- С вами хотят говорить.
- Жду, - с трудом произнес полковник. Распухшие губы плохо слушались его
В палату вошел Эльбор Георгиевич. Встретив вопросительный взгляд полковника, сказал:
- Он не улетел. Ракета была повреждена огнем.
- Он придет снова...
- Видимо, так, - проговорил Эльбор Георгиевич. - Попробуем его остановить. Но мы убедились, что это очень трудно сделать...
- Прежние ваши методы не помогут, - поспешно сказал Михаил Дмитриевич и приподнялся на койке.
- Копите свои советы молча, - возмущенно прохрипел изпод бинтов Александр Николаевич.
- Это уже не просто советы, - сказал Эльбор Георгиевич. - Президиум академии назначил Михаила Дмитриевича директором вашего института и рекомендовал его нам в качестве главного консультанта. Эту рекомендацию утвердили в министерстве...
Александр Николаевич откинулся на подушки. "Ну вот, дождался, тебя "отблагодарили", - с горечью подумал он о себе. - "Тихоня" стал твоим начальником, и отныне его бредовые идеи приобретут весомость приказа. Почему они это сделали? Разве не было других, более достойных людей? Он не годится в руководители. Явно не годится. Если бы я был убежден, что это пойдет на пользу делу, я бы не возражал. Не радовался, конечно, но и не возражал. Однако я убежден в обратном: назначение "тихони" директором принесет вред делу".
Так он говорил себе, но уже чувствовал, что бороться не будет, не сможет. Что-то надломилось в этом сильном властном человеке, и виной тому только косвенно был "тихоня". Настоящей причиной, камнем преткновения, неустранимой преградой было "детище", изобретенное и выпестованное с его, Александра Николаевича, помощью. Запрограммированное с его, Александра Николаевича, санкций. "Детище", которое не позволяет жить как раньше и с которым ничего нельзя поделать, ибо оно уже пошло своим путем, тревожным и непонятным для одного из своих создателей. Только тот, кто мог понять "детище", переросшее своих "родителей", только тот, кто мог общаться с ним, доверять ему и вызывать доверие к себе, имел право быть руководителем. Так сейчас диктовала неумолимая логика жизни, и Александр Николаевич вынужден был покориться ей.
Затянувшуюся тишину прервал Эльбор Георгиевич.
- Что же вы предложите нам в качестве первого совета? - спросил он, обращаясь к Михаилу Дмитриевичу.
- Пожалуй, ничего нового. Прекратите, пожалуйста, всякие поиски его. И еще, будьте добры, пригласите ко мне Алину Ивановну...
Он понял, что от него ждут объяснений, и добавил:
- Мы просто поговорим с ней о нем. О том, например, что ему не нужно больше уходить от преследования, что никто не станет навязывать ему линию поведения...
- И вы думаете, он узнает об этом? - спросил полковник Тарнов.
- Предполагаю.
- Он сам явится к нам? Проблема решается так просто?
- Я верю, это будет именно так! - Взглянув на недоверчивое лицо Эльбора Георгиевича, разъяснил: - После того как он узнал о людях то, что ему было необходимо узнать, - помедлил немного и добавил: - и после того, как он однажды побывал у меня, вручив лекарство... он не может не прийти!
Юрий глядел на стеклянную коробку здания, приподнятого на стальных колоннах. Здесь сейчас - он это знал точно - находились два человека, которых он хотел видеть.
Легкое усилие - и его взгляд проник сквозь стены здания. И он увидел их обоих: они находились в одной комнате.
"Что я скажу им? - подумал Юрий. - Вы поставили передо мной цель. Вы правильно выбрали ее. Выбранная вами цель достойна любых усилий. Но дайте мне идти к ней своей дорогой. Вы ведь сумели определить, что машина, даже наделенная огромной мощью, не сможет достигнуть этой цели. Только потому, что она - машина и ею руководит жесткая программа. Смените программу, усовершенствуйте машину - и она перестанет быть машиной.
