Алекс протянула руку для поцелуя и затрепетала ресницами, рассчитывая на привычный сценарий, но тут случился «упс». А я узнала кое-что интересное о расе альвов. Во-первых, опытным путем выяснилось, что остроухие (один конкретный — так точно) не восприимчивы к магии чар королевы академии. Во-вторых, когда им нужно, вполне неплохо притворяются идиотами. Вместо того чтобы облобызать точеную ручку красавицы, ее пожали. Да что там пожали, потрясли прямо как на собрании руководящих домов империи со словами:
— Весьма рад, весьма рад…
Переливчатая трель звонка прервала знакомство, оповестив о начале занятия. Едва она отзвучала, в аудиторию уверенным пружинистым шагом вошел магистр Мейнхаф, читавший у нас аналитическую алхимию.
— Добрый! Прошу, — отрывисто поприветствовал он, показывая жестом, чего именно «прошу»: присаживаться.
Вообще за этим рыжим полутроллем (хотя по характеру — целым цвергом) водилась такая привычка: он не тратил ничего попусту. Ни слов, ни времени, ни сил, ни (что особенно ценил ректор) реактивов. Даже если последним была цена гнутая медька за ведро…
Алекс тут же дернула меня за локоть, заставляя опуститься на скамью рядом с собой. Впрочем, не одна она поспешила сесть. Вся группа попадала, как спелые груши с дерева под порывом ветра. Лишь альв остался стоять, точно громоотвод посреди деревни.
— А… обменник. — Магистр Мейнхаф политесами не страдал. А его тонкой душевной организацией и вовсе можно было врагов таранить. Причем даже если те — каменные монстры. В броне. И сидят в замке. — Садись за первую парту.
Альв ткнул пальцем себе в грудь, будто уточняя: «Я?»
— А кто? — фыркнул Мейнхаф. — Других «принцесс» здесь нет.
Вир решил, что роль соляного столба — это именно то, что требуется психике рыжего полутролля с развесистыми бакенбардами, и остался стоять. Мейнхаф закатил глаза.
— Мало мне было орков! Только я их выдрессировал, так теперь альвы… — И уже Виру: — Садись, говорю, пока я добрый, а ты живой.
Вир поправил очки, искоса глянул на меня, машущую ладонью: мол, присаживайся, альтернативно одаренный, давай уже. И неспешно пошел к первому ряду. Целых два шага. Сел остроухий через ряд прямо перед нами с Алекс.
Мейнхаф развернулся к доске, взял в руки стило и размашисто начал чертить в воздухе формулу. Она после щелчка магистра тут же увеличилась в размерах так, что видно было даже с задних рядов.
Мы заскрипели перьями, спеша переписать ее. По опыту знали: провисит она в воздухе недолго, поворачиваясь вокруг своей оси. Ровно до тех пор, пока магистр объясняет ее структуру, особенности поляризации и указывает вращающие узлы.
Скрипя пером, я нет-нет да и таращилась на русый затылок и острые уши.
Алекс, заметив это, фыркнула:
— Какой противный…
Она явно имела в виду не преподавателя.
— А зачем ты тогда ему улыбки расточала? — едва слышно спросила я.
— Потому что Алекс Лейрин — воспитанная эйра, а воспитанным эйрам приличия не позволяют говорить все, что они думают.
Я усмехнулась, еще раз убеждаясь, что этикет — свод правил лжи и лицемерия. Впрочем, вслух ничего не сказала. Я уже привыкла, что для окружающих Алекс — олицетворение манер и красоты. С кротостью, правда, были проблемы, но то мелочи, не стоящие внимания.
— К тому же отец обещал мне магомобиль, если альву у нас понравится. Он вроде бы из какой-то знатной семьи… А у отца большие планы по сближению с остроухими.
Теперь стала понятна причина ее любезностей.
Лекция шла своим чередом, я скрипела пером, перерисовывая структурные формулы реагентов, необходимых для получения «кровавого сока» — это качественная реакция, позволявшая отличить яд карху от эликсира забвения.
Алекс старательно изображала увлеченность лекцией и подбивала меня на прогул отработки в оранжерее. Потому что именно в то время на стадионе должна была тренироваться сборная по громобою.
— Нет, — буркнула я, когда подруга пошла на очередной заход. — Я хочу нормально пообедать и отработать уже этот демонов долг. К тому же ты обещала сходить со мной…
— Адептка Росс, адептка Лейрин, если вам хочется на моей лекции убить время, то помните, что оно может ответить вам тем же. А я ему помогу. Ясно излагаю? — Мейнхаф изогнул рыжую бровь.
