25 марта 519 года в Константинополь прибыли легаты папы римского Гормизда. Император и высокие сановники вышли им навстречу аж к десятому мильному камню и проводили в город с торжественной процессией. Через несколько дней патриарх Иоанн, хотя и не слишком охотно, написал папе письмо, в котором ясно заявлял, что Рим всегда был непоколебимым стражем православия.
Тут же из табличек со списками имен, поминаемых во время литургии (так называемых диптихов), были убраны не только имена пяти предшествовавших Иоанну патриархов, но и двух императоров — Зенона и Анастасия. Это означало их символическое отлучение от церкви как еретиков-монофизитов. Лишь тогда папские легаты согласились признать свое единство с константинопольским патриархом и присутствующими епископами.
Так закончилась схизма, названная акакианской, которая продолжалась с 482 года — то есть с момента оглашения Зеноном документа, носившего название «Энотикон». Триумф Рима был полным, но только в официальной сфере, и в нем крылись причины еще более серьезных конфликтов, которым суждено было разгореться в будущем.
Впрочем, уже за пределами столицы ситуация выглядела совсем иначе. В Фессалонике местный епископ возглавил настоящее народное восстание против возвращавшихся в Рим легатов. Во время беспорядков погиб хозяин дома, в котором остановились папские посланники, а один из них был тяжело ранен. Но тут император оказался бессилен: он даже не мог низложить епископа, на стороне которого дружно выступила его паства.
В Сирии смещенные со своих должностей епископы-монофизиты укрылись в пустынных оазисах, куда к ним, как к гонимым властями, потянулись толпы верующих. А уж Египет, где оказался епископ Антиохийский Севир, был столь мощной крепостью монофизитства, что император даже и не пытался вмешиваться в церковные дела этой провинции.
В результате показное расшаркивание перед Римом лишь ухудшило внутреннюю ситуацию в империи, подбросив углей в тлевший и без того религиозный сепаратизм некоторых провинций. С течением времени властям приходилось проводить все более и более суровую религиозную политику. Во многих местностях разрушались монофизитские монастыри, монахов разгоняли, а порой даже и убивали. Не менее сурово поступали и с другими еретиками. Их духовенство заменяли на православное, паству силой обращали в «правильную» веру, а манихеев и вовсе карали смертью.
И конечно же, еще более яростно искоренялись остатки языческих культов, все еще сохранявшихся в некоторых уголках империи. Так, как раз в 520 году в Антиохии запретили проведение игр, звавшихся олимпийскими и все еще регулярно проходивших в этом городе, хотя те настоящие, которые устраивали в греческой Олимпии, не проводились уже более ста двадцати лет — с 393 года, со времен Феодосия Великого.
Какие символические даты! Уничтожение древних игр, посвященных в основном легкой атлетике, стало естественным следствием воцарения христианства с его презрением ко всему, что было связано с телом. Тело считалось грешным по своей сути, и стремление к его совершенству, любование его красотой, не говоря уже о его обнажении, для христиан было возмутительным и недопустимым. Однако при этом они вполне терпимо относились к таким зрелищам, как гонки на колесницах — ведь здесь не надо было демонстрировать тело в его нескромной наготе. Говоря современным языком, профессиональный спорт восторжествовал над спортом массовым, или, во всяком случае, хотя бы теоретически доступным всем и каждому — таким, каким как раз и является легкая атлетика.
Видимой кульминацией торжества восстановления тесных связей с Римом стал визит в столицу на берегах Босфора папы римского Иоанна I. Он прибыл в Константинополь осенью 525 года, а покинул его лишь спустя несколько месяцев — после Пасхи следующего года, которая пришлась в этот раз на 19 апреля.
Впервые в истории первосвященник Старого Рима побывал в Риме Новом! Этот факт был достойно оценен Юстином и его двором, и император открыто продемонстрировал это актом преклонения: приветствуя папу, он упал на колени — так же, как падали придворные перед ним самим.
Во время всех проходивших церемоний внимательно следили за тем, чтобы папа шел впереди константинопольского патриарха, которым был тогда Епифаний. И главное пасхальное богослужение в кафедральном соборе Святой Софии совершил именно Иоанн I — причем на латыни! Во время этих пасхальных торжеств папа возложил корону на голову Юстина. Но это была вовсе не повторная коронация, а, скорее, некий символический жест — такой же, какой обычно совершал патриарх во время различных церковных церемоний.
