"Господи, помоги рабе твоей Татьяне и дай ей силы для победы над врагами России"! – Зашептал я молитву, разгоняясь сильнее и сильнее навстречу врагу и отрываясь от отряда. "Да сокрушаться враги русского отечества, да пребудет с нами Бог, да повергнуты будут ниц враги его и все нечестивые"!
"Вся энергия на защиту и штык", – прошептал я, глядя как трехгранное лезвие мосинки наливается нестерпимо ярким светом. Получи подарочек агент ноль ноль семь.
Защита мага лопнула от моего удара сразу же, я ощутил лишь слабое сопротивление, когда штык, насквозь пробив тело бритта, вышел у него из спины. Хорошенько провернув лезвие внутри тела, я выдернул свою винтовку обратно и, глядя в стекленеющие глаза врага, пнул его носком мехового унта в грудь. Лети дружок в море.
Два попадания в защитное поле заставили меня поморщится, – сильно бьют, гады. Ничего… Я поймал взгляд ближайшего вражеского мага и широко, до ушей улыбнулся, показав ему перевернутым кулаком с оттопыренным вниз большим пальцем – ты следующий. А затем начал разгон, видя, как его лицо побелело от страха. Маг успел выстрелить дважды, от одного его заклятия я увернулся, другое принял на щит, а затем мой штык вспорол ему горло. Блин, откуда в нем столько кровищи-то? Минус два, кто третий?
Третьего свалил со своим звеном Ребров, налетевший на бриттов справа вслед за мной. Он со своими юнкерами навалился на отставшего от строя одиночного мага как свора собак на медведя, разворотив его защиту вблизи щитобойными заклятиями. Четвертый бритт перед смертью успел забрать с собой парня из звена Пашки, выстрелив в него в упор, и тут же был расстрелян остальными русскими магами. А пятого, – пятого достал я, собрав всю свою силу в одно особо мощное фугасное заклятье класса воздух-воздух. Вспышка была на полнеба – красота!
На этом сопротивление вражеских магов закончилось. Поняв, что они в абсолютном меньшинстве, бритты начали убегать, вложив всю свою магическую силу в щиты и левитацию. Догнать их мои орлы пока не могли, да я и не отдал приказа к преследованию. Надо было заканчивать дело.
"Господи, помоги сокрушить врагов отчизны и православия на этом судне", – направил я прицел на пароход, чувствуя, как наливается магией винтовка. Рядом со мной по команде целились в центр корабля, чуть повыше ватерлинии остальные юнкера.
Юнкера, по врагам веры православной и отечества, