— Эй, Гюль-Джамал! Не подходи близко к ослу, — он лягнёт тебя!
Долго стояли ребята на дороге, любуясь ослом. Но всему бывает конец; насмотрелись они и на уздечку, и на попону — и разошлись. Остался Ярты один караулить осла. Скоро ему стало скучно, а чтобы не скучать, он знал верное средство — он затянул песню. Что видел, — о том и пел:
Так пел Ярты, а солнце садилось всё ниже и ниже. Стало смеркаться, но Ярты и этого не испугался: он стал петь ещё громче.
И вдруг — совсем близко — мальчик услышал нежный голос:
— Как сладко ты поёшь! Не учился ли ты петь у соловья?
Ярты-гулок присмотрелся и увидел девушку, нарядную, как гвоздика, и прекрасную, как волшебница-пери. Никогда в жизни не видел Ярты такой красавицы. Но он не удивился: что странного в том, что сама дочь хана или даже шаха пришла полюбоваться на диковинного осла! Он поклонился девушке и сказал:
— Подойди поближе, не бойся: мой ишак не лягается. Если хочешь, ты можешь его погладить.
Но девушка даже не взглянула на осла, она подбежала к Ярты-гулоку и ласково зашептала ему:
— Кто может сравниться с таким, как ты, стройным джигитом! Не про тебя ли поётся в песне, что красота твоя подобно луне озаряет весь свет!
Первый раз слышал Ярты такие слова, но он не растерялся: он поправил свои косички и ответил девушке:
— Если ты называешь меня луной, то я назову тебя солнцем. Если же ты назовёшь меня солнцем, я отвечу тебе, что у солнца только один глаз, а у тебя их два! — и Ярты засмеялся.
Девушка тоже засмеялась, а потом вынула из-за пояса мешочек со сладостями и набила мальчику полный рот тягучей и сладкой халвой. А Ярты-гулок очень любил халву. Но не успел он её проглотить, как красавица, прекрасная, как пери, и нарядная, как гвоздика, исчезла, а вместе с ней исчез и драгоценный осёл!
Ярты хотел закричать, но рот у него был полон халвы.
Ярты хотел побежать вдогонку, но сорвался с дувала и так больно ушибся, что не мог даже встать.
Тогда он заплакал.
На плач прибежала мать, и все узнали о пропаже осла.
Старый караван-баши от горя не мог сказать ни слова. Он рвал свою бороду и стонал.
Отец утешал его:
— Успокойся. Я продам и верблюда и кибитку, но расплачусь с тобой.
Мать тоже утешала гостя:
— Я буду ткать ковры с утра до ночи, но куплю тебе осла, и будет он лучше старого.
Но караван-баши был безутешен.
Ярты-гулок думал, что родители станут его бранить, но ни отец, ни мать не сказали ему ни слова. Они хорошо знали старую поговорку: «На своего ребёнка кому пожалуешься?» Они молчали. И от этого мальчику было ещё тяжелее.
Ярты заплакал:
«Если бы я не был таким гордым и не прогнал бы товарищей, они помогли бы мне караулить осла и до сих пор бы белый осёл стоял за дувалом и спокойно щипал траву. Я сам во всём виноват».
Так подумал Ярты, вытер слёзы и потихоньку выбрался из кибитки. Родители уже крепко спали, и его никто не заметил. Ярты решил разыскать осла.
Долго бродил Ярты по пескам пустыни. Он карабкался на крутые барханы, скатывался в сухие арыки. Он пробирался в зарослях колючей травы и проваливался в песок по пояс, но нигде не нашёл осла.
Настала ночь, но луна еще не взошла. Ярты уже ничего не видел. Он стал звать осла. Он называл его ласковыми именами, но ишак не откликался. Мальчик выбился из сил. Он опустился на песчаный холмик и решил ждать рассвета. Очень хотелось ему вернуться домой, но он сказал сам себе:
— Лучше я погибну в пустыне от голода и жажды, чем вернусь домой с пустыми руками.
И вдруг по пустыне пронёсся ветер. Он подхватил мальчика, как сухую травинку, и понёс над землёю. Ярты полетел. Он летел очень долго. Он стал уже думать, что никогда не вернётся на землю. Но всему бывает конец; малыш зацепился за ветку саксаула и повис на ней. Так он дождался рассвета.
Если бы мимо прошла девушка, она бы сказала: это птичка.
Если бы мимо прошёл юноша, он сказал бы: это стрела охотника.
Если бы мимо прошёл старик, он посмотрел бы на дерево своими слепыми глазами и прошамкал: это сухой прошлогодний лист!
Но это была не птичка, не стрела и не лист. Это был Ярты-гулок, и ему было очень неудобно висеть на дереве вниз головой. Он стал барахтаться и упал на песок. Песок был такой мягкий, а Ярты-гулок так устал, что сейчас же заснул, как богач на пуховых подушках.
Сколько он спал, мы не знаем, но его разбудил конский топот. Мальчик высунул голову из своей норки, прислушался и совсем близко услыхал голоса. Он взобрался на ветку дерева и увидел, что на опушке саксауловой рощи собрались в кружок какие-то люди, а посредине, на богатом текинском ковре, сидит девушка — прекрасная, словно пери, и нарядная, как гвоздика. Ярты сразу узнал её. Он понял, что эти люди — разбойники, а девушка — их атаман.
Ярты спрыгнул с ветки и стал подползать поближе, чтобы слышать, о чём говорят разбойники.
Девушка сказала:
— Какую вы мне принесли добычу?
Самый высокий разбойник вышел вперёд и поклонился девушке. Он сказал:
— Я был на базаре. Старый купец задремал на пороге своей лавки, и я взял у него кусок самого лучшего бархата.
И разбойник положил бархат к ногам красавицы, а на смену ему вышел другой:
— Я был на площади. Сам великий визирь, окружённый блестящей свитой, шествовал во дворец. Я снял у него с пояса саблю, осыпанную алмазами.
И разбойник положил саблю к ногам красавицы. Но тут выступил вперёд третий. Он с презрением взглянул на товарищей и хвастливо сказал:
— Поглядите, что я принёс! Я побывал в ханском дворце. По верёвочной лестнице я пробрался в окошко ханской бани и, пока хан мылся, унёс у него чалму.