Мишаня не сопротивлялся, а только недоуменно смотрел на стоящих у прилавка людей, и громко причитал:
— Как это!? Что это!?
Из толпы периодически раздавались смех и возгласы: «Мочи его, Зинка!», «Так его!», «Бей гада!»
И на этом фоне, какая-то хрупкая женщина, весьма неуверенно лепетала, обращаясь к Зинке:
— Не надо его бить! Ему же больно!
А толпа не унималась: «Поддай ему!», «Поддай!»…
И тут Мишаня, собравшись с силами и выйдя из оцепенения, прокричал:
— Да, вы что, караси, охренели?!
Он схватил одной рукой Зинку за руку с занесённой над Мишаниной головой бутылкой, а другой — вырвал бутылку «пепси-колы», и с силой поставил на прилавок. От сильного удара бутылка лопнула, и уже прилично встряхнутая газированная жидкость через трещины фонтаном брызнула на толпу.
— Освежитесь, сухопутные!!! — со смехом громко сказал Мишаня.
Народ, как по команде, отпрянул от прилавка, и, ругаясь ещё сильнее, стал машинально стряхивать с себя воду. Больше всех досталось той маленькой женщине, которая пыталась заступаться за Мишаню.
— Зачем вы так!? — возмутилась она.
— Заткнись, вобла! — гаркнул Мишаня в ответ.
— Отпусти мою руку! — заверещала Зинка, пытаясь вырваться.
— А ты, акула драная, зачем меня била?!
Зинка, не отвечая на вопрос, старательно пыталась выдернуть свою руку из цепких Мишаниных пальцев.
— Куда?! — Мишаня подтянул её к себе.
Мне показалось, что драка сейчас начнётся по новой, только последствия её окажутся более плачевными.
— Пошли, — сказал я Витьку, и, продвигаясь сквозь толпу вперёд, громко и уверенно проговорил: — Граждане, пропустите!
Народ стал постепенно расступаться, а мы с Витьком пробираться вперёд.
— Что у вас тут? — спросил я, подойдя почти вплотную к прилавку, и предварительно придав лицу торжественно-невозмутимое выражение, какое бывает у сотрудников милиции, когда их мозг в поиске чего-либо, что можно положить безболезненно в карман.
Возможно, моё «перевоплощение» и привело бы к желаемому успеху. Зинка посмотрела на меня, и её лицо стало расплываться в совершенно невинной улыбке, как у продавца при неожиданном появлении ревизора. Но всё впечатление испортил Мишаня. Увидев меня, он сказал:
— О! Юра, привет!
— Виделись, — ответил я.
— Ах, Юра-а-а?! — проверещала Зинка, и принялась бить Мишаню свободной рукой, причитая: — Ещё один дружок-пьяница!!!
После таких слов оправдываться я не стал. И объяснить что-то Зинке было уже невозможно, да, собственно, и не нужно. Знал я только одно: Мишаню надо вытаскивать, а дальше сами разберёмся. Вытаскивать, но как?
Вдруг, с криком: «Всем оставаться на своих местах!», в магазин ворвалось два милиционера с резиновыми дубинками — «демократизаторами» в руках. Они ловко пробрались к прилавку. Пару раз для профилактики съездили дубинками Мишане по спине, и выволокли его из магазина.
Зинка приняла победную стойку, расправила грудь и гордо подняла голову, в ожидании давать показания представителям правоохранительных органов. Народ толпился в магазине кто, ожидая продолжения, а кто просто выполнял команду — «оставаться на своих местах». Ну, народ пока у нас такой: сказали стоять — стоит.
Милиционеры назад всё никак не возвращались, и я, слегка подтолкнув Витька, сказал:
— Пошли!
— Куда? — тупо спросил он.
— Туда! — копируя его голос и интонацию, я указал на входную дверь.
— Я это… нельзя! — он испуганно расширил глаза.
— Пошли! — я двинулся к выходу.
Витёк засеменил за мной. Мы вышли из гастронома. Солнце светило ярко, даже в первый момент слегка ослепив глаза. Я огляделся по сторонам, но нигде так и не увидел ни Мишани, ни милиции.
— О! — удивился Витёк: — Ни ментов, ни «ментовоза».
— Что? — не понял я.
— Я это… мусора уехали, — ответил Витёк.
— Да, уехали. Но что-то не так…
— Что? — перебил меня Витёк.
— Странно это. Друга твоего забрали и уехали, ничего не выяснив при этом.
— Я это… да!
Я ещё раз огляделся вокруг, но милиции так и не увидел. В глаза бросилось только одно, как, предварительно осторожно выглядывая из двери гастронома, стали расходиться люди.
— Слушай, Витёк, что делать будем?