Я кивнула и тут же уткнулась в конспект, как и положено тихоне. А вот Алекс, наоборот, посмотрела преподавателю прямо в глаза, смущенно улыбаясь и всем своим видом показывая, что она больше так не будет. Во всяком случае, в ближайшие пять минут.
Мейнхаф хмыкнул и продолжил читать лекцию, а Алекс мне шепотом — нотацию. Дескать, приличные юные эйры молодость на отработку в оранжереях тратить не должны.
— А как же альв? Ты же его хотела забрать? — напомнила я.
— Я и заберу. После того, как посмотрю тренировку, — ничтоже сумняшеся заявила она.
М-да, как говорится, привороженный не волк, в лес не убежит. А студент по обмену — тем паче. Ну куда он денется? Будет как миленький вместе с Алекс смотреть тренировку и ждать, пока та «освободится» и «заберет» его к себе. А она еще и обставит это дело так, что Вир будет считать себя счастливчиком, которому несказанно повезло побыть рядом с такой красоткой.
Хотя… Я вспомнила недавнее рукопожатие и усомнилась.
— Адептка Росс! Вы считаете, что если не поделиться мыслью, которая у вас все же сумела зародиться из пустоты, то ваш мозг взорвется? — едко прошелся Мейнхаф, не терпевший на своем занятии нарушений дисциплины.
Я замотала головой, изображая на лице крайнюю степень испуга.
— Не взорвется? — заботливо уточнил Мейнхаф. Нет, все же он тролль, причем целый. — Или не зародится?
Тут с первой парты что-то оглушительно грохнулось на пол. Судя по произведенному шуму — могильная плита.
— Извините, я писчее перо уронил, — невозмутимо отозвался Вир, поднимая с пола то самое перо и… свою сумку. Что он там носит? Булыжник, что ли?
— Хорошо, что не честь и достоинство, — съязвил преподаватель, переключая внимание на альва.
Лекция потекла дальше. Правда, я на шепот Алекс старалась не реагировать. Лишь когда трель звонка пронеслась по коридорам, ознаменовав окончание занятия, я смогла вздохнуть.
— Ну знаешь… — прошипела я, окидывая отнюдь недружелюбным взглядом подругу.
Адепты спешно собирали листы с конспектами, торопясь в лабораторию на практику.
— Извини. — Алекс состроила скорбную рожицу и надула губки.
— Низ не прокрасила. — Я указала туда, где помада лежала идеально. Так, из вредности.
Алекс тут же полезла за зеркальцем. А пока она пыталась отыскать у себя в макияже изъян, я спокойно собрала вещи и двинулась к выходу. Благо уже почти все одногруппники вышли. Копались только альв и Алекс. Один усиленно делал вид, что его листы не помещаются в сумку, вторая в шестой раз проводила помадой по губам.
— Покинуть аудиторию, — сурово рыкнул Мейнхаф.
Алекс тут же быстренько закончила наводить марафет и устремилась к выходу. Вир неторопливо свернул листы.
Я же не смела задерживать уважаемого преподавателя, полетев навстречу свобо… практике. Уже у дверей мне в спину, словно камень, ударила фраза:
— Адептка Росс, задержитесь.
Я встала как вкопанная, печенкой чуя крупные неприятности. Сзади вскрикнула Алекс. Когда я обернулась, Вир деликатно поддерживал ее за локоток, помогая встать.
— Ой, — так правдиво пискнула подруга, что я поняла — играет. Причем исключительно для одного зрителя.
Мейнхаф выразительно глянул на страдалицу, оставшись чуждым к ее боли. А навернуться с высоченных каблуков однозначно больно, даже если и специально, подготовившись и отрепетировав это самое падение до непревзойденного изящества.
Под пристальным взором преподавателя дуэту Алекс-Вир все же пришлось покинуть аудиторию. Странно, что альв красавицу на руках не понес. Меня вон с рынка предлагал, а тут… Может, прикинул свои силы и побоялся уронить и причинить еще больший вред?
Мы остались с Мейнхафом одни. Тяжелый, мрачный взгляд преподавателя из-под густых рыжих бровей давил, выматывал, будто вытягивая из меня энергию, медленно и неотвратимо. Капля за каплей. Я молчала, ожидая первого хода.
