Я проследила за ее взглядом, увидала Стрелу. Он шел с перебинтованной шеей и тремя прилипшими намертво адептками. Они буквально льнули к нему, преданно заглядывая в глаза и выразительно — на грудь. И не только заглядывая, но и активно прикасаясь к оной.
— Какой же этот рыжий гад… страшный бабник! — сказала, словно сплюнула, Алекс.
— Почему страшный, вполне себе симпатичный, — поддела я.
— Раз симпатичный, забирай себе, — отрезала Алекс.
— Спасибо, он не в моем вкусе.
— Если дело только в острых ушах, то могу их рыжему подкорнать! — кровожадно прошипела она.
Да уж. Человеколюбием Алекс сегодня можно было убивать. Но не успела я ничего сказать, как подруга выпалила:
— Демоны, он меня увидел. Так, Нари, меня здесь не было.
И Алекс исчезла. Когда Стрела наконец отвязался от поклонниц и добрался до меня, я развела руками и произнесла:
— Алекс просила передать, что ее здесь не было. И даже не планировалось.
Думала, Стрела разозлится, а он — рассмеялся. Вот и пойми этих парней.
До дома я дошагала довольно быстро и, уязвленная словами Мейнхафа, засела за учебу.
Уже вечером в сумерках донесся странный звук из окна. Я насторожилась, на цыпочках подошла к подоконнику и, осторожно выглянув на улицу, потрясенно застыла.
ГЛАВА 10
Поломанный куст роз, в который я вчера выкинула обломки иголки, пел. Пел! И репертуар этого цветочного безобразия состоял исключительно из баллад о неземных чувствах. А с учетом того, что счастливо закончившаяся любовь у менестрелей была не в чести, то в конце каждой баллады кто-то из влюбленных умирал. Или оба. От неразделенных чувств, от коварства соперника, от козней врагов… Ну или хотя бы от гангрены.
Завывали розы столь пронзительно-заунывно, что я лично захотела отыскать в чулане лопату, чтобы закопать эту пакость. Но потом подумала, что некромант гораздо эффективнее и прогрессивнее примитивного ручного труда.
Тай с такой постановкой вопроса была не согласна, но, как говорится, против демократии не попрешь. А за упокоение розового куста высказались все домочадцы единогласно, исключая юную некромантку. Она-то как раз ворчала, что демократия — это гадость и архаизм и незачем ее внедрять в прогрессивную монархическую форму правления.
Впрочем, ворчала-ворчала, а заклинание упокоения прочла. И вроде бы куст даже сдох. Как выяснилось — до утра. А с первыми лучами солнца весь квартал услышал похоронный марш. Громкий и проникновенный. Розовый куст воскрес и мстил.
Утром за завтраком собралась вся семья. И даже Вир, вернувшийся накануне в семь вечера (задержался на занятиях по единому имперскому), присутствовал. Лица всех были под стать мелодии за окном. Даже каша в тарелках была какой-то мрачной, а не просто гречневой.
— Есть идеи? — вопросил дядя Моррис, когда домочадцы расправились с едой.
— Как тот, кто не понаслышке знает не только о жизни, но и о смерти, — печально и протяжно начал фамильный призрак Йоко, — могу сказать, что с тем, кого нельзя убить, нужно договариваться.
— С цветком? — изумился Генри. — У него мозгов-то нет.
— Зато неплохой музыкальный слух, — тут же возразил Чейз.
Повисла пауза. Выразительная. Цветы за окном взяли особенно высокую ноту.
— Может быть, подождем до вечера? — предложила я, подозревая, что Алекс покупала булавку у какого-нибудь адепта-старшекурсника, намудрившего с заклинанием, и остаточный эффект чар скоро развеется. Хотя… По идее, после того как я сломала булавку-амулет, закончиться должно было все и сразу.
— Хорошо, — с неохотой согласился дядя.
Мы разбежались кто куда. После занятий Вир остался в университете, а у меня был перерыв, во время которого я съездила к аптекарю. В четыре мы с альвом договорились встретиться. Остроухий, памятуя о моей версии приворота, якобы сделанного на науку экономику, настоял, что поможет мне разобраться с непонятными вопросами.
С точки зрения альва в том был резон: он еще год назад сдал экзамен по этой дисциплине в своем университете. В связи с чем был освобожден от занятий наукой, которую как вторую религию чтили цверги.
Когда я вбежала в холл, Вир уже стоял там.
— Куда пойдем? В библиотеку? — оптимистично уточнила я, оглядываясь.
— Думаю, лучше найти пустую аудиторию. Все же в читальном зале не поощряются разговоры. — Альв сказал это серьезно. Вот только в глазах его что-то на миг блеснуло.
Я насторожилась. Но вроде бы ничто не предвещало беды.
Спустя четверть часа, когда мы расположились в одной из аудиторий за партой, я услышала проникновенный вопрос:
— Ну, с чего начнем? — И, видя мое удивленное лицо, Вир добавил: — С какой темы?
— Может быть, с коммерческого предложения? А то скоро контрольная.
— Хорошо… — протянул альв. — Какие виды предложения услуг ты знаешь?
— Э… — Я изобразила усиленную работу мысли. — Прямое предложение, рекламу, тендер… Все! — Я пожала плечами и развела руками.
— Так, понятно, — вздохнул Вир, осознав, что репетиторский хлеб в моем случае будет даваться ему не просто тяжело, а мученическим, буквально рабским трудом. — А чем они хотя бы отличаются? Эти три вида.
— Ну…
Я попыталась озвучить, прикрываясь терминологией, как щитом. На самом деле я знала определения. Но экономика — не алхимия, которой я могла заниматься сутками напролет. Посему наука о доходах и расходах вызывала у меня скуку.
— Так, давай я объясню тебе на примерах. Ты узнала, что у твоей подруги Алекс есть навязчивый поклонник. Ты приходишь к ней и предлагаешь отличный яд, который быстро и эффективно избавит ее от надоеды. Это прямое предложение.
Я кивнула, хотя трактовка была оригинальной. А Вир продолжил:
— Ты узнала, что у Алекс есть навязчивый поклонник. Ты отправляешь к ней третью подругу, которая за чашкой чая нахваливает ей замечательный яд твоего производства, который отлично травит крыс, чистит ботинки и устраняет надоедливых ухажеров. Это реклама.
Я улыбнулась в кулак. Да, так экономику мне еще не преподавали.
— Ты узнала, что у Алекс появился навязчивый поклонник. Спустя пару часов к тебе на кристалл приходит вызов от самой Алекс, и она говорит примерно следующее: «Я знаю, что у тебя есть замечательные яды. Мне нужны они все!» Это уже узнаваемая торговая марка.
Я все же не выдержала и рассмеялась. Но что самое удивительное — мне действительно понравилось так заниматься экономикой. Теперь я не просто знала различия между тендером (это когда к Алекс заваливаются алхимики всем кагалом и каждый озвучивает цену за свои зелья и сроки их изготовления) и распродажей (когда, перебрав в кабаке рома, роняешь голову, а проспавшись, понимаешь, что из живых в заведении осталась ты одна)… Вир объяснял долго и вдохновенно. Часы пробили уже семь, когда он произнес:
— Осталось последнее определение.
— Какое? — удивилась я.
Казалось, мы разобрали все, даже то, что специалисты по теории имперской экономики не изучают.
— Дегустации.
— Я предложу Алекс попробовать мой яд? — Я хитро приподняла бровь.
— Угу, — согласился Вир. — А если товар непродовольственный, то…
Он резко наклонился ко мне, и его губы коснулись моих. Невесомо, осторожно, лаская. Этот мимолетный поцелуй-прикосновение заставил меня вспыхнуть. А тот, кто подарил мне искру, тут же отстранился.
— Производитель демонстрирует образец, — улыбаясь, заявил альв.
Провокатор! Но в эту игру мог играть не только Вир. У меня возникла шальная мысль. А что, если альв действительно един в двух лицах и Вир — просто сдержанная маска? Даже его поцелуи — он словно контролирует себя. Порою с трудом, но все же…
— Я не успела рассмотреть демонстрационный образец, — заявила я и сама потянулась к альву.
Сняла с него очки, положила их на парту. Цель у меня была одна-единственная: сделать так, чтобы Вир перестал сдерживаться. Почувствовать, какой он настоящий, не контролирующий своих эмоций. Я хотела это узнать и боялась одновременно. Боялась того, что поцелуй станет похожим на тот, в кровати Варлока.
