В ожесточенных боях под Кызыл-Коргоном, перевалом Талдык и у Ольгина луга нашим отрядам удалось нанести басмачам столь значительный удар, что они оказались как бы парализованными и большого организованного сопротивления не смогли оказать. Поэтому дальнейший переход через Алайскую долину и Заалайский хребет был менее трудным.
По Памиру пограничный отряд двигался уже без сопровождения. 300 героев-чекистов впервые в истории встали на охрану государственной границы на самом сложном и важном участке в Средней Азии. Встали там, где им было приказано, и стояли стойко, насмерть.
Первая советская Памирская экспедиция сыграла немалую роль в дальнейших событиях и особенно в становлении Советской власти в этом крае.
Население края впервые весомо и зримо ощутило, что такое власть Советов. У людей стала спадать пелена с глаз, исчезла рабская покорность перед извечными угнетателями. Росли ряды наших друзей, они увидели Советскую власть, которая сумела пробиться в считавшиеся недоступными районы и сбить с них оковы. Это был главный политический результат экспедиции.
Не менее важен и ее военный итог. Памирский участок государственной границы впервые был занят и закрыт советской пограничной охраной. Это затрудняло прямые и косвенные связи басмачей с иностранными покровителями.
Укрепление Советской власти на Памире привело к расколу киргизского басмачества. Значительная часть киргизов, возглавляемая Кадырбеком Камчибековым и Джамшитом Карабековым, не только безоговорочно перешла на сторону Советской власти, но и вступила в вооруженную борьбу с басмаческими главарями — Муэтдинбеком и Джаныбеком. Это также сыграло немаловажную роль в развертывании последующих событий.
Однако общая обстановка в Ферганской долине все еще оставалась напряженной и сложной. Открытая государственная граница с Китаем на Нарынском направлении означала, что беспрепятственное снабжение басмаческих банд, занимавших предгорные районы долины, оружием, боеприпасами и прочими предметами военной необходимости продолжалось. Все чаще среди трофеев, добытых нами в боях, стали встречаться новенькие английские одиннадцатизарядные винтовки, немецкие маузеры.
Для того, чтобы занять и остальные участки ферганской границы, надо было разгромить басмаческие банды в предгорных районах, так как выставлять пограничные посты и заставы в басмаческом окружении означало посылать их на верную гибель.
В горах владеющий коммуникациями, которые проходят по долинам рек, ущельям, перевалам, господствует и над всей окружающей местностью. Было решено овладеть важнейшими путями сообщений в предгорьях, разместить там усиленные отряды, а затем разгромить басмаческие банды и очистить от них всю Ферганскую долину. Решение это настойчиво начали претворять в жизнь. И результаты наших действий сказались довольно быстро. Басмаческие шайки стали чаще попадать под совместные удары отрядов, занимавших коммуникации, вражеские банды мельчали, разбегались.
Большим ударом для басмачества явился декрет правительства об амнистии добровольно сдавшихся. Мы старались довести его до сведения всех рядовых басмачей через наших агитаторов, через членов семей басмачей в кишлаках. Действие декрета не замедлило сказаться. Начали сдаваться сначала небольшие группы, а затем и целые отряды и банды.
Борьба с приграничным басмачеством была частью общей борьбы Советской власти и ее вооруженных сил в Туркестане, Бухарской и Хивинской народных республиках. Правительство Туркестанской республики уделяло огромное внимание единому плану, объединению всех усилий. С этой целью в Ферганскую долину приезжал главнокомандующий С. С. Каменев. С этого времени борьба с басмачами еще более активизировалась.
Экспедиция в горы Тянь-Шаня под руководством известного в те годы в Фергане командира бригады товарища Кужело, чеха по национальности, дала замечательный результат. Объединив под своим командованием киргизские отряды Джамшита Карабекова и Кадырбека Камчибекова, комбриг Кужело зажал многочисленную банду курбаши Муэтдинбека в Кичик-Алае. Не имея выхода, пытаясь соединиться с долинными отрядами курбашей, Муэтдин-бек спустился с гор в район Науката и попал в подготовленный для него капкан. В жестоких боях он был окончательно разбит и с остатками шайки сдался. Другой крупный феодал, Джаныбек Казы, не стал дожидаться своей очереди и со своей бандой откочевал в Синьцзяи.
Так в 1923 году стало возможным окончательно закрыть и этот участок государственной границы. Все крупные банды в Ферганской долине были разгромлены.