— Адептка Росс, вы плохо влияете на Лейрин. — Магистр не разводил политесы. — А касаемо учебы… Выезжаете на знаниях подруги. Знаете, чего я не терплю?
— Нет…
За пять лет я виртуозно научилась изображать кротость и глупость. Во всем: во взгляде, жесте, выражении лица. Вот и сейчас я таращилась на преподавателя, широко раскрыв глаза, в которых замер испуг.
— Бездарности. Но если та хотя бы окупается старанием. А в вас с избытком первого и лишь капля второго.
Я сглотнула. А преподаватель между тем продолжил:
— Я наблюдал за вами все годы учебы и могу сказать: знаний у вас нет. И я приложу все усилия, чтобы диплом вы не защитили.
Я медленно выдохнула. Что же, с одной стороны, я могла собой гордиться. Судя по всему, никто в такой бездарности, как я, не опознает дочь гениального алхимика (а для меня просто мамы) Эбигейл. А это значит, что тени прошлого не накроют собой мое настоящее. С другой же стороны, теперь под вопросом мое будущее. Но до защиты целый год. У меня еще есть время разубедить строгого магистра.
— Зачем вы так говорите? — Я старательно изобразила испуганный лепет, хотя мою душу сейчас раздирали демоны противоречия.
— Предупреждаю. Открыто. Потому что считаю бесчестным бить в спину. Не важно, поступком или словом. А теперь свободны.
Я развернулась на каблуках и деревянной походкой направилась к двери. Все же странный у нас преподаватель. Со своим странным понятием о чести…
На практику я опоздала. Вбежала в лабораторию, когда занятие уже началось. Схлопотала недовольный взгляд невысокой, круглой, как шарик, магессы Оху.
Быстро накинув халат, покрутила головой. Алекс помахала мне рукой, показывая, что заняла для меня место. Выдохнула. Сцепила зубы и пошла к ней. Позже поговорим.
Сегодня на многосоставных зельях задания были индивидуальными. Мне досталось получение эликсира роста. Не самое сложное, но и не из простых.
Прочитав методичку, направилась сначала к полкам (пока адепты все нужные реактивы не расхватали), а затем к вытяжному шкафу готовить.
Вир каким-то неуловимым образом оказался рядом. Я глянула краем глаза в его методичку, по которой альв чуть ли пальцем не водил. «Собрать взрывчатый газ».
И чего тут сложного? Это же одна из простейших реакций. Самое трудное в ней — соединить детали аппарата Кейпа. А там уж… Только залей серную кислоту, добавь цинковую стружку и собирай в приемник, зачарованный специально для газов. Впрочем, глазеть по сторонам было некогда. У меня уже спиртовка горела, и надо было плавить серу.
С заданием справилась быстро. Хотела уже было кинуть в получившееся зелье железной пыли, чтобы оно стало неидеальным, но подумала, что над образом троечницы я уже сегодня усердно поработала. Хватит.
Магесса Оху, как раз подошедшая ко мне, заглянула через плечо и удовлетворенно кивнула. С ее пальцев слетела искра, угодив прямо в колбу, потонула в темно-зеленом растворе, зашипев.
— Вот видишь, можешь же, когда захочешь. — После этих слов преподавательница что-то отметила в своей тетради.
Вир, который к этому времени с горем пополам смог собрать немного газа, удостоился скептически приподнятой брови Оху. Бровь оставалась в таком состоянии ровно до того момента, пока магесса не увидела, как бурлит во втором цилиндре трехъярусного аппарата кислота.
Я успела отскочить еще до того, как Оху зычно, на всю лабораторию, крикнула «заслон». Вир успел выдернуть руки из-под вытяжки шкафа в последний момент. И едва появился прозрачный барьер, отделивший место проведения эксперимента от нас, как за ним бахнуло. Никто, кроме гордости альва, не пострадал. Ну, еще вдребезги разнесло все то, что осталось на рабочей поверхности под вытяжкой.
Магесса смерила Вира полным осуждения взглядом и, поставив неуд, назначила на завтра отработку в лаборатории. Альв выглядел опечаленным, на его скулах на пару секунд даже проступил рисунок-вязь.
Звонок оповестил об окончании практикума. Начался часовой перерыв. Я поспешила в столовую, по пути выяснив у Вира, что ему еще четыре часа заниматься изучением единого имперского. Если честно — порадовалась. Хотя бы время проведет с пользой, а то изображал бы рыцаря при падающей где попало Алекс.
