Передела с украинского
Елена Благинина
Дорогие наши братья и сестры, ребята Западной Украины и Западной Белоруссии!
Поздравляем вас и радуемся вместе с вами. Теперь вы такие же свободные и счастливые юные граждане социалистического государства рабочих и крестьян, как и мы. Кончились для ваших отцов и матерей годы тяжелой бесправной жизни, кончились и для вас годы унижений, голода и нищеты. Советская власть построит для вас такие же школы и дворцы, какие есть у нас, такие же парки и стадионы, как у нас. И наш лозунг: «Учиться так, чтобы Сталин сказал: отлично, ребята», - станет вашим лозунгом, и наш клич: «К борьбе за дело Ленина - Сталина будь готов!» - станет вашим кличем.
С радостью обнимаем мы вас и принимаем в нашу дружную, веселую семью советских ребят. Шагайте вместе с нами, под красным знаменем за большевистской партией, за ленинским комсомолом, за нашим отцом и учителем товарищем Сталиным!
Рис. Б. Винокуроаа
Рассказ Б. Шатилова
Рассказ этот я случайно подслушал ночью в вагоне по дороге из Москвы в Ленинград. Начала рассказа я, к сожалению, не слышал, потому что еще в Москве до отхода поезда лег на верхнюю полку и сразу же крепко заснул. Проснулся я уже сроли ночи; в вагоне полумрак, тишина. Народ уже не хлопает дверями, не мотается взад-вперед по освещенному коридору, утихомирился, поснул весь. Только колеса стучат да кто-то в темноте подо мной курит и рассказывает тихим, задушевным голосом.
Я люблю эти ночные задушевные разговоры в вагоне и прислушался.
- Это в Казани, что ли, было?
- В Казани, в Казани… В девятьсот третьем году. Мне тогда лет тринадцать было. Вот раз в воскресенье пошел я на толкучий рынок, так, от нечего делать, пошляться. Иду. И знаете - как на толкучем - тесным-тесно. Толпа тысячная, шумит, шевелится. Кто штаны да тряпки какие-то на руке развесил, кто сапогами, юбкой рваной трясет, кто гармонь
пробует, тут же тебе и шарманщик с попугаем «счастье» по пятаку продает, и цыганки-гадалки в пестрых шалях шныряют. Все это мне интересно. А у забора старики, старухи сидят на сундучках, на корзиночках, а перед ними всякий хлам навален: старые зонты, беззубые вилки, ножи, винты, гайки, замки без ключей - ну ржа всякая! Чохом за все и рублевку-то жалко отдать. А сидят, торгуют.
Смотрю: какой-то парень черноволосый, плотный, в форменной ученической тужурке и фуражке промышленного училища гремит, роется в этом хламе. Возьмет железку и серьезно так, внимательно рассматривает. Возле него две бабы и почтенный старичок в пальто и шляпе с любопытством смотрят, что он там рассматривает. Ну, конечно, и я свой нос воткнул.
У нас ведь так: разложи, что хочешь, - народ мимо пройдет и не глянет, а как остановился один - тут уж и другие стадом. Хоть это и ни к чему им вовсе, ну а все-таки любопытно знать: какая польза может быть человеку от такого хлама? А ну как дельное что, да нам невдомек?
Парень этот перебирает железки, что-то в уме прикидывает, а мы стоим, на него глаза пялим. Старичок - в шляпе-то, наконец, не выдержал, спрашивает:
- Простите, молодой Человек… Я вот смотрю на вас, и мне любопытно знать: зачем это вам? Ну, вот эта штука, например?
Старичок улыбнулся. И парень этот тоже посмотрел на него и улыбнулся. И (улыбка детская, светлая, сразу видно: хороший парень.
- А эта штука, - говорит, - от электромотора. И тут очень интересно рыться.
- Да что ж тут интересного? - это опять старичок-то.
- Ну, а как же? - говорит". - Возьмешь такую вот вещь в руки - и сразу же мысль начинает работать: что это такое? Почему и для чего она так сделана? Ведь эти железки и гайки сделаны не с бухты-барахты, а по законам механики. В них мысль человеческая. А кроме того все это вот зря валяется, без всякого смысла, как мертвые части какого-то тела. А если соединить их с толком, получится механизм, машина, все это оживет и может принести большую пользу человеку.
