- А вдруг, а вдруг. Нас за всю зиму не могли выучить, как же мы теперь за два месяца приготовимся?
- Тогда лучше… как ты говорил.
- Ну, да, лучше. Я все узнал. Билет до Москвы двадцать три пятьдесят. Как приедем, - туда прямо. Там общежитие, каждому кровать и шкафчик отдельный. Учиться три года, хоть на слесаря, хоть на токаря. Спросят документы - скажем, были беспризорники.
- Ага. Это ты ловко придумал. Они любят, когда плохие делаются хорошими.
- Ну, да. Главное, в Москве народу видимо-невидимо. И все чужие, никто нас никогда не видал. Значит, мы будем, как все, даже лучше, может.
- Только там, брат, надо стараться. Там, наверно, строго.
- А ты думал, как тут? Зато кончим - будем мастерами. Купим белые шляпы и приедем сюда.
Они смеялись и придумывали подробности своего будущего торжества. В это время на стройке что-то случилось. Несколько рабочих столпилось внизу, перед лесами. Они шумели и на что-то указывали пальцами. Ребята подумали, что там кто-нибудь разбился, и побежали смотреть. Но люди показывали не вниз, а вверх, где ничего, кроме лесов, не было. Саня шмыгнул в толпу, начал расспрашивать:
- Что это? На что вы смотрите? Да где? А-а, вижу, вижу.
Но он ничего не видел. Там, куда ему показывали рукой, был обыкновенный угол между отвесной балкой и широкой поперечной доской. Только этот угол был почему-то темнее других - в него будто плеснули ковшом дегтя. А люди кругом говорили о каком-то счастье и спорили, кому оно достанется, - всей бригаде или бородатому плотнику Тимофею Иванычу.
Сане почудилось, будто темный угол весь шевелится. От него отлетали черные искорки. Поносившись в воздухе, они садились на то же самое место. Наконец, один рабочий объяснил: там уселся пчелиный рой; первый его заметил Тимофей Иваныч; рой был большой, фунтов на восемь, за него сейчас пятьдесят рублей могут дать.
- Да дело не в этом, - сказал рабочий. - Пчела счастье приносит. Уж если она кого выбрала, ему во всем будет удача.
Прибежал меднолицый прораб, с курчавыми светлыми волосами, без шапки:
- Эй, товарищи, вы что же это? Работа еще не кончена.
- Дмитрий Николаич, рой сел, вон на лесах.
- Давайте, давайте, некогда тут с роями возиться.
Рабочие разошлись по своим местам. В деревянных клетках зашоркали рубанки, застучали топоры, Тимаев с Саней отошли в сторонку и сели на траве. Про дом они совсем забыли. Саня с завистью и раздражением пристал к Тимаеву:
- Ну, вот скажи, разве это правильно? Всем везет, а нам хоть бы раз в жизни! Взял бы да сел у нас на дворе. Или у вас. Не все равно ему было? Чем мы хуже этого Тимофея Иваныча? Пятьдесят рублей как раз нам на дорогу, еще осталось бы.
Вдруг Тимофей Иваныч на лесах вскрикнул, схватился за шею и с удивительным проворством побежал вниз. Внизу он долго тер себе шею и ворчал:
- Как огнем прожгла насквозь. Ух, да и вредная тварь!
Немного погодя с лесов скатился другой плотник. Он хватался сразу за два места и еще набегу закричал Тимофею Иванычу:
- Ты что думаешь, пчельник разводить тут? Твои, - так забирай их и уходи с ними подальше, будь они трижды неладны!
- Как я их, руками в карман покладу? - оправдывался Тимофей Иваныч. - Это надо умелого человека да инструмент подходящий. Без инструмента тут тоже ничего не сделаешь.
Внизу опять скопилось человек десять: одних покусали пчелы, другие сбежали заранее. На темный угол упал луч солнца - он весь заблестел, как черное масло, и еще больше зашевелился. Отдельные пчелки носились вдоль лесов, пугая рабочих. Тимофей Иваныч теперь уже сам отрекался от своего счастья:
- Какие они мои? Прилетели и сели. Что я их звал сюда? Возьмите себе их.
Стали думать, как отделаться от пчел. Прораб советовал принести из больницы ведро кипятку и ошпарить их. От этого плана быстро отказались: еще промахнешься, не ошпаришь всех сразу, остальные разлетятся и заедят до смерти. Тимофей Иваныч предложил зажечь что-нибудь вонючее и выкурить их дымом. Но это было опасно: в такую сушь нельзя шутить огнем на стройке. Да и кто знает? То ли они улетят, то ли разбушуются еще хуже? В конце концов решили ехать за четыре версты на пчельник и звать дедушку; по крайней мере, хоть завтра можно будет работать.
Как раз в это время один из сидевших в стороне ребят молча встал и неуклюжей походкой, вперевалочку, подошел к прорабу.
- Т-тогда лучше отдайте нам их, - сказал он.
- Кого, пчел? А как вы их возьмете?
- Мы умеем.
- Ради бога, возьмите. Я даже заплатить вам готов. Только это надо скорей сделать.
- Сейчас мы придем.
Саня бежал за Тимаевым и сначала недоверчиво посмеивался, потом всерьез забеспокоился, как же они все-таки возьмут рой? Тимаев молчал: он всегда был неразговорчив. Только у самого двора он сказал:
- Ты чего? Я и правда умею. Думаешь, я не видал, как дедушка на пчельнике работает?
У ворот их встретила сестренка Тимаева. Качая головой и хлопая себя руками, как мать, она принялась стыдить брата, потом объявила: недавно приходил отец, все узнал, и теперь, наверно, Тимаева выгонят из дому.
- Дура ты, - задумчиво сказал Тимаев. - Не знала, что сказать ему. Сказала бы, из школы за мной прислали.
- Да, думаешь, он поверил бы?
- Это же правда. Они там пчел завели, а обращаться с ними никто не умеет. Мы целый день возились там и сейчас пойдем. Давай скорей маленький мешок, он в кладовой. И ножницы.
Сестренка не знала, верить ей или нет. Мешок с ножницами она все-таки принесла. Тимаев разошелся и скомандовал ей принести иголку с нитками. Сам он притащил откуда-то старое сито, вырвал заржавленную сетку, примерил ее по мешку. Она оказалась великоватой, и он обрезал ее.
- Пока я буду вшивать, ты разыщи папанькины рукавицы. Еще сапоги и пиджак мой принеси.
Повелительный голос действовал не только на сестренку, даже Саня слушался его беспрекословно. Когда Тимаев отрезал дно мешка и вместо него начал крупными стежками через край вшивать сетку, Саня поддерживал ему шитье с таким почтением на лице, как будто'перед ним был знаменитый хирург, делающий опасную операцию.
- Тяни сильней! - говорил Тимаев, и Саня тянул. - Посади немного, видишь, мешок широк, - и Саня посаживал. - Катя, принеси шпагату немного. Да, еще веник намочи! - Сестренка тащила шпагат, мочила веник. - Саня, завяжи мне рукавицы потуже. Да не так, поверх рукавов! Так. Готово!
Они захватили пустое ведро и веник,» с которого капала вода. По дороге они встретили человек восемь школьников, возвращавшихся с купанья. Вид Тимаева в сапогах и ватном пиджаке в такой жаркий вечер, с рукавицами, туго завязанными поверх рукавов, ошеломил их. Они спросили: куда? - и получили короткий ответ: никуда.
Возле стройки собралась уже толпа. Тут были и школьники и взрослые. Они стояли на почтительном расстоянии и вглядывались в темный угол. Когда кто-нибудь подходил ближе, ему кричали: