-- Спасибо...
Надеюсь, у них тут не в привычках травить незваных гостей...тем более... э-э...давних... А впрочем, мне совершенно все равно...
-- Я -- человек! И не труп... -- я повозилась в кресле, стремясь устроиться поудобнее. -- И не собираюсь... или от вашего вида все девушки трупами падают на месте? Та-ак вот: вы меня не впечатлили!
И залпом хряпнула вино. Да, знаю: его полагалось смаковать, цедить мельчайшими глоточками, вслушиваясь во вкус и аромат. Это так явственно писалось у Мадре на лице, что не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться.
-- Э... ну, то, что вы человек, то бишь, давняя, что в общем-то одно и то же, -- Одрин настороженно посмотрел на меня, -- это очевидно. И вот поэтому меня мучает смутное сомнение, что именно как человеку находиться в самом центре элвилинского сопротивления вам несколько... э... нелогично. Кстати, это -- мевретт показал на бокал -- осенний мед. Сваренный лучшими медоварами Дальнолесья из стрелолиста и болотной орхидеи, собранных на заре тонкими дланями девственниц.
При слове "болотной" я едва не поперхнулась. Еще и девственницы, тьфу!
-- Не приставайте ко мне с логикой! -- буркнула я. -- Мне на нее плевать. Ясно? На прекрасном носу за...
Тут я наконец-то подумала, что веду себя неприлично: в гостях, у незнакомого чело... остроухого, тем более, мевретта... О, выучила! Я подмигнула самой себе.
-- Э-э... ну, можете мне прирастить уши...магией, если только это вас во мне смущает, -- радушно предложила я. -- А кому сопротивляетесь? Сва-адьбе? Это правильно. Жениться -- последнее дело...
Тут я иссякла. Пустота в душе дала себя знать, и я прикрыла глаза. Чтобы не видел никто, что во мне ничего нет. Но сквозь приспущенные ресницы заметила, как алеют уши мевретта. А пусть не полагает наивно, что долгая жизнь научила его разбираться в женщинах: мне найдется, чем его поразить.
Судя по виду, самооценка Мадре рухнула ниже пола, и он с несчастным видом повернулся к Любу.
-- Это что, ваш очередной розыгрыш? -- спросил он с надеждой.
Рыжеволосый мальчик растерянно замотал головой:
-- Не-а, мы её просто нашли... Сами не знаем, в чем дело...
Тут Темулли, ранее выскользнувшая за дверь, вернулась с кожаной сумкой на плече, предваряя появление мэтра Звингарда. Лекарь важно вплыл в кабинет, шелестя темно-зеленой мантией, и оглядел присутствующих. Вместе с ним в тонкое веяние лилий ворвались запахи мяты, вербены и золототысячника, а холодное великолепие покоя озарило золотое пламя крупной растрепанной головы. И телосложение Звингард имел богатырское -- рядом с ним Мадре выглядел, как недокормленный пацан-переросток: лекарь был на две головы ниже его.
-- Та-ак, мевретт. Из того, что наверещала мне эта девица, -- мэтр кивнул на Тему, -- я понял, что кому-то стало плохо. Она же притащила меня сюда. Ну, уж от кого-кого, но от вас я не ожидал обмороков... А... -- тут он заметил меня и придвинулся. -- Вот оно что. Дама. Да еще и круглоухая. Ну, все ясно.
Извлек из складок одежды небольшой флакон, откупорил его и сунул мне под нос. Вонь была резкой и терпкой. Я чихнула.
-- Хм... интересно, и что же вам ясно, господин Звингард? -- прокричали мы с Мадре дружно (только "господин Звингард" я пропустила).
Мевретт помахал ладонью возле собственного носа:
-- Слушайте, что за гадость вы сюда притащили? У меня ж потом кабинет весь провоняет этим... ароматом.
-- В таком случае, помогите мне транспортировать болящую в лазарет, -- ворчливо отозвался лекарь. Его лицо было сморщенным, как печеное яблоко, от смеющихся зеленых глаз разбегались морщинки... лицо Звингарда было более живым, чем фарфоровый прекрасный лик мевретта. Отчего-то мне стало грустно.
-- И не вздумайте! -- рявкнула я, отгоняя это ощущение. -- Я жива и здорова... почти. Что, подремать нельзя, да? Я, может, ночь не спала... или две, так сразу в лазарет, -- и громко чихнула. -- Уберите от меня эту гадость. Я не барышня, чтобы в обморок падать, ясно?!
