Держа голову склоненной, веки полуопущенными и все равно бросая выразительные взгляды по сторонам, Жаккетта ушла.
Теперь она каждую ночь неслышно выбиралась на лестницу и, сидя на ступеньке, принималась есть, стараясь громко при этом не чавкать.
Помимо прочих важных качеств, легкая сутулость настоящей дамы у Жаккетты, конечно, отсутствовала. Напрочь!
Жаккетта голая стояла в центре зала, и ее твердые, словно яблоки, упругие крестьянские груди вызывающе торчали вперед. Они идеалу дамы, как нетрудно понять, тоже не соответствовали…
Тоненькая Жанна в одной просвечивающей рубашке стояла рядом с Жаккеттой и отличалась от нее, как небо от земли.
– Госпожа Беатриса, я не могу! – со слезами говорила она баронессе. – Ну посмотрите на ее вымя! Где ж такое видано? Я ее уже который день кормлю по чуть-чуть, а она все такая же толстая! Повернись задом, корова! Видите?
– Да-а-а! – заревела в три ручья Жаккетта, съевшая за неделю месячный запас еды. – Это я с голоду пухну! Уже ноги не носят! Скоро совсем помру, и закопаете меня здесь, в чужой земле! Я стараюсь-стараюсь, а вам все не так! А мое дело – волосы укладывать, а не знатных дам изображать! И вовсе я не толстая! Вот когда у госпожи Фатимы жила, была толстая и все были довольны, никто слова худого поперек не говорил!
– Да оставь ты ее в покое! – вдруг дала неожиданный совет баронесса.
– Как оставь? – возмутилась Жанна. – Ее же нельзя людям показать!
– Вот так и оставь! – твердо сказала баронесса, осмотрев Жаккетту со всех сторон. – Все равно этих мужчин не поймешь! Будет какой-нибудь кавалер нежно смотреть тебе в глаза и сочинять сонеты о тонкой талии и легкой походке – не задумываясь скажешь, что его идеал – неземная фея. Дамы, наслушавшись его виршей, начинают голодом себя морить, лишь бы понравиться красавцу, а потом выясняется, что он в это время какой – нибудь кухарке, которая в дверь только боком входит, троих детей уже сделал. Так что пусть твоя Нарджис такой и остается. Шейху она нравилась?
– Нравилась… – мрачно сказала Жанна.
– Значит, и здешним понравится. Мужчины везде одинаковы.
Жанна с сомнением посмотрела на баронессу, недоверчиво осмотрела Жаккетту и вздохнула.
– Одевайся, корова, толстозадая! Буду учить тебя хорошим манерам. Запомни: настоящая дама никогда не ругается, а выражается изящно и приятно! Поняла?
Жанна была знатной дамой с рождения, а поскольку талант учить других у нее блистательно отсутствовал, то она и представить не могла всех сложностей, с которыми столкнулась Жаккетта. И только злилась, когда та робко пыталась что-то узнать. Поэтому Жаккетта решила самостоятельно выяснить, что же такое знатная дама и как ее правильно изображать.
Она хорошенько подумала, вспомнила всех знатных дам, каких знала, и составила для себя «Кодекс Знатной Дамы»:
Знатная дама всегда туго зашнурована, поэтому дышать глубоко не может, значит, и обмороки – дело обычное.
Знатная дама ругается только дома, в обществе ей этого делать нельзя.
Ходит знатная дама мелкими шажками, смотрит на кончики своих пальцев, которыми поддерживает подол. Голову при этом нужно склонять чуть набок и глаза на собеседника поднимать с таким усилием, словно ресницы у тебя из чугуна.
Знатная дама при людях пользуется вилкой, пальцем вылавливать мясо из соуса ей нельзя – вот жалость!
Когда всем весело, знатная дама не имеет права засмеяться по-человечески. Она может лишь кисло улыбаться, бедняга.
Поколотить врага знатная дама тоже не может. Особенно на людях. Надо травить ядом.
Знатной даме с другими знатными дамами надо держать ухо востро: раз ругаться нельзя, надо еще сто раз подумать, что тебе сказали – похвалили или оскорбили.