И только в столовой, вдохнув полной грудью вкусных ароматов, я вспомнила, что у меня в кошельке нет ни медьки. К тому моменту с альвом я уже попрощалась, договорившись встретиться у расписания через четыре часа.
Хотела уже развернуться и уйти из столовой с мыслями о том, что голодание полезно для фигуры, как нос к носу столкнулась с Алекс.
— Караулила? — Я изогнула бровь.
— Поджидала, — не стала отпираться та и тут же протянула мне сложенную вдвое лепешку, в которой на листе салата покоились ветчина и сыр, политые сметанным соусом. — Держи, я тебе и себе взяла.
— Спасибо, но нет. — Я отрицательно замотала головой.
— Что сказал рыжий хрыч? — без всякого почтения к Мейнхафу спросила Алекс.
— Правду. И от этого обидно.
— Пойдем, по пути расскажешь. — Она кивнула в сторону входа. Непрошибаемая. Ей же на чистом имперском два раза повторили, что я не ходок на тренировку нашей сборной сегодня…
— Меня ждет оранжерея, — напомнила я.
— Так мы туда и идем.
— Ты же на своих чемпионов опоздаешь, — удивилась я. — Мне два часа отрабатывать.
— Ага. Если мандрагоры пересаживать. А если этому вонючему Гарбо улыбаться, — при упоминании о смотрителе теплиц Алекс скривилась, — то час.
— Час? — усомнилась я.
— Не переживай, мы справимся за десять минут.
Мне даже стало любопытно: как? Лично я терпеть не могла Гарбо с его длинными желтыми ногтями и горбом на спине. Но главное — это масленый взгляд старика, который каждый раз будто ощупывал твою фигуру. Но Алекс на такие «дистанционные облапывания» было плевать.
Едва мы зашли в оранжерею, как она защебетала, старательно хлопая ресницами и через раз вставляя: «О, эйр Гарбо. Вы такой…» Далее можно было составлять словарь восхваляющих эпитетов.
Я же в кольчужных перчатках мрачно рассаживала бандук: растеньице мелкое, но дюже кусачее. Его высушенные листья использовали в тонизирующем зелье. Если, конечно, их удавалось сорвать, сохранив при этом пальцы.
Алекс стояла чуть в отдалении и, накручивая черный локон на палец, беззастенчиво флиртовала со стариком. А спустя четверть часа и тонну улыбок подруги я услышала скрипучее:
— Остальное я сделаю сам, эйра Росс. Вы свободны.
Не поверила своим ушам: чтобы вредный Гарбо и отпустил? Не выпив пинты крови? Не ущипнув? Не вымотав пару ярдов нервов? Да быть такого не может! Я от неожиданности даже на несколько минут забыла, как язвить. А это, между прочим, у меня врожденный рефлекс! И подавлять его обычно стоило неимоверных усилий.
— Что ты ему наплела? — выйдя из оранжереи, потрясенно спросила я.
— Ну, что я очень за тебя переживаю…
— И поэтому он меня отпустил? — Я не поверила ни на унцию.
— Еще, что эта отработка назначена тебе несправедливо, и ты… чуть-чуть беременная, а эйрам в положении не стоит…
— Что?! — воскликнула я, резко затормозив.
— Ну чего такого? — удивилась Алекс. — Сегодня беременная, завтра уже нет. Это же не пожизненная болезнь. И не потерянный глаз или запечатанный дар. В том, что твое положение может измениться как туда, так и обратно, нет ничего особенного. Не переживай! Главное, тебе отработку поставили и нас отпустили!
— Таким способом я могла и сама отбрехаться, — рассердилась я.
— Сама? Да даже если бы ты начала рожать, не факт, что Гарбо тебя освободил бы. Я этого урода и так умасливала четверть часа, старалась, располагала. Лучшие свои улыбки на него тратила, чтобы он проникся и разомлел! Вошел в твое положение…
Вошел в мое положение? Представив беременного Гарбо, я залилась смехом, не в силах больше злиться на Алекс. К тому же она права. Обычно от отработки откосить не удавалось даже тем, кто был в лазарете. Складывалось впечатление, что, даже вздумай адепт помереть, Гарбо наймет некроманта и заставит отбывшего за грань отрабатывать повинность в оранжерее. А потом проставит отработку и упокоит обратно. Лопатой.