Впрочем, времени возражать он не дал — признак того, полагаю, что мой случай его заинтересовал.
— Вас раньше гипнотизировали?
— Никогда.
— Тогда давайте устроимся поудобнее.
Даггетт высвободил меня из рамы и подвел к мягкому креслу, откинув его спинку чуть ли не до горизонтального положения.
— Как ваше самочувствие?
Надо мной нависло профессионально внимательное лицо доктора Даггетта. Рядом, выглядывая из-за его плеча, стояла Кора.
— Вроде неплохо, — отозвался я, потягиваясь.
Мне казалось, что я спал очень долго и при этом видел сны — из тех, что немедленно бледнеют и ускользают, когда пытаешься их осознать.
— Что вы помните о Багдаде? — спросил Даггетт.
У меня все еще сохранялось два набора воспоминаний — город, который я действительно видел, и уже изрядно потускневший, будто призрачный Багдад, какой я запомнил якобы с детства. И теперь за почти неосязаемой пеленой смутно ощущалась некая другая реальность, какие-то движущиеся за занавесью тени. Какие — пока я определить не мог. И сказал об этом доктору.
Он задал мне несколько простых вопросов — какой нынче год и тому подобное, — чтобы убедиться, что я более или менее ориентируюсь в происходящем (по крайней мере не хуже, чем до начала сеанса). При каждом моем ответе Даггетт кивал.
— Сколько же вы действительно живете во Флориде?
Я покачал головой.
— Не уверен… Несколько лет — точно. Что со мной происходят?
— Во-первых, — начал Даггетт и замолчал. — …В анкете вы указали, что травм головного мозга у вас не было.
Травмы… Конечно. И хотя для меня они почему-то связывались с какими-то иными обстоятельствами, очевидно, логично и неизбежно предположение, что, раз они есть, получил я их в какой-то передряге.
— Итог сканирования совершенно однозначен, Дон, — продолжал доктор Даггетт. — У вас была но меньшей мере одна серьезная травма черепа. Может, все же припомните?
Почти осязаемые видения пришли и растворились. И больше не приходили. Я снова покачал головой. Теперь уж я точно знал, что в моем прошлом что-то скрыто, — и это уже немалое достижение.
— Из того, что я видел и слышал, — продолжал доктор Даггетт, — осмелюсь сделать вывод, что былые травмы — не единственная ваша беда. И даже не самая большая. Вполне вероятно, что они вообще не играют сколько-нибудь серьезной роли в этиологии вашего состояния. Налицо признаки умышленного воздействия на вас гипнозом, возможно, в сочетании с наркотиками.
"Зачем"? — спросил я себя. Все это казалось просто диким.
Вначале я даже не поверил. Но Даггетт показал мне распечатку. Перед моим пробуждением он пропустил результаты обследования через терминал своего компьютера, соединенного с большим банком диагностических данных в Атланте.
— Видите, электронный коллега согласен со мной.
Я посмотрел на Кору. Она кусала губы и глядела на распечатку, словно на покойника.
— Что все это значит? — в конце концов выдавил я.
Перед тем как ответить, Даггетт раскурил трубку.
— Я думаю, над вами кто-то поработал, — проговорил он. — Не могу сказать, была ли умышленно нанесена травма головного мозга. Но фальшивую память вам, безусловно, имплантировали.
— Кто?
— Любой мой ответ был бы на данном этапе достаточно беспочвенным предположением.
— Так предполагайте!
Даггетт слегка пожал плечами.
— Известно, что так поступают с людьми некоторые правительства. Но потом эти люди, как правило, не ведут беззаботную и обеспеченную жизнь. — Он сделал паузу. — Судя по вашему говору, вы коренной уроженец Америки.
— Я тоже так думаю. Однако не из Верхнего Мичигана.
— Истинные воспоминания о том периоде пока не появились?
На миг, лишь на какой-то краткий миг, пока он говорил, мне почудилось, что я сумел что-то ухватить, почти уже держал в руках, — и вдруг все. Исчезло. Финиш. Истина издевательски ухмылялась мне из-за угла.
Я плотно сжал веки, свел брови, стиснул зубы.
— Черт побери!
На мое плечо легла рука Даггетта.
— Придет, придет в свое время. Не мучайтесь так.
Он отвернулся и стал чистить трубку над большой пепельницей.
— Я мог бы загипнотизировать вас глубже, — сообщил он. — Но существует опасность создания новой конструкции. Если отчаянно пытаться что-то найти, можно вызвать к жизни иную фальшивую память — для восполнения нужды. Так что на сегодня все. Приходите через три дня.
Я был не в силах ждать три дня.
— Завтра.
Даггетт отложил трубку.