Как и везде, огромную роль в борьбе с басмачеством в этом районе сыграли органы ВЧК. Особый отдел города Ош под руководством товарища Колосова развернул активную работу среди населения прилегающей части Ферганской долины и многих горных районов. В результате умелых, мужественных действий чекистов органы власти имели своевременное и ясное представление о составе басмаческих банд, их пособниках, связях и намерениях.
Еще несколько лет продолжалась борьба с закордонными бандами — осколками разгромленного басмачества и белогвардейщины. Но все меньше и меньше оставалось желающих подставлять свою голову под пули и клинки красных пограничников.
Одновременно с разгромом басмачей в Ферганской долине и на Алае крупные операции против вражеских банд проводились в Восточной Бухаре. Тысячные банды Ибрагимбека, муллы Абдукахара, Устанбека и других, неся большие потери под ударами наших полевых частей, тоже начали мельчать. Настало время закрыть государственную границу и по Амударье и Пянджу.
Командование войск ВЧК Туркреспублики, учитывая, что 2-я Отдельная пограничная бригада на Ферганском участке свою главную задачу выполнила, решило перебросить ее на афганскую границу. Весь состав 2-й Отдельной пограничной бригады, получив на усиление 1-й Оренбургский отдельный кавалерийский дивизион и 13-й Отдельный кавалерийский эскадрон, был переведен в город Термез. Командование поручило мне снова включиться в боевую жизнь бригады, помочь ее реорганизации и занятию нового участка границы.
К этому времени мы уже накопили богатый опыт в борьбе с басмачеством в Ферганской долине. Но перед командиром бригады В. Г. Гостевым и его соратниками жизнь ставила много вопросов, связанных с организацией пограничной охраны, снабжения, установлением контактов с местными советскими органами и населением. Не решив их, нельзя было выезжать на границу.
На совещании договорились, что В. Г. Гостев останется в Термезе, а я во главе отряда в составе 1-го Оренбургского отдельного кавалерийского дивизиона и 13-го отдельного кавэскадрона пройду вдоль государственной границы.
И снова поход. Марш за маршем в июльское пекло. В густых тучах желтой пыли двигались мы вперед. В непрерывных стычках с басмачами обследовали местность, стоянки царских пограничных страж. Находили только развалины, заросшие бурьяном и тугаями когда-то цветущие поля дехкан, разрушенные кишлаки.
Трудно было, очень трудно. Но задачу надо выполнять. На местах старых пограничных страж оставляем посты силой до взвода. Идем дальше. По численности отряд уменьшается, а наскоки басмачей продолжаются. А идти надо. Однако, много раз проученные нами, они начинают нас бояться, пытаются кусать исподтишка и издалека. В такой обстановке мы дошли до кишлака Пархор, где должны были обосноваться штаб и ядро отряда. До стыка с Памирским отрядом не занятой нами границы оставалось 250 километров по высокогорной труднодоступной местности. Поставленную перед нами задачу — закрыть государственную границу и на этом участке — мы выполнили, басмачество было отрезано от своих баз за рубежом.
В это время полевые части начали окончательный разгром басмачества по всей Восточной Бухаре. Басмачи пытались укрыться и отсидеться за рубежом, но на границе их теперь встречали огнем чекисты-пограничники. Шли почти ежедневные бои с превосходящими силами противника. Тяжелым был этот первый год службы на границе. Половина людей страдала от малярии, но с бандитами сражались вместе со здоровыми и больные, и раненые.
В почти непрерывных боях, в дозорной службе выковывался у бойцов и командиров суровый характер, вырабатывались решительность и смелость, наблюдательность и бдительность, боевая дружба, взаимная выручка и преданность Родине. На героических делах первых бойцов-пограничников стали складываться боевые традиции погранохраны.
С границей я так и не расстался. Еще 35 лет прослужил в пограничных войсках Средней Азии. На моих глазах развивались и крепли боевые традиции, закладывавшиеся в первые дни и годы, вырабатывались опыт, пограничная доблесть, выковывались чудесные кадры. Из рядовых пограничников вышло много офицеров и генералов, некоторые в ходе Великой Отечественной войны доблестно командовали полками и дивизиями. Сегодня дети их и внуки стоят на страже рубежей Отчизны.
Шел 1924 год — седьмой год республики Советов. Утихли сражения на фронтах гражданской войны. Но мир никак не устраивал внутреннюю и внешнюю контрреволюцию. Без устали плелись сети заговоров.
Органам государственной безопасности удалось проникнуть в контрреволюционную организацию, ставившую целью свержение Советской власти, взять ее под контроль и на протяжении ряда лет руководить ею.