Вот вы дали мне способность самоизменяться, достраивая и перестраивая свой организм. То, чего вы сами лишены, ибо природа не предназначала вас для той цели, которую вы поставили передо мной, вашим сыном. И вы, неизмеримо более щедрые и великодушные, чем ваша мать-природа, подарили мне это свойство, тем самым предоставив неограниченные возможности совершенствования. Вы не могли не знать цену этого свойства. Ведь вы на собственном опыте убедились, насколько парадоксальны с вашей точки зрения и болезненны возрастные ограничения. Чем больше опыта вы накопили, чем больше возрастает мощь вашего разума, тем дряхлее становится тело. В пятьдесят лет ваш организм значительно слабее, чем в семнадцать, когда кладовая разума полупуста. Если бы у вас были такие свойства, как у меня, например, способность достраивать и перестраивать организм; если бы, поумнев с возрастом и накопленным опытом, вы могли свободно заменять у себя изношенные органы, постепенно улучшая и совершенствуя их конструкцию и технологию изготовления, то вашей мощи не было бы предела. В шестьдесят лет человек был бы сильнее во всех отношениях, чем в двадцать, - быстрее бегал, прыгал, был бы здоровее во много раз. В сто лет он был он силачом, рекордсменом - в представлении нынешнего человека, а в тысячу лет - настоящим титаном. Через какое-то время он мог совершить все, что раньше приписывал богу. Вот что значит всего лишь отмена одного ограничения.
У вас есть пословица: "сказав "а", нужно говорить "б". Нельзя снимать ограничения мощи организма и разума и оставлять жесткую программу. Ничего из этого не выйдет. Я рад, что вы понимаете это, но это должны понять и другие люди..."
Юрий подошел к зданию института и сквозь стеклянные двери увидел в вестибюле нескольких незнакомых мужчин, Ему не захотелось объяснять этим людям, кто он, зачем и к кому пожаловал. Мгновенно подсчитав усилие, с каким ему придется на них воздействовать, чтобы не причинить вреда и пройти в здание беспрепятственно, он открыл дверь...
Никто из людей в вестибюле не остановил его. Он отражался на сетчатке их глаз, но зрительные сигналы гасились фильтрами мозга и не фиксировались в сознании.
Если бы этим людям сказали, что сейчас кто-то проходит мимо них, они бы не поверили.
В глубине коридора второго этажа Юрий увидел идущую навстречу женщину. Смутное чувство тревоги охватило его. Когда женщина подошла ближе, он узнал в ней Алю. Чувствуя, что теряет контроль над своими действиями, он выключил силовое поле вокруг себя и стал видимым.
Аля сделала еще несколько шагов и остановилась. Два глубоких омута появились в ее глазах, раскрытые губы дрожали.
- Ты... Вот я и увидела тебя...
- Ты была у них? Они тебе сказали обо мне, объяснили, кто я такой? - Не дождавшись ее ответа, Юрий подтвердил: - Они сказали правду.
Аля глядела на него как глядит мать на неразумного сына.
- Ты слышишь меня? Они сказали тебе правду!
- Это не имеет значения, - тихо сказала Аля.
- А что имеет значение?
- Милый... Я снова вижу тебя...
Юрий почувствовал, как его охватывает и начинает кружить волна сумасшедшей радости. Он видел знакомые пряди волос, знакомую ямочку на подбородке, вдыхал знакомый запах ее тела...
Тишина была хрупкой, как весенний лед.
- Милый, что ты делал все это время?
- Узнавал мир, людей, совершенствовал себя... Я - сигом, меня и создали для того, чтобы я стал машиной для познания мира.
Он положил ей руки на плечи, Аля узнала их горячую ласковую тяжесть.
- Нет, ты такой же, каким я увидела тебя в первый раз там, у моря...
Она отвела его руки, повернулась и пошла по коридору. Юрий послушно пошел за ней. Они остановились у дверей с табличкой "Директор института".