-- Что это?
-- Это, -- Звингард подмигнул и шепнул, -- чтобы не рыдать перед лилейными мевреттами.
-- Я от боли заплакала...
Люб выразительно кашлянул:
-- Ну так, для этого и флакончик, я полагаю...
-- Конечно, -- кивнул Звингард. -- Это простое обезболивающее. А вы что вообразили?
-- Как вам не стыдно... -- в Мадре неожиданно проснулась человечность (если, конечно, это употребимо по отношению к элвилин). Он укоризненно обвел глазами детей и лекаря и покачал головой.
-- Да не расстраивайтесь вы так, -- повернулся он ко мне. -- Они всегда такие, только волю им дай... Нужно просто привыкнуть. Самое сложное -- первая сотня лет, а потом терпимо... -- и он жалостливо погладил меня по колену.
Лекарь фыркнул, Темулли хихикнула.
Я развернулась и от всей души влепила мевретту еще одну пощечину -- на этот раз левой рукой, усиленной флакончиком, зажатым в кулаке. Его голова мотнулась.
-- У меня нет сотни лет! От силы еще тридцать, и то под конец старухой! Я вам не ребенок, и жалость мне не нужна!
Я вскочила, запнулась за складку на ковре и врезалась в стол, смахнув с него бумаги и долбанувшись животом в ребро столешницы так, что выбило дыхание. Несколько секунд я тупо пролежала на столе, ожидая злорадного хихиканья. Потом сползла на пол, обхватив колени руками и ткнувшись в них лицом. Люб прав, сегодня явно не мой день.
На сей раз Темулли хватило ума не лезть с сочувствием. Она только вздохнула...
Я кое-как сгребла в кучку конечности и, опираясь о стол, выпрямилась, развернулась к компании:
-- Отведите меня куда-нибудь... хоть в погреб, хоть в тюрьму. Не могу здесь больше находиться. Ну положено же меня упечь, за то, что побила вашего мевретта? А?
Вот стою перед ними, вид жалкий, рука перевязана, из глаз того гляди, опять потечет, какая воительница, к лешему? Понятно теперь, почему люди не выносят элвилин. Они своей заносчивостью или жалостью кого угодно достанут.
Люб понимающе кивнул подружке и тоже счел за лучшее промолчать. Так, на всякий случай.
Глава 4.
За окнами серебристо запел рог. Продробили подковы по плитам; заржали, зафыркали кони.
-- Мевретт Сианн вернулся, -- едва не вляпавшись локтем в подсохшую кровь на подоконнике, Темулли высунулась наружу. -- А хорошенький! Представляешь? -- она оглянулась на Люба. -- Берет с петушиным пером, сапоги до подмышек и плащ, как крылья... И все коричневое, оливковое, зеленое... Мевретт на летний лес похож. Когда солнце.
-- Или на огурец... -- Люб тоже полез к окну, рыжие волосы ревниво встопорщились на загривке. -- Не, Тему, ты глянь! Палаш! Гарда витая... Вот бы клинок посмотреть еще! Позволит, а? -- просительно протянул он.
-- Брысь оба! -- Звингард оттянул детишек, так и норовящих выпасть из окна, навалился пузом на подоконник и присвистнул: -- Э-э... мевретт Алиелор следы одной барышни искал или целого полка?.. Народу-то!.. Та-ак... -- он подался дальше, едва не застревая в узком окне. -- То ли конь ногу подвернул, то ли всадник седалище стер...
Лекарь стремительно вышел.
Зато появился Сианн.
-- Мевретту Мадре доложили? Нет еще? Хорошо, я сам... -- донеслось мелодичное из-за двери.
Ну вот, еще один элвилин... Через туман слез я не сильно смогла разглядеть вошедшего, но что он молод и хорош собой -- а кто бы сомневался? Загорелый, стройный. Волосы до плеч -- густые и черные. Палаш с витой серебристой гардой висит на кожаной перевязи. И -- как орала Тему -- одет в коричневое и зеленое.
Алиелор взметнул длинным плащом, как крыльями. Изысканно поклонился, подметя пером берета изгвазданный ковер. Одарил присутствующих сверкающе зеленым, любопытным взглядом. Прищурился.
-- Мевретт Мадре, господа...
Одрин ответил коротким кивком и опустился в кресло, с которого вскочила я.
-- Ничего?
-- Ничего, мевретт. Никаких следов в лесу; на заставах никто ничего не слыхал, в деревеньках тоже. И деревья подтвердили. Да, с симураном я все уладил, заодно.
-- Но... ты же дракона обещал, -- с легкой ехидцей отозвался Одрин.
-- А где я его ночью тебе... вам достану? Ну, то есть, я хотел сказать, что у нас драконы не водятся. И симуран всего один, зато какой!
-- С песьей головой и девичьей грудью? -- подначил Мадре.
От плевка на пол красавца-племянника удержало лишь изысканное воспитание.
-- Симуранью голову можно посмотреть над камином в библиотеке, -- отозвался он обиженно и холодно. -- Насчет груди -- это у кого-то воображение разыгралось. Красавцем его не назовешь; молодой и падкий на блестящее... зато сердце доброе. И меня поднимает с легкостью.
Мадре просиял. Возможно, весть, что я явилась в Твиллег явно не конная, и, уж тем более, не в сопровождении вооруженного отряда, почему-то ему понравилась. А возможно, повинен был мифический симуран...
-- Да, симуран -- это хорошо... -- подтвердил белобрысый мою догадку. -- А что с военным лагерем? Там ее, -- он кивнул на мою мрачную физиономию, -- не помнят?
Я переступила с ноги на ногу. С симураном договорился, поди ж ты... попробуй вот со мной договорись...
-- Нет, оте... мевретт, не помнят, -- качнул головой Сианн.
Я насторожилась. Уж очень выразительно парень обмолвился... и стала поедать мевреттов глазами: вроде, похожи, а вроде -- совсем нет... Ну надо же оказаться в эпицентре элвилинских семейных тайн! Теперь точно убьют, и слава богу. Я облегченно вздохнула.
На губах Мадре мелькнула тень улыбки, и он тепло глянул на Алиелора:
-- Спасибо вам, мевретт, за отличную работу.
И тут Сианн наконец заметил меня.