И несмотря на это, визит папы был лишь мнимым его триумфом, поскольку в Константинополь он приехал не по своей воле — с миссией, которой так и не смог выполнить, и впоследствии жестоко за это поплатился. Отправиться в Константинополь вынудил римского епископа король остготов Теодорих Великий.
Отношения между Теодорихом с одной стороны и Юстином и Юстинианом с другой, то есть между Равенной и Константинополем, поначалу складывались просто превосходно. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что император символически усыновил Эйтариха, который был мужем Амаласунты, дочери Теодориха, и считался его наследником, поскольку своих детей мужского пола у Теодориха не было. В 519 году Юстин и Эйтарих даже вместе были консулами.
Впоследствии, однако, по разным причинам отношения ухудшились, и одной из них были события в Африке, в государстве вандалов.
В 523 году там умер король Тразамунд, который был женат на сестре Теодориха Амалафриде. Трон после него перешел к Гильдерику — внуку Валентиниана III. Его мать Евдокия была дочерью императора: еще в 455 году ее увез в Карфаген захвативший Рим Гензерих. Поэтому Гильдерик мог тогда считаться самым законным наследником великой династии римских императоров, по крайней мере, по женской линии. По сравнению с ним Юстин и его предшественники были просто выскочками.
И что еще более важно, воспитанный в уважении к старой культуре Гильдерик (которому к моменту вступления на трон было уже под семьдесят) чувствовал себя тесно связанным с империей и считал императора Юстина символом единства всех народов и именно поэтому, как предполагают, поместил его изображение на своих монетах. Гильдерик также прекратил преследования православных христиан. И отношения между Карфагеном и Константинополем стали почти дружескими, зато с Равенной они начали становиться все более враждебными.
Причиной ухудшения отношений стала судьба королевы Амалафриды, сестры Теодориха и жены Тразамунда. После его смерти вдова, не чувствуя себя в безопасности при дворе Гильдерика, сбежала к пограничному племени варваров, но была схвачена и умерла в темнице. Теодорих был убежден в том, что его сестру убили (сейчас трудно понять, сколь справедливы были его подозрения), и виновными в этом считал и самого Гильдерика, и людей, якобы подосланных императором.
Но главной причиной нарастания взаимной враждебности между остготами и императором, видимо, все же стали разногласия в религиозной политике. Юстин издавал законы, все сильнее ущемлявшие еретиков, в том числе и ариан, учения которых придерживались остготы, и тогда Теодорих, в свою очередь, тоже начал более сурово относиться к проживавшим на его территории православным. А ведь до этого он руководствовался принципами религиозной терпимости, и в его государстве римляне и готы — «правильные» христиане и ариане — имели фактически равные права! На высших государственных должностях было немало представителей старинной римской аристократии, таких как Боэций или отец и сын Кассиодоры.
Ярчайшим образом смену отношения короля к римлянам продемонстрировало трагическое падение Боэция — он не только принадлежал к высшим сферам аристократии, но и входил в интеллектуальную элиту. Своими многочисленными трудами он как бы перебрасывал мост между латинской культурой Запада и неисчерпаемым богатством греческой мысли, которое здесь уже начинали забывать. Боэций переводил на латынь и комментировал труды Аристотеля, сам писал трактаты об обучении различным умениям и искусствам, таким как музыка и арифметика. Его работы сыграли важнейшую роль в средневековой Европе.
Но величайшую известность принесло Боэцию его во многом очень личное произведение «Утешение философией». Это диалог в стихах и прозе между автором и Философией был написан Боэцием в темнице, в ожидании смертного приговора — Боэций был брошен Теодорихом в темницу по обвинению в предательстве и казнен в 524 году.
И как раз вскоре после этого стареющий Теодорих, который становился все более подозрительным и жестоким, отправил в Константинополь папу Иоанна I в надежде на то, что тому удастся смягчить антиарианскую политику императора. Но ожидаемого результата тот не достиг — Юстин, хотя и склонился перед папой в земном поклоне, ни на какие существенные уступки не пошел. Теодорих подозревал, что эти двое тайно сговорились у него за спиной, и как только папа вернулся из Константинополя, его бросили в тюрьму, где старик и скончался.
