— Каждый ощущает страх перед тем, чего не понимает, — возразила она.
— И лишь немногие принимают ее. Мой отец был одним из них. Он любил Восток.
— Как ты?
— Да, — сказал он. — Как я.
— Что заставило тебя приехать сюда?
Николас смотрел на Юстину в сгущающихся сумерках. Они сидели возле аквариума, освещенного тусклым желтым светом.
— Я не хотел больше оставаться в Японии, — сказал он, осознавая искренность и, вместе с тем, недостаточность своих слов. Его чувства нельзя было передать словами, он не мог сказать ничего более определенного.
— Ты приехал сюда и начал работать в рекламном агентстве?
Николас кивнул.
— Да.
— И ты оставил свою семью?
— У меня нет семьи. — Слова Ника прозвучали холодно и жестко.
— Почему ты не хочешь рассказать о своем отце? Ты говорила о нем в прошедшем времени. Он умер?
В ее взгляде запрыгали огоньки, как будто она смотрела на пламя.
— Да. Он мертв. — Юстина поднялась с кушетки и подошла к аквариуму, отражение ее тела преломилось в стекле, она стала как будто одним из его обитателей. — Впрочем, какая разница? Я не считаю себя дочерью своего отца. Я вообще не верю в эту чушь. — Тон ее голоса говорил об обратном, Николас задумался над тем, что мог сделать ее отец, чтобы вызвать такую ненависть.
— А что с твоей сестрой? — спросил он. — Мне интересно потому, что я был единственным ребенком у своих родителей.
— Гельда, — голос Юстины приобрел новый оттенок, который ему был незнаком, — моя старшая сестра. — Она вздохнула. — Тебе повезло, что ты был один. Я не могу рассказать всего, пусть оно останется там, где лежит.
— На морском дне? — спросил он. Казалось неразумным упрекать ее за то, что она хотела сохранить что-то в тайне от него. Но Николасу хотелось разделить с ней ее секреты: унижения, детскую неуверенность, ненависть и любовь, стыд. Таинственность Юстины словно подталкивала его. Он чувствовал, что ему предстоит столкнуться с этой таинственностью и, возможно, потерять то, что уже приобрел.
Они вышли из дома в теплую летнюю ночь. Облака уплывали на запад, и небо становилось чистым. Звезды сияли и переливались, как украшения на черном бархате, словно мир принарядился специально для них.
Они шли по берегу вдоль кромки воды, которая из-за отлива ушла далеко. Ноги утопали в морском песке, под подошвами хрустели обломки панцирей крабов.
Низкие пенящиеся волны в лунном свете необычно блестели. Взявшись за руки, они в одиночестве шли по пляжу.
— Ты боишься меня? — Его голос был легок, как туман.
— Нет, — сказала она, — не боюсь. — Юстина сунула руки в карманы джинсов. — Я уже отбоялась. Я жила со страхом полтора года и ничего не могла с собой поделать.
— Все было бы гораздо проще, — сказал Николас, — если бы мы меньше уделяли значения прошлому.
Юстина стояла молча, и только слабая дрожь ее шеи свидетельствовала о том, что она его слышала.
— Но, к сожалению, мы не можем, — продолжал он. — Человеческая намять — длинная, она объединяет нас, вызывает какую-то дрожь, когда люди встречаются. Это слабое, но безошибочное признание. Что это? Какой-то дух, или легкое дуновение? Это имеет много названий. Оно существует. Оно невидимо, но все же реально, — Николас сделал паузу. — Ты чувствовала это, когда мы встретились?
— Я чувствовала что-то. Да. — Пальцем она провела по линии сухожилий на его руке. — Это похоже на искру, вылетевшую из пламени. — Юстина посмотрела под ноги, на мокрый песок и пенящуюся воду. Я боюсь верить тебе. — Ее голова резко вздернулась, как будто она приняла какое-то решение. — Мужчины, встречающиеся мне, были просто ублюдками.
— Я похож на них?
— Ты другой, Ник. Я чувствую, — Юстина вытянула из рук Николаса свою ладонь. — Я боюсь снова пройти сквозь это, не верю, что все может быть хорошо.
— Кто же может знать свою судьбу?