- А-а, вот вы как рассуждаете, - сказал старичок и уже с таким уважением к парню-то этому.
А парень вдруг вроде как застеснялся. Сел на корточки и стал ворошить железки. Старичок отошел. А я все стою. Парень спросил у продавца:
- Есть у тебя еще такие? - и показал ему какую-то железку.
- Какие?… Эти-то? Есть, только дома.
- Слушай, - говорит, - я тебя очень прошу: принеси их в следующее воскресенье. Я их все возьму.
Расплатился за какие-то винты да железки и ушел.
Я еще потолкался немного на рынке и домой пошел. Иду, и не выходит у меня из головы этот парень. Очень он мне понравился, и, чтоб так кто про железки говорил, я никогда еще не слышал.
Ну, хорошо. Прихожу домой. У меня брат был, старше меня лет на пять, тоже в промышленном училище учился. Я стал у него допытываться: не знает ли он, что это за парень, какого я сейчас на толкучем видел? Он подумал, подумал.
- Нет, - говорит, - не знаю. Мало ли у нас всякого народа учится.
А через год, весной, пошли мы раз с братом в баню. Вечером это дело было, в субботу. Вымылись, выпарились, идем с узелками подмышкой домой по Мало-Федоровской улице. Проходим мимо какого-то кривого домишки. Как раз перед ним у крыльца фонарь горит, крыльцо скособочилось, над крыльцом вывеска «Меблированные комнаты».
- Стой, - брат говорит, - зайдем сюда, тут наши ребята живут.
Ну, что же, я с удовольствием, конечно. Входим на крыльцо, потом в коридор - узкий, длинный, как гроб. И тьма в коридоре-то. Одна жестяная керосиновая лампочка висит на стене и тускло так светит. И кто-то песню поет хорошим, звонким голосом.
Брат ведет меня по коридору как раз к той самой двери, из-за какой песня несется. Открыл он дверь, вот я и вижу: в небольшой комнатенке, у стола, с рейсфедером в руке стоит тот самый парень, какого я на толкучем видел. На столе перед ним чертежная доска с чертежом, готовальня, линейки и бутылочка с тушью, на стопке книг керосиновая лампа горит. Поближе к двери, у стен, две жидкие железные кровати, а у самой двери на гвоздиках полотенце, пальтишко и фуражка. Вот и все. Обстановка, можно сказать, самая студенческая, нищенская.
Вошли мы. А брат мой шутник был, захлопал в ладоши:
- Браво! Бис! - и мне кричит: - Хлопай, Пашка! Ты знаешь, это кто? Это великий механик и знаменитый певец Сергей Костриков!
Ну, тот смеется, конечно, здоровается с нами, руку крепко жмет, как тисками, и говорит:
- А это брат твой? Сразу видно.
А мы, и правда, с братом были, как две капли воды.
- А Владислав где? - спрашивает брат.
Владислав этот, по фамилии Спасский, учился и жил вместе с Костриковым в этой самой комнатенке. Не успел он сказать, как в коридоре хлопнула дверь, послышались громкие голоса и в комнату ввалилось человек пять «промышленников» и Владислав с ними. Все здоровые, веселые ребята, кое-кто уж с усами. Вошли они, и в комнате сразу стало так тесно! Я уж в сторонку скорее, сел на кровать, гляжу, что дальше будет.
- Сережка, - кричат, - убирай свою хурду-мурду! Сейчас чай пить будем.
И сразу со стола все свалили в угол на пол, одну лампу оставили, стол придвинули к кроватям и начали вытряхивать из карманов колбасу, булки, сахар. Сережка с Владиславом притащили из кухни самовар, стаканы, все сели вокруг стола на кровати, и началась пирушка, разговоры да хохот.
Костриков сидел рядом со мной и все меня потчевал. Обнимет за плечи и подталкивает:
- А ты ешь, ешь, не стесняйся!