Спустя совсем немного времени, 30 августа 526 года, смерть добралась и до Теодориха. Похоронили его в Равенне. Трон после него перешел к Аталариху, сыну уже умершего к тому моменту Эйтариха. От имени малолетнего мальчика страной фактически правила Амаласунта.
Мрачными эти двадцатые годы были и в империи. Хотя вооруженный конфликт в это время случился лишь на востоке, на границе с Персией, но это были лишь первые отзвуки надвигавшейся бури, которая в полную силу должна была разразиться при Юстиниане. А пока население куда более болезненно ощущало разбои и стычки цирковых партий, приводившие к полной анархии. В 523 году, во время тяжелой болезни поддерживавшего «Голубых» Юстиниана, префект столицы попытался прекратить творимые ими безобразия, но поплатился за это изгнанием, когда Юстиниан выздоровел.
В Антиохии «Голубых» укрощал комит Востока Ефрем, ему повезло больше — до него с наказанием не добрались. Впрочем, вскоре на город обрушилось такое несчастье, которое заставило забыть обо всем остальном.
29 мая 526 года страшное землетрясение похоронило под развалинами десятки, а может и сотни тысяч горожан. Погиб антиохийский патриарх, и на его место народ выбрал Ефрема. Он тут же организовал успешные работы по спасению людей и помощи тем, кто лишился средств к существованию, а затем и по восстановлению разрушенного города.
В эти годы случилось много природных катастроф. Землетрясение произошло еще и в Коринфе. Сирийской Эдессе огромный ущерб причинило наводнение. В Палестине из-за многолетней засухи начался страшный голод. Надо признать, что императорская администрация всегда спешила оказать помощь.
Видимо, в самом начале 527 года умерла жена Юстина, Евфимия. Самого императора, которому было уже за семьдесят, донимали болезни. Он хотел оградить государство от потрясений, в которые его способна ввергнуть борьба за трон — ведь в течение многих лет Юстин сам был и их свидетелем, и их виновником. Поэтому еще при жизни Юстин назначил себе наследника и короновал его. Конечно же, его преемником стал Юстиниан. Коронация состоялась 1 апреля 527 года — с этого момента у империи формально было два равноправных правителя. Однако такая ситуация длилось недолго.
Юстин умер спустя всего четыре месяца, 1 августа. Непосредственной причиной смерти стала открывшаяся в ноге старая рана, которая, вероятнее всего, вызвала гангрену.
После двух немолодых, простых и не слишком значимых персон на троне империи оказались куда более молодые люди, сильные личности, обладавшие яркой индивидуальностью. Это была одна из самых известных в истории (и не только в истории Византии) супружеских пар — Юстиниан и Феодора.
Iustinianus (родовое имя Flavius Petrus abbatius)
Ок. 480 г. — 15 ноября 565 г.
Правил с 1 апреля 527 г. до смерти
Это правление было не только одним из самых длинных в истории Византии, но также — а возможно, и прежде всего — одним из важнейших. Для империи и для всей Европы оно имело переломное значение. Об этом периоде нам известно больше, чем о других — все правление Юстиниана прекрасно документировано, в первую очередь благодаря прекрасному историку Прокопию, который жил, писал и работал именно в это время. Его можно считать последним великим историографом древности, но в то же время именно он открывает ряд выдающихся византийских историков, являясь для них образцом и примером того, как следует представлять историю.
О жизни Прокопия мы знаем очень мало — собственно говоря, лишь то, что он сам рассказывает о себе в своих трудах. Родился он в палестинской Кесарии, в зажиточной семье. Его родным языком был греческий, религией — христианство. Прокопий получил прекрасное образование юриста и ритора.
Еще будучи молодым человеком, он вошел в круг приближенных самого выдающегося полководца своей эпохи — Велизария — и, став членом его штаба (скорее всего, одним из секретарей), мог наблюдать за военными действиями. Сначала — на Востоке против персов, потом — в Африке против вандалов, и наконец — в Италии против готов. Закат своей жизни он провел в Константинополе, работая над своими великими трудами по новейшей истории — той, которой он сам был свидетелем. Умер Прокопий около 560 года.