Опять же из-за того, что словами все обозначать запрещено, кавалер знатную даму в постель укладывает с помощью различных ухищрений. И пока он про турнир любви да про охоту на куропаток не упомянет, лучше не соглашаться. И пусть сначала все свои чувства и мысли в письменном виде изложит, желательно в стихах. Под окном страдать ему тоже полагается. Это приятно, значит, есть в положении знатной дамы кое-какие преимущества.
Знатная дама просто обязана иметь злого, ревнивого супруга и пылкого, верного любовника. Любить собственного мужа крайне неприлично. В особом случае можно, но никому чужому про такой грех говорить нельзя. Да-а, немного жаль такого бедолагу, но поскольку каждый пылкий и верный любовник одной дамы является в то же время злым и ревнивым супругом другой, то все в порядке.
Знатная дама может не помнить точного количества свои детей – все равно найдется, кому подсчитать. Главное – помнить, каким кормилицам они отданы.
Знатная дама не должна оставлять без работы своего духовника, а значит, грехов должно быть много, ничего не попишешь.
Знатная дама должна назубок помнить своих родственников, настоящих и придуманных, и тыкать ими всем в глаза по поводу и без повода.
А не зная таких тонкостей, в знатные дамы и соваться нечего – сразу разоблачат!
Но даже вооруженная собственноручно составленным «Кодексом Знатной Дамы», Жаккетта отчаянно боялась. Ведь госпожа Фатима любовно и тщательно делала из нее настоящую восточную женщину, способную соперничать с любой гаремной красавицей.
А Жанна и не собиралась превращать ее в настоящую знатную даму, она просто на скорую руку придавала камеристке вид особы относительно благородных кровей.
Жаккетта поняла это так, что хозяйка больше рассчитывает запудрить господам мозги, плетя всякие небылицы о загадочной Нарджис, чем полагается на ее, Жаккетты, таланты.
Жаккетта и боялась, и злилась: в случае чего госпожа-то отопрется, ей не привыкать. Только для чего ей все это надо, интересно знать? Не к добру, ой не к добру затеяла этот маскарад госпожа Жанна.
Веселее от таких мыслей Жаккетте не стало, и она впала в совершенно траурное настроение. Особенно когда узнала, что первый выход в роли Нарджис предстоит сделать сегодня вечером.
– Ну вот, сегодня у тебя наконец-то нормальное выражение лица, – заметила Жанна, глядя на перекошенную от страха физиономию камеристки.
У Жаккетты даже кивнуть в ответ сил не было. Трясущимися руками она натянула новое платье, сделала себе прическу, накинула свое белое покрывало.
Обихаживать дам пришлось служанке госпожи Беатрисы. Жанна хотела, чтобы она одела и причесала и Жаккетту, но та с ужасом отказалась, не представляя, как чужой человек будет хлопотать вокруг нее.
«Началось…» – с ужасом думала Жаккетта.
Карета доставила трех дам к небольшому трехэтажному особнячку на улице Джулия. Окна его были озарены теплым светом, звуки музыки были слышны издалека.
Мадам Беатриса и Жанна, подпирая Жаккетту с двух сторон, словно конвоиры узника, ввели ее в дом, где никто ведать не ведал о существовании камеристки графини де Монпеза, но скоро все должны были узнать о загадочной красавице Востока Нарджис…
Будь воля Жаккетты, она так бы и простояла все время у входа. Но Жанна с баронессой настойчиво увлекали ее вперед. Жаккетта переставляла негнущиеся ноги и тоскливо думала, как же хорошо жилось ей раньше. Если бы она попала на этот вечер в прежнем качестве – как прислуга, вот тогда бы она не растерялась!
Глаза мадам Беатрисы весело искрились. Ей было любопытно, произойдет сегодня скандал или нет. И как справится служанка с новой ролью.
Жанна была надменно спокойна и равнодушна. Казалось, она вообще в этой компании случайно.
Через несколько мгновений Жаккетта немного освоилась, Никто не тыкал в ее сторону пальцем и не кричал: «Да это же камеристка!» Хотя глазели со всех сторон. Жаккетта уверяла себя, что смотрят все на госпожу Жанну, а на нее и смотреть незачем, кому нужно… Баронесса улыбалась и раскланивалась направо и налево и при этом умудрялась тихонько говорить: