– Выберем ресторанчик попроще, – сказал Гай.
Мы затормозили около двух ресторанных вывесок. Наша машина остановилась на противоположной стороне улицы. Я купил газеты. Оба ресторана были рядом. Женщина, стоявшая у входа одного из них, улыбнулась нам. Мы пересекли улицу и вошли.
Внутри было темно. В глубине комнаты за столом сидели три девушки и старуха. Прямо против нас за другим столиком сидел матрос. Он ничего не ел и не пил. Еще дальше – молодой человек в синем костюме писал за столом. Волосы его были напомажены и блестели; он был хорошо одет и имел франтоватый вид.
Свет проникал через входную дверь и окно, где на витрине были выставлены фрукты, овощи, ветчина. Одна из девушек подошла к нам принять заказ, другая стояла в дверях. Мы заметили, что платье ее было надето на голое тело. Девушка, принимавшая заказ, обняла Гая за шею, пока мы рассматривали меню. Девушек было три, и они по очереди выходили и стояли в дверях. Старуха, сидевшая в глубине комнаты за столом, пошепталась с ними, и они снова уселись вместе с ней.
В комнате была только одна дверь, которая вела в кухню. На ней висела занавеска. Девушка, принявшая заказ, принесла из кухни спагетти. Она поставила перед нами блюдо, подала бутылку красного вина и подсела к столику.
– Ну вот, – сказал Гай, – ты искал местечка попроще.
– Да, здесь как будто совсем не просто. Скорее – наоборот.
– Что вы говорите? – спросила девушка. – Вы немцы?
– Южные немцы, – ответил я. – Южные немцы, приветливый, хороший народ.
– Не понимаю, – сказала девушка.
– Как здесь принято? – спросил Гай. – Обязательно, чтобы она меня обнимала за шею?
– Конечно, – ответил я. – Муссолини уничтожил публичные дома. Это ресторан.
На девушке было надето гладкое платье. Она облокотилась на стол, скрестила руки на груди и улыбнулась. С одной стороны лица улыбка у нее была привлекательнее, чем с другой, и она все время поворачивала эту сторону к нам. Очарование этой стороны подчеркивалось еще тем, что с другой нос ее был вдавлен, точно он был из теплого воска. Но, в сущности, ее нос не был похож на теплый воск. Он был очень холодный и твердый, только сбоку немного вдавлен.
– Я вам нравлюсь? – спросила она Гая.
– Он обожает вас, – сказал я. – Только он не говорит по-итальянски.
– Ich spreche deutsch [я говорю по-немецки (нем.)], – сказала она и погладила Гая по волосам.
– Гай, поговори с леди на твоем родном языке.
– Откуда вы приехали? – спросила девушка.
– Из Потсдама.
– И побудете здесь?
– В этой чудесной Специи? – спросил я.
– Скажи ей, что мы собираемся уезжать. Скажи, что мы очень больны и у нас нет денег, – сказал Гай.
– Мой друг – закоренелый женоненавистник. Он настоящий немец и ненавидит женщин.
– Скажите, что я люблю его.
Я сказал.
– Перестань болтать вздор, и давай лучше удерем, – продолжал Гай.
Девушка обняла его другой рукой.
– Скажите ему, что он мой.
Я сказал.
– Уйдем мы отсюда когда-нибудь или нет?
– Отчего вы ссоритесь? – сказала девушка. – Вы не любите друг друга?
– Мы немцы, – ответил я с гордостью. – Настоящие немцы с юга.
– Скажите ему, что он красивый малый, – сказала девушка.
Гаю тридцать восемь лет, и он слегка гордится тем, что во Франции его принимают за путешествующего коммивояжера.
– Ты красивый малый, – сказал я.
– Кто это говорит? – спросил Гай. – Ты или она?
– Конечно, она. Я всего-навсего переводчик. Ведь только потому ты и взял меня с собой.
– Хорошо, что это она, – сказал Гай. – А не то пришлось бы нам тут расстаться.
– Ну что же. Специя – приятное местечко.
– Специя? – спросила девушка. – Вы говорите о Специи?
– Приятное местечко, – сказал я.
– Это моя родина. Специя – мой родной город, а Италия – моя родина.
– Она говорит, что Италия – ее родина.
– Оно и видно, что это ее родина.