В наши дни Прокопий, скорее всего, был бы журналистом и публицистом, писал бы эссе и репортажи. Его интересовали как крупные события, имевшие важнейшее военное и политическое значение, так и закулисные интриги, и даже сплетни и анекдоты. И все это он представлял хорошим доступным языком, с незаурядным писательским талантом и темпераментом.
Самый большой труд Прокопия под названием «История войн» насчитывает восемь книг, в которых последовательно представлены театры военных действий. Но кроме этого, в них содержатся отчеты о внутренних событиях, а также множество отступлений и информации о разных странах и людях, в том числе даже о славянах (в основном в предпоследней книге). В каждой строке чувствуется восхищение автора Велизарием, и его отношение к Юстиниану также весьма позитивно.
Более скромным по своим размерам, но исключительно ценным как источник информации из области искусства является труд «О постройках», который представляет собой обозрение всего, что было построено Юстинианом в разных городах и провинциях империи. Некоторые предложения в нем звучат прямо-таки панегириком столь прекрасному и щедрому правителю.
И наконец, последняя из сохранившихся работ, самая небольшая, но зато самая личная, самая яркая, написанная с истинной страстью, носит название Anekdota, что дословно можно перевести с греческого как «Неизданные произведения». Действительно, похоже на то, что в течение довольно длительного времени эта книга не распространялась. В настоящее время ее чаще всего именуют «Тайной историей», поскольку в сущности в ней изложены всяческие неприглядные тайны из жизни и политики императора и его жены Феодоры. Заодно немало досталось и покровителю Прокопия, полководцу Велизарию. Но самое главное — буквально каждая строка этого произведения так и пышет ненавистью автора к венценосной паре.
Здесь сразу следует заметить, что из всех трудов Прокопия лишь этот последний, самый скандальный, но одновременно и самый сомнительный с точки зрения достоверности, дождался полного перевода на польский язык. И этим мы обязаны Анджею Конареку. Книжка эта была издана дважды, второе ее издание вышло в 1977 году. Из остальных произведений — о войнах и строительстве — переводились лишь фрагменты.
И тут возникает проблема: как оценить достоверность изложенных Прокопием фактов? А ведь именно этот автор является основным источником сведений о своей эпохе. И с этим связана вторая проблема, еще более важная с точки зрения истории: как следует оценивать личность и правление Юстиниана? Где Прокопий был честным и объективным летописцем, а где приврал? Там, где он восхвалял императора, или же там, где представил его в самом отвратительном свете?
Можно было бы счесть, что в течение многих лет Прокопий скрывал свои истинные взгляды и мнения, а всю правду написал лишь на склоне лет в брошюрке, не предназначенной для публикации. Или что в нем действительно вдруг произошло какое-то престранное, глубочайшее изменение отношения к происходящему на прямо противоположное. Может быть, сначала он испытывал искреннюю преданность и восхищение Юстинианом, а потом не менее искренно его возненавидел и, взглянув на него совсем иным взглядом, именно такой увиденный образ решил оставить потомкам?
В конце концов, подобные метаморфозы — не такая уж редкость среди историков или писателей. Напротив, они встречаются весьма часто, в том числе и в более близкие нам времена, также и в нашей стране. Вполне возможно, что через несколько столетий, когда наш век станет лишь древней историей, кто-то другой будет так же удивляться: и почему это вдруг тот или иной автор так резко поменял свое отношение, мировоззрение, свою оценку событий и личностей? И откуда в нем вдруг взялось столько ожесточенности, ненависти и фанатизма во взгляде на людей и события, которые он до этого воспевал в своих панегириках? А потомки, как это обычно бывает, будут судить нашу историю куда спокойнее, без эмоций, по возможности объективно — так, как мы сейчас рассматриваем эпоху Юстиниана.
К счастью, в наших суждениях мы можем опираться не только на труды одного Прокопия. Есть и иные исторические труды того времени, хотя, конечно, они не столь подробны и уступают полнотой охвата. Есть и документы, прежде всего юридические, которые являются свидетельством основных направлений внутренней политики императора. Наконец, можно провести критический анализ произведений самого Прокопия, выявив в них нестыковки и недостоверности.