Для этой цели на советско-финляндской границе было создано «окно», через которое осуществлялся «нелегальный» переход за рубеж и на территорию СССР.
О том, как все это происходило, я и хочу рассказать.
В кабинете полномочного представителя ОГПУ по Ленинградскому военному округу Мессинга собрались его заместитель Салынь, добродушный, немногословный чекист; темпераментный, горячий до резкости начальник отдела полпредства Шаров и я, начальник кордона на советско-финляндской границе, отозванный с краткосрочных курсов.
— На вас мы возлагаем большие надежды, — после обсуждения предстоящей операции сказал Мессинг. — Самое трудное — это на время стать другим человеком. Свою роль вы должны сыграть лучше любого актера. Ваша ошибка может стоить жизни вам и товарищам. Вы — начальник кордона. И в глазах своих подчиненных, пограничников, должны оставаться им. Не дай бог, если они уличат вас в двойной игре! Если провалитесь, в лучшем случае мы уберем вас с границы, может быть, даже на время изолируем. Но это в лучшем случае. Может быть и другое: узнав об «измене», пограничники могут пристрелить вас.
Внимательно слушал я эти суровые слова. Да, предлагаемая работа была не из спокойных. Кто знает, сколько придется играть роль двуликого Януса? Одно дело участвовать в подавлении кронштадтского мятежа, носиться в лыжном отряде Тойво Антикайнена, преследуя белофиннов. Там было просто: враг известен, а рядом локоть товарища. А здесь? Даже друг может послать в тебя пулю…
— Что такое «возвращенцы», — продолжал наставлять Мессинг, — известно. Постарайтесь зарекомендовать себя таким же. Это будет первый козырь. Убедите финских контрразведчиков в желании вернуться в родную Суоми, просите их разрешить бежать в Финляндию. Откажут наверняка. Такие нужны им здесь, на границе. Но лучшим пропуском, лучшей аттестацией для будущих «друзей» будет связь с контрабандистами. Но, устанавливая с ними контакт, не мельчитесь. Ищите только тех, кто контрабандой прикрывает свое истинное занятие — шпионаж…
До глубокой ночи затянулся разговор. Установили, кто будет знать о моем задании. Договорились о номере телефона, по которому я, будущий комендант «окна», буду сообщать Мессингу о движении нужных людей через границу и получать указания. Определили круг лиц, в обязанность которым вменялась моя безопасность в нашей среде.
Напутствуемый наставлениями Мессинга и его заместителей, я направился на кордон.
Государственная граница. Ее линия ясно видна только на картах. На месте все значительно сложнее. Она извивается по буеракам, пробирается сквозь непроходимый лес, рассекает на части реки и озера, взбирается по горным кручам.
Стремительны и быстры холодные воды реки Сестры. Она — граница. Ее водная гладь — отличная дорога для лесосплава. Стоял конец апреля. По реке пошел лес. В соответствии с действовавшим соглашением финские сплавщики имели право переходить на советскую территорию, если бревна, оторвавшись от плотов, выбрасывались на наш берег.
В первый же день по прибытии на границу я медленно шел вдоль берега реки. Глаза зорко всматривались в плотогонов, настороженный слух вбирал доносившиеся с реки разговоры. Как уроженец Финляндии, я отлично знал финский язык. Вдруг послышался хруст сухого валежника. И я тут же заметил человека, уходящего в сторону от границы.
— Стой! — резко крикнул я, догнав нарушителя.
— Финн я, — ответил тот. — Плотогон.
— Вижу, что плотогон. Но почему так далеко ищешь свои бревна от берега?
— Начальник, не задерживай меня, пожалуйста, — просительно проговорил нарушитель. — Я рабочий, а власть в вашей стране — рабочая. Отпусти с богом.
На глазу у задержанного заметно выделялось бельмо. «Косой!» — вспомнилось вдруг. Эта кличка говорила о многом. «Ты такой же плотогон, как я — турецкий падишах, — рассудил я. — Контрабандист ты и отчаянный до дерзости проводник финских агентов. Ты-то мне и нужен».
— Хорошо, — подумав немного, тихо сказал я, — как человек человека я тебя понял. Но пойми и ты меня. Я финн. А к нам здесь относятся настороженно. Тяжело мне здесь. Учился в академии, выгнали. За что — неизвестно. Сегодня я начальник кордона, а кем буду завтра? Уволят, чувствует мое сердце — уволят! Куда податься? Нет ни денег, ни специальности…
Косой, услышав про деньги, встрепенулся, и его здоровый глаз блеснул радостным огнем.