— А на х. хрена? — Ощерился тот единственным передним зубом. — Я их, бля, и зубами разорву!
Изогнув пальцы веером, он ринулся в подвал вслед за Туранчоксом. Замыкающим был Полено.
— Думаешь, управятся? — Покачал головой Павел.
— Эти? Эти управятся, — Успокоил его брат. — Они за стакан бормотухи не то, что крыс — слона завалят.
— Да ну! Скажешь тоже…
Виктор уже стоял в дверях парадной, но обернулся:
— Точно говорю, гражданин Ройтман. На таких, как они — вся Россия держалась… И держится, между прочим!
Павел хмыкнул, не зная как реагировать — он не всегда понимал, шутит брат, или говорит серьезно.
Что в этот момент происходило в подвале, можно было только догадываться. С улицы, куда поспешили ретироваться Виктор и Паша, о масштабах кровавой битвы свидетельствовал доносившийся откуда-то из земных недр гул.
В какой-то момент даже показалось, что весь девятиэтажный панельный дом вздыбился и отполз в сторону. Из-под стены его разом выплеснуло широкий серый поток — и недобитые твари хлынули через дорогу.
Враг спасался бегством.
Быстро преодолев открытое пространство детского садика, крысы в панике ныряли в подвал жилого здания напротив.
Зрелище это впечатляло.
Случайные прохожие замерли, молодые мамаши похватали на руки детей, собачники — своих псов, а старушки-пенсионерки — чужих кошек и все, что попалось под руку.
А братья в это время уже чествовали героев.
— Пей! — Восторженно подал стакан Ройтман.
— Извини, начальник. Некоторых упустили… — Полено стрельнул по сторонам настороженным взглядом и опрокинул водку в рот.
— Закуривай, — подключился Виктор, протягивая пачку папирос.
Герой закурил.
— А теперь — вали отсюда, — Павел вновь откупорил бутылку и пригласил:
— Следующий!
Окружающая среда, экологическое равновесие и покой соседей Рогова были спасены. Теперь оставалось только убрать колеса.
Братья заглянули в подвал — и ахнули.
Бетонный пол сплошь был усеян расплющенными, растерзанными трупами четвероногих тварей. От некоторых вообще валялись только задние части…
— Ух ты… Наверное, Пушкин и вправду зубами рвал, — попробовал усмехнуться Виктор.
Но не сделав и пары шагов, пошатнулся от опалившей мозг дикой боли. В глазах поплыли фиолетовые круги, потом полыхнуло…
Рогов застонал и присел на корточки, не в силах справиться с накатившим видением.
— А-а-а!
Лошадиное ржание, лязг стали о сталь, крики, пламя горящих судов… И вот его уже тянут на петле, охватившей шею, по распластанным, скользким от крови трупам варягов, печенегов, русичей, болгар… И вот совсем рядом довольное, смеющееся лицо варвара.
Его лицо… Разрубленное почти пополам.
— Кровь.
— Что, Витюша? Что случилось? Плохо, да? — Подхватил брата Павел.
— Всюду кровь…
— Это от духоты, понимаешь? Плохо тебе стало от духоты. Конечно!
Ройтман почти понес Виктора к выходу:
— Давай-ка, наверх… Подышим. Все и пройдет!
На улице Виктор отдышался. Плеснул на себя воды из мутной лужи — и, кажется, отпустило.
— Спасибо, Пашка…
— Не надо, — попросил брат увидев, что Рогов тянется за сигаретой. Не кури!
Последнее слово Ройтмана отозвались в голове в воспаленном мозгу Виктора тысячеголосым громовым раскатом. Его сначало бросило в холодный пот, потом окатило жаром… В колеблющейся перед глазами пелене возник и растаял княжеский стяг.
— Господи Иисусе!
Полотнище сменилось ликом Пресвятой Девы.
Но что это? Щека её рассечена! Кровь на иконе заливает одежду…
Руки… Бесценный перстень с мизинца Богоматери сверкает яхонтом — и оттого живыми кажутся две змеи, обвившие камень.