Губы впечатались в губы горячо, дико, отчаянно. Вир в первый миг удивился. А я… Я целовала, про себя моля его ответить. Ответить без осторожности и сдержанности. Но вместо этого Вир со стоном, борясь с самим собой, отстранился:
— Нари, не стоит, ты сводишь меня с ума.
— Ты не выглядишь ненормальным. — Я хватала ртом воздух словно рыба, выброшенная на берег.
— Провокаторша! — с какой-то мучительной яростью выдохнул альв. — Я тоже не из стали.
Его рот впился в мой. Язык альва вторгался, клеймил, беря в рабство мои мысли, даря наслаждение. Я горела. Не свечой. Пожаром. Плавилась в его объятиях, превращаясь в пепел и снова воскресая.
Одна его рука оказалась на моем затылке, пальцы, ласкавшие кожу, медленно сжали волосы, оттянув их назад, заставляя чуть откинуть голову. Поцелуи Вира начали спускаться ниже: подбородок, шея, впадинка меж ключиц, где моя тонкая розовая кожа оказалась удивительно чувствительной.
Вторая рука альва между тем скользнула на грудь. Две дюжины мелких пуговичек, на застегивание которых я убила больше четверти часа, под ловкими пальцами Вира сдались меньше чем за минуту. Я почувствовала его чуть шершавые пальцы на своей груди. Они дотронулись до затвердевших полушарий. А потом там же оказались и губы альва. Он чуть прикусил напряженный сосок, из моего горла сам собой вырвался глухой стон.
Руки Вира переместились ниже. Я ощутила, как меня подхватили под бедра. В следующую секунду я оказалась у него на коленях. А его губы — вновь на моих губах.
Я тонула. В его прикосновениях, поцелуях, своих ощущениях. В моих жилах сейчас бежали неразбавленный адреналин и желание. Сердце с силой билось о грудную клетку, а единственное слово, которое хотелось произносить, — его имя.
— Ви-и-ир, — протяжно выдохнула я, выгибаясь от очередной его ласки.
Альв вздрогнул от этого тихого стона и будто сорвался. Больше не было и намека на мягкость и нежность. Ураган яростный, жесткий, на грани жестокости. Меня целовали бешено, так, что я не помнила себя. Лишь его.
— Нари… — хрипло выдохнул альв.
Одурманенная его ласками, губами, прикосновениями, его запахом и нашим общим желанием, я даже не поняла, почувствовала: если не скажу «нет» сейчас, то дальше Вир просто не сможет остановиться. Или я не смогу. Но дело даже не в этом, а в том, что я хотела продолжения. Хотела его губ, рук. Всего его. Так же, как тогда, когда Варлок держал меня в своих объятиях и мы парили над городом.
Хотела узнать, похож ли поцелуй Вира, настоящего Вира, который не сдерживается, на поцелуй Варлока? Что ж, узнала. Да, похож. Но отчасти.
Но вот то, что абсолютно идентично, — это моя реакция, то, как отзывалось мое тело на их губы и ласки. Точнее, его губы и его ласки.
От осознания последнего я вздрогнула и резко открыла глаза. Отстранилась, словно очнувшись от наваждения, уперлась руками в грудь Вира.
Сердце выстукивало дикий, рваный, как музыка на тамтамах первобытных племен, ритм.
Меня словно штормовой волной смело с коленей альва. Я лихорадочно запахнула вырез платья, готовая рвануть прочь из аудитории.
— Нари. — Вир смотрел на меня. Его зрачки были расширены, заполнив чернотой радужку глаз. Сильная жилистая рука схватила мое запястье. — Постой! Ты куда?
В этой короткой фразе переплелись воедино непонимание, отчаяние, ярость и еще что-то, чему я не могла дать точного определения. Что-то идущее из самой глубины души Вира.
Мы смотрели в глаза друг другу. Пристально.
Страх. Отчаяние. Вот что я испытывала. Я боялась не Вира. Себя. Понимая, что, кажется, попала.
Вырвав руку, схватила сумку и выбежала из аудитории. Коридор. Поворот. Еще один поворот. Лестница. Чулан с открытой дверью… В нем-то я и привела в порядок платье. Жаль, не мысли. Последние никак не хотели занять положенные им места и шествовать в голове чинным строем. Метались, как переполошившиеся погорельцы.
Думай, Нари, думай. Не пори горячку. Вир — это Варлок? Да, они в чем-то похожи. Ну, кроме того, что оба альвы. Одинаково целуются? Похоже, но не совсем. Может, мужчины, охваченные желанием, вообще очень похожи? Опыта-то в этом деле у меня, как у учебника теории магического права: если и имеется, то только книжный, философский и практикой не подкрепленный. Зато у Алекс…
Домыслить я не успела. Дверь чулана распахнулась. Вир нашел меня. Догнал. И сейчас стоял на пороге злой и решительный.
— Нари, демон возьми, объясни мне, что случилось? Что я сделал не так? Почему ты сбежала?
— Я испугалась, — ответила я. Порою стоит быть честным если не с другими, то хотя бы с самой собой.
— Я же тебя просто поцеловал.
— Поцеловал? Проклятие! Да так не целуются, так невинности лишают.
Я вспомнила свое состояние, когда была готова на все в его руках. А он «просто поцеловал»?! Страх стремительно уступал место злости.
Но Вир понял мои слова по-своему:
— Ты думала, что я воспользуюсь ситуацией? Тобой? Нари, за мной много грехов, но я не насильник, — отчеканил он холодно и зло. И его интонация никак не вязалась со взглядом, в котором бушевал шторм.
Я смотрела на лицо, на котором сейчас не было очков. Правильные аристократические черты, волевой подбородок, высокий лоб. Упрямец. Такой же, как и я, если не больше. Хотя почему «если»? Наверняка.
И сейчас я оскорбила этого гордеца. Сильно. Всего-то надо ответить «да, подумала». И он наверняка съедет из дома, а то и вовсе исчезнет из моей жизни, которая вновь станет безопасной и тихой. Или уже нет? Всего два слова. Простое решение, цена которому — мое разбитое сердце.
А если Вир все же не Варлок? Вдруг это лишь плод моей фантазии? Но главное — я не хотела терять альва.
— Прости. — Я сделала шаг вперед. — Просто все случилось слишком быстро и…
Я оказалась в объятиях. Крепких, теплых и удивительно нежных. Его сердце стучало гулко, а мне впервые за долгое время было спокойно и надежно. Будто меня укрыли от всех проблем и забот.
— И ты меня прости. Я не ожидал такой реакции. Ты убежала от меня, как будто я собрался… — Вир осекся. И, словно его осенило, он взял меня за плечи, чуть отстранился и внимательно заглянул мне в лицо: — Или кто-то уже пытался против твоей воли…
Вспомнив Варлока и произошедшее в его комнате, я выпалила:
— Нет!
М-да… Слишком быстро. Перебила альва, не дав договорить.
Вир посмотрел на меня испытующе, но, видя мои решительно сжатые губы, больше ничего не сказал. Просто обнял. Еще нежнее, еще бережнее.
— Пойдем домой? — спустя некоторое время спросил он.
Я кивнула. По дороге мы ничего не говорили друг другу. Но наше молчание… Оно было очень личным, объединяющим сильнее, чем самые жаркие ночи. Уже у порога альв повернулся ко мне:
— Нари, я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы ты больше никогда от меня не сбегала.
И почему-то мне показалось, что за этой фразой стоит нечто гораздо большее, чем то, что случилось сегодня в аудитории. Я улыбнулась в ответ, про себя решив до конца разобраться в том, кто же такой этот альв. И созвучно моим мыслям Вир, склонившись, выдохнул мне в губы:
— Нари… Ты моя загадка, моя любимая головоломка, которую я очень хочу разгадать.
Взгляды пересеклись. «Попробуй», — говорил мой. «Непременно», — отвечал его.
Впрочем, у такой безмолвной дуэли был еще один большой плюс: я окончательно успокоилась и домой вошла если не умиротворенная, то уже не взрывоопасная.
Но только мой покой длился ровно четверть минуты.
Когда я стояла в холле, а Вир уже поднимался по лестнице к себе, в дверь позвонили. Крик Генри: «Не открывай, это она!» застал меня ровно в тот момент, когда я уже начала отпирать замок. И зачем я только не послушалась кузена?
В прихожую ворвался ураган. Весил он под двести фунтов, орал так, что у меня были все шансы получить контузию. Или оказаться размазанной ровным слоем по стене звуковой волной. И второе — предпочтительнее. По крайней мере тогда я точно не услышала бы проклятий, изрыгаемых соседкой.