-- Ясно, ясно, барышня, -- лекарь убрал склянку и, бесцеремонно приподняв мое лицо за подбородок, заглянул в глаза. -- Так-так... Голова болит? Кружится? Тошнит?
-- От вашего зелья у кого хошь голова закружится, -- я невинными глазами поглядела на старичка. -- И дракона вырвет.
И призналась неохотно: -- Да, болит. Но это не повод беспокоиться.
-- Где болит? Как болит? -- продолжил допрос Звингард, не обращая внимания на провокацию...
Ну и въедливый дедка в мантии. Мне и так хреново, а тут еще на вопросы отвечай.
-- У меня душа болит, а голова вторична, -- буркнула я. -- Дайте посидеть спокойно, а?.. Я понимаю, что давние у вас главные враги, и вы их изводите всеми доступными способами... Но, дедусь, милосердия, -- я сложила руки у груди и скорчила самую невинную рожицу. Тут голова напомнила о себе, и вместо умиления получилась жуткая гримаса. А если прибавить налипшую грязь...
-- Ясно, -- заключил лекарь, распахнул дверь и подозвал помощника -- любьего отпрыска, здоровенного и ярко-рыжего. -- Отнесите-ка барышню в лазарет, будьте добры. А вы, деточка, не упрямьтесь...
Помощник мотнул длинными рыжими волосами и легко поднял меня на руки.
Глава 2.
За занавеской из стеклянных бусинок что-то шипело, пыхтело, булькало и вздыхало. Вылетающий оттуда пар то затягивал выскобленное дочиста помещение, то разбегался, открывая ширму между аккуратно заправленными кроватями и полки вдоль стен, завешанные кисеей. Под потолком раскачивались мохнатые пучки лекарственных трав. Запахи крахмала и влажного белья мешались с густым духом чабреца, зверобоя и полыни.
Меня сгрузили на ближайшую кровать. Зря это они. Не только ковер пропал у этого белобрысого мевретта, не только любимое гобеленовое кресло (моя клеймора! Тронет кто -- голыми руками убью!), так теперь еще и белье льняное, крахмальное... было... Жалко... Я уже сто лет не спала на чистом. Но разве эти ушастые изверги оставят меня в покое? Мстители, чтоб их...
-- Не надо меня трогать, -- вяло сообщила я. -- Хуже будет...
Лекарь не обратил на мое сопротивление никакого внимания.
-- Так... Где Тумулли? Где ошивается эта ушастная лентяйка? Ну, тогда ты, -- он подозвал помощника и вручил тому ведро, выбрав побольше. -- Натаскай воды, сынок.
-- Дедушка... правда, не надо, -- попросила я. -- Не в первый раз, отлежусь... Или, -- героическим усилием воли я заставила себя сесть на кровати и...поняла, что не сделаю ни шагу. То есть, один сделаю, а дальше просто рухну на чисто вымытый пол. Ну почему от меня вечно всем неприятности?!
Я тупо уставилась взглядом себе в колени.
-- Ой, только не надо тут героизма, -- расправив могучие плечи, отмахнулся "дедушка". -- Героить будете на войне. А пока я вас вылечу. А для начала вам надо вымыться -- вы на себя смотрели, деточка? Вы же грязная, как лягушка. Да, и я вам не дедушка, а господин лекарь... или мэтр Звингард -- это как угодно...
И он полез на полку, гремя склянками.
-- Господин, пфэ... -- фыркнула я. -- Мэтр... между прочим, лягушки грязными не бывают! Они мокрые и гладенькие... А вы... вы бы тоже были таким, если бы в грязь плюхнулись... Вы что же, замковый ров вовсе не чистите? Мэтр... Не вылечите вы меня, хоть тресните... а вымыться... я не против... У вас масла касторового не найдется? Для моей кирасы... покоробилась... -- я горестно принялась расцеплять ремешки.
-- Все у меня есть, -- строго посмотрел на меня лекарь. -- Раздевайтесь живо и бегом в ванну.
Он кивнул на огромный чан в углу, который Тему и Люб только сегодня вымыли кипятком и который рыжий помощник наполнил водой.
-- Бегом? -- я фыркнула. Тут доспех пропадает, а ему масла жаль... Пока я разделась, прошло довольно много времени. Жак лег на пол, следом пошли сагум, рубашка, штаны, сапоги... их вот тоже стоит почистить... голова кружится... Тошнота подступила под горло, я загнала ее назад и по стеночке двинулась к чану, придерживаясь за все, за что можно было ухватиться. Интересно, это за бег сойдет?