянского парня! — смекнула Ашурран. — Разве у простого человека может быть такой роскошный наряд! Да и кожа у него белая, будто он давненько не бывал на солнце». Словом, говорило все о том, что это и есть демон, которого она искала. Кто еще смог бы подкрасться к ней так неслышно! Будь это враг, легко он мог бы нанести смертельный удар. При этой мысли гордость взыграла в Ашурран, и чары демона ослабели. Однако он все еще казался ей безмерно прекрасным. Как на такого поднять клинок? Пыталась она себе напомнить, что он виновен в гибели множества женщин, что отличается беспощадной жестокостью и кровожадностью, но все напрасно. Душа ее стремилась к юноше. «Развлекусь с ним разок, а убить всегда успею», — подумала она.
А юноша между тем сказал сладким, завораживающим голосом:
—Приди же в мои объятия, желанная дева, и ты познаешь наслаждение, равного которому никогда не знала!
При этих словах усмехнулась Ашурран и ответила так:
—Я предпочитаю сама выбирать себе любовников по вкусу, а не уступать домогательствам первого встречного.
Губы демона раздвинулись в усмешке, из–под них показались острые зубы, больше похожие на клыки.
—Слабая женщина, как смеешь ты мне противиться? Я обладаю нечеловеческой силой и без труда справлюсь с тобой. Прояви покорность и смирение, и смерть твоя будет приятной и легкой. Иначе тебя ждут бесконечные мучения!