Юстина не ответила на его вопрос и продолжала:
— Мы рождаемся романтиками, это помогает нам не сбиться с пути. Любовь и замужество кладут конец всему. То, что показывают в кинотеатрах и по телевизору, — чистая коммерция. Что делает одинокий человек?
— Думаю, он ищет. Это и есть жизнь: поиск того, что мы хотим — любви, денег, славы, признания, безопасности и всего остального. Каждый ищет то, что считает важным…
Николас взял ее за руки и посмотрел в лицо.
— Я хочу, чтобы ты кое-что знала. Я — это я. Я не похож… ни на кого из тех, кто был в твоей жизни. — Он замолчал, заглядывая ей в глаза. — Ты понимаешь, о чем я говорю? Ты боишься, что случится то, что случилось с тобой когда-то, ты сравниваешь меня с Крисом или кем-то еще. Мы все это делаем бессознательно, потому, что похожи друг на друга. Но теперь ты не должна так делать. Если ты и теперь ошибешься, если не решишься, то не решишься более никогда. И в каждом мужчине, которого будешь встречать, ты будешь видеть своего Криса и никогда не освободишься от своего страха.
Когда они вошли в зал, Юстина отвернулась.
— Ты не имеешь права учить меня. Какого черта ты из себя мнишь? Стоило кое-что сказать тебе, и ты уже решил, что знаешь меня. — Ты ни черта не знаешь обо мне! И никогда не узнаешь. Какое тебе дело до всего этого?
— Не говори так со мной!
Ее голос был близок к рычанию, лицо исказилось в гримасе. Не раздумывая, Николас ударил ее. Тяжелый удар отбросил Юстину к стене. В ту же секунду его сердце защемило, он мягко позвал ее, и она бросилась в его объятия, целуя лицо и шею, слезы капали на его грудь.
Он поднял ее и отнес на кровать, где они еще долгое время занимались любовью.
Некоторое время спустя, когда они лежали, обнявшись, Николас серьезно сказал:
— Это никогда не случится снова. Никогда!
— Никогда, — повторила Юстина, словно эхо.
* * *
Сквозь сон он услышал телефонный звонок и резко сел в постели. Потянувшись к трубке, Николас почувствовал, как позади него зашевелилась Юстина.
— Алло? — зло прозвучал его голос.
Юстина обвила его руками.
— Привет! Это Винсент. — Потом была пауза. — Скажи, я потревожил тебя?
— Что-то вроде этого.
— Ну, извини.
В трубке снова возникла тишина, и только сейчас Николас окончательно проснулся. Винсент был настоящим японцем и никогда бы не позвонил в такую рань. Теперь это дошло до Николаса. Если он скажет «позвони позже», Винсент просто повесит трубку.
Юстина положила голову ему на плечо, свет падал на ее лицо.
— Что случилось, Винсент? Мне кажется, это не просто дружеский звонок.
— Нет. Не просто.
— Ну так в чем же дело?
— Ты читал в газетах заключение о трупе, выловленном пару дней назад?
— Конечно. — Он почувствовал напряжение внизу живота. — А что с ним не так?
— Для этого я здесь. — Винсент откашлялся, прочистив горло. — Сейчас я в медицинском управлении в Гаупаге. Ты знаешь, где это?
— Я знаю, как добраться до Гаупаги, если ты это имеешь в виду, — сказал он коротко.
— Боюсь, что это необходимо, Ник.
Николас почувствовал, что его вот-вот разорвет от злости.
— Что происходит, черт возьми? К чему вся эта таинственность?
— Я думаю, ты должен увидеть то, что у нас есть для тебя. — Голос Винсента напрягся. — Я не хочу… Не хочу причинить тебе вред каким бы то ни было образом. Вот почему я ничего не хочу объяснять по телефону.
— Ты заинтриговал меня, приятель. — Он посмотрел на часы, было пятнадцать минут восьмого утра. — Дай мне сорок минут, хорошо?
— О'кей, я встречу тебя на улице. — На мгновение в трубке возникла тишина. — Прости, дружище.
* * *
Николас посмотрел снова на находящийся под микроскопом кусочек металла, который доктор Дифорс извлек из грудной клетки трупа.
— Это спектрометрический анализ, — сказал Винсент, бросив на оцинкованный стол лист бумаги. Николас оторвал взгляд от микроскопа. — Для верности анализ был проведен трижды.
Николас поднял лист и просмотрел графики. Он уже был готов к тому, что должен был обнаружить. И все же это было невероятно.
— Сталь, — сказал он осторожно, — изготовлена из особого магнитного железа и металлического песка. Возможно, в ней около двадцати различных составляющих. Размер осколка не позволяет сказать точнее.
Винсент, чьи глаза неотрывно следили за Николасом, глубоко вздохнул.
— Это изготовлено не в Америке.
— Да, — согласился Николас. — Это было сделано в Японии.
— Ты знаешь, что бы это могло значить? — спросил Винсент. Он посмотрел на доктора Дифорса, задавая одновременно вопрос и ему.
— А кто был этот человек? — спросил Николас.
Винсент взял со стола папку и протянул Николасу.
— Взгляни на страницу три.
Николас раскрыл нанку и склонился над ней. Глаза пробегали по исписанному листу. Он продолжал так же спокойно сидеть, но почувствовал, как набухли его вены. Сердце забилось. Он снова был на далеком берегу.
— Кто делал химический анализ?
— Я, — сказал доктор Дифорс. — Ошибка исключена. Мне приходилось бывать на Филиппинах во время войны. Там мне довелось познакомиться с действием этого вещества.
— Это дору, — сказал Николас. — Очень сильный яд, получаемый из пестиков хризантем. Технология его производства абсолютно неизвестна за пределами Японии, и даже лишь немногие японцы знают ее. А впервые он был получен в Китае.
— Тогда нам известно, как яд проник в организм, — сказал Винсент.
— Что ты имеешь в виду? — вмешался доктор Дифорс.
— Он имеет в виду, — сказал Николас, — что этот человек был убит сикен — японской металлической звездочкой — что-то вроде сюрикена, маленького острого оружия, которое предварительно обмакнули в дору.
— Значит, мы знаем, и кто его убил, — сказал Винсент.
Николас кивнул.
— Ты прав. Это мог сделать только ниндзя.
В целях безопасности доктор Дифорс вывел их из здания через заднюю дверь. Они были осторожны и прихватили с собой результаты всех анализов и показания очевидцев.
Так как никто из них еще не завтракал, они зашли в закусочную на Монтаук Хайвэй, где подавали португальские блюда.
Они выпили по черному кофе, съели жареные сардины и моллюсков в винном соусе, потом сидели молча и глазели на автомобили, проносящиеся за окном. Никому не хотелось начинать разговор. Но кто-то должен был это сделать и Винсент сказал:
— Что это за новая дамочка, Ник?
— Хм-м? — Николас отвернулся от окна и улыбнулся. — Ее зовут Юстина Тобин. Она живет поблизости от меня.
— На побережье? — спросил доктор Дифорс, и когда Николас кивнул, добавил: — Я знаю ее. Красивая девушка. Только ее фамилия Томкин.
— Прости, док, — сказал Николас. — Должно быть, ты ошибаешься. Ее фамилия Тобин.
— Темные волосы, зеленые глаза, один глаз испещрен красными прожилками…
— Да, это она.
Доктор Дифорс кивнул.
— Ее зовут Юстина Томкин, Ник. По крайней мере, такова ее девичья фамилия. Она дочь Томкина, владельца нефтяной компании «Томкин Ойл».
— Того самого?
— Да. Это ее отец.
Каждый знал Рафаэля Томкина. Нефтяная компания — не единственное его состояние, но, по подсчетам, она приносит больше всего прибыли. Где же он читал об этом? В «Нью-суик» — состояние Томкина оценивается в сто миллионов долларов.
— Она не очень-то любит своего отца, — сказал Николас.
Доктор Дифорс рассмеялся.
— Да. Ты прав. Похоже, она даже не хочет вовсе признавать его.
Николас вспомнил слова Юстины: «Да, он мертв». Только сейчас он понял, с какой иронией это было сказано.
— А теперь что ты можешь сказать о ниндзя? — спросил доктор Дифорс, положив в рот кусочек моллюска.
К дверям закусочной подкатил белый «форд» с черной полосой. Из него вышел плотный мужчина с красным лицом и направился прямо к ним.
— Никто из вас не заметил, — сказал доктор Дифорс, — что я позвонил Рэю Флоруму, когда мы только вошли сюда. Он начальник полиции западного побережья Бриджа. Я считаю, он имеет право присутствовать при нашем разговоре. О'кей?
Флорум подошел к столику. Доктор Дифорс представил его и пригласил сесть. Они ввели его в курс событий.
— В переводе, — сказал Николас, — ниндзя означает «в тайне». — Флорум заказал себе кофе, в то время, как Николас продолжал. — За пределами Японии почти ничего толком не известно об искусстве ниндзя. Даже там на этот счет практически не существует никаких документов, все знания содержатся в тайне и находятся под охраной. Эту тайну храпят все: и те, кто родился в семье ниндзя, и те, кто просто пожелал им стать.
Самураи — воины феодальной Японии, были джентльменами, они все принадлежали к сословию буси, никому больше не позволялось становиться самураем и носить два меча. Ниндзя же появились из противоположной социальной прослойки — хинин. Они были простолюдины и в переводе их название означало «не человек». Они действительно были очень далеки от благородных буси. Хотя, когда в Японии разгорелись междоусобные войны, самураи поняли необходимость в специально обученных ниндзя, потому что сами были связаны железным кодексом бусидо, который ограничивал их действия. Таким образом, самураи начали нанимать ниндзя для проникновения в стан противника: для совершения поджогов, убийств, террористических актов, выполнять которые мешал им свод законов чести. История рассказывает, что впервые ниндзя заявили о себе еще в шестом веке, принц-регент Сётоку держал их в качестве шпионов.
Необходимость в них росла и их число увеличивалось, особенно во время эпох Хейан и Камакура. В основном они были сконцентрированы на юге. Киото, например, просто кишел ими по ночам.
В последний раз они сыграли большую роль в войне в Симабаре в 1637 году, когда их использовали для подавления христиан на острове Кюсю. Они также были очень активны во время долгого правления Токугавы.
— А что ты можешь сказать об их кругозоре? — Доктор Дифорс словно бы опять почувствовал неповторимый запах филиппинских джунглей.
— Он очень широк, — сказал Николас. — Самураи обучались у ниндзя искусству маскировки, своду условных кодов и сигналов, изготовлению бомб и дымовых завес. Короче, вы не ошибетесь, назвав ниндзя искусным воином. Но существуют различные школы ниндзя, где обучают различным способам боя, методам шпионажа, слежки и так далее. Например, школа Фодо известна использованием разных метательных снарядов. Гэкко обучают ударам пальцами в уязвимые точки на человеческом теле, Конно готовит настоящих костоломов, другие используют гипноз и так далее. Ниндзя имеют также обширные познания в химии.
Воцарилось тяжелое молчание, пока, наконец, Винсент не откашлялся и сказал:
— Ник, думаю, ты должен рассказать все до конца.
Николас некоторое время безмолвствовал.
— О чем он? — спросил Флорум.
Николас тяжко вздохнул.
— Искусство ниндзя, — продолжал он, — идет издавна. Оно настолько древнее, что никто толком не знает о его происхождении. Считается, что оно пришло из Китая. Японцы переняли многое из китайской культуры за несколько столетий. Во всем этом есть какой-то элемент… загадочного, чего-то волшебного.
— Волшебного? — эхом повторил доктор Дифорс. — Неужели ты серьезно полагаешь…
— В истории Японии, — сказал Николас, — всегда было трудно отличить реальность от легенды. Я не пытаюсь быть театральным. Япония действительно такая страна. Ниндзя приписывают подвиги, которые кажутся просто невыполнимыми без применения магии.
— Сказки, — сказал Флорум. — Они есть в каждой стране.
— Да, возможно.
— А что за яд вы обнаружили?
— Это яд ниндзя. Если его проглотить, то он абсолютно безвреден. Наиболее предпочтительный способ его введения — изготовление быстро высыхающего сиропа, которым смачивается сякен.
— Что это такое? — спросил Флорум.
— Это одно из бесшумных орудий ниндзя, которыми они владеют в совершенстве, коротколезвенный сюрикен. Сякен похож на металлическую отточенную звездочку. Пущенная ниндзя, она становится страшным, смертельным оружием. Если же ее еще намочить в яде, то отпадает необходимость целиться в уязвимые места на теле человека, чтобы он умер.