– Скажите, как зовут вас и вашу прекрасную дочь?
– Я австриец Карл Гофман, а дочь мою звать Анной.
Князь Гарин проглотил несколько кусков мяса и запил вином. Силы его подкрепились, на бледном лице его стал заметен румянец.
– О, как мне теперь хорошо, легко! – весело сказал Гарин и взглядом поблагодарил красавицу. Анна вспыхнула и опустила свою чудную головку с вьющимися пепельными локонами.
– Теперь вы усните, молодой человек, сон для вас будет благодетелен, – укрывая тёплым одеялом князя, участливо сказал старик.
– А французы? – спросил Гарин.
– Не бойтесь, наши враги далеко ушли, – успокоил его старик.
Сергей скоро заснул, хотя спал тревожным сном.
– Ах, отец, если бы нам удалось спасти его! – сказала Анна.
– Он скоро поправится: молодость возьмёт своё, – ответил отец.
– Какой он красивый! У него такое доброе, приятное лицо. Он выздоровеет, отец, не правда ли?
– Надеюсь! За ним нужен только хороший уход.
– О, я буду хорошей ему сиделкой.
– Ах, проклятая война! Сколько сделала она несчастных, сколько невинной крови пролито на этой бойне. Да падёт кровь многих жертв на голову гордого победителя! И слёзы несчастных, осиротевших детей, оставленных отцов, матерей и жён вопиют о мщении!
Старик печально опустил седую голову и сидел в глубокой задумчивости.
Анна не смела прервать размышлений отца; она тоже молча сидела, порою посматривая любовно и ласково на спавшего офицера.
Опять наступила тишина в домике, прерываемая тяжёлым дыханием раненого.
Австрийский подданный Карл Гофман приехал в Петербург в конце царствования Великой Екатерины. В качестве хорошо образованного человека он поступил гувернёром в один из аристократических домов, где познакомился с одной бедной, очень хорошенькой девушкой. Она жила в том же доме из милости. Немец полюбил эту девушку, женился на ней и зажил счастливо, добывая средства педагогическим трудом; учеников у него было много, так что он зарабатывал хорошие деньги. У Гофмана родилась дочь, хорошенькая, как херувим; ей дали имя Анна. Мать воспитывала свою дочь в религиозном направлении, в духе православия. На пятнадцатом году только что начинавшая распускаться красавица Анна лишилась горячо любимой матери. Гофман горько оплакивал потерю жены; скорбь его была так велика, что в несколько дней он поседел как лунь. Похоронив жену, Гофман не остался больше в Петербурге и уехал на родину – в Австрию. Невдалеке от Аустерлица, ещё ожидавшего только своей крупной славы места знаменитого сражения, он купил небольшую ферму и в тиши и уединении предался сельскохозяйственному труду, отдавая свободные минуты своему любимому занятию – чтению книг. Анне он дал прекрасное образование: она отлично говорила по-русски, по-французски и по-немецки. На ферме они вели совершенно одинокую, замкнутую жизнь; единственным развлечением в долгие зимние вечера служили для них книги. Старый Гофман с увлечением читал произведения великих мыслителей и посвящал свою дочь во всю глубину и мудрость немецкой философии. Летом они целый день проводили в труде. Анна отлично хозяйничала, помогала отцу, и таким образом им удалось создать образцовое хозяйство. Так жили они, довольно счастливые, до тех пор, пока Наполеон – этот новый Аттила – не вторгся с несметными полчищами в пределы Австрийской империи. Столица империи – Вена – находилась уже в руках завоевателя. Сражение при Аустерлице тяжело отозвалось на Гофмане и на его дочери: все работники, кроме одного – Иоганна, – разбежались. Старый Гофман вместе с дочерью и Иоганном, единственным своим преданным слугою, принуждены были искать себе приют и спасение в непроходимом лесу; что могли, они захватили с собой; сюда же они увели лошадей и коров. Французские солдаты не забыли, конечно, навестить ферму Гофмана и вволю на ней похозяйничали. Когда французское войско, преследуя союзников, далеко ушло от места сражения, Гофман вернулся в своё жилище и нашёл у себя нечаянного гостя, князя Гарина.
Немалых трудов стоило Гофману и его дочери привести в порядок свой домик после погрома.
Когда Гарин проснулся, старого Карла в комнате не было: он хлопотал на дворе с работником; в комнате сидела одна Анна и читала какую-то книгу.
– Вы уже проснулись! Не дать ли вам пить? – поднимая на князя свои красивые голубые глаза, спросила молодая девушка.
– Как вы добры! У меня страшно пересохло в горле, – дайте, пожалуйста, воды.
– У нас есть чай Не хотите ли, я сейчас приготовлю.
– Какая вы добрая, Анна Карловна!
– Зачем вы так меня называете? Зовите меня просто Анна Я сейчас принесу вам чай.
Анна быстро вышла и вернулась со стаканом горячего чая.
– Пейте, чай очень вкусный и подкрепит вас!
– Из ваших прелестных рук, Анна, всё будет вкусно, – сказал князь.
Молодая девушка вспыхнула от неожиданного комплимента.
– Не вставайте, не вставайте, вы можете повредить плечо. Я сама напою вас, – сказала Анна, когда заметила, что раненый хотел привстать.
– Какая вы, Анна, хорошая! А где же ваш батюшка?
– Он на дворе хлопочет с Иоганном, французы ведь всё у нас переломали и разрушили.
– Где же вы, Анна, укрывались от французов?
– В лесу. Недалеко отсюда есть очень большой и густой лес, там, в землянке, которую соорудил отец, мы и укрылись и пробыли там, пока французы здесь хозяйничали.
Вошёл Гофман и очень обрадовался, видя Гарина, спокойно разговаривавшего с дочерью.
– Вы просто молодцом! – весело сказал он – Анна, дай и мне чаю, я озяб и устал.
– Сейчас, отец.
– Теперь, господин офицер, я удовлетворю ваше любопытство и скажу, почему я и моя дочь так хорошо говорим по-русски, – сказал старый Карл.
– О, пожалуйста! – обрадовался Гарин.
Гофман подробно рассказал князю о своей жизни в Петербурге, со слезами на глазах он вспоминал о своей покойной жене:
– Двадцать лет прожил я с женою, как двадцать счастливых радостных дней. Она умерла и в Петербурге не осталось у меня ничего дорогого; я уехал с Анною сюда и, как видите, сделался тоже жертвою войны. Французы нанесли мне жестокий урон в моём хозяйстве. Теперь не скоро поправишься, – закончил старик свой рассказ – Теперь, господин офицер, скажите и вы своё имя, – попросил Гофман.
– Как? Разве до сих пор я не сказал? Какой же я рассеянный. Я – князь Сергей Гарин.
Титул произвёл своё впечатление, добрые люди были очень польщены присутствием в их доме одного из представителей истой русской аристократии.
Совершенно неожиданно вбежал в комнату Иоганн; он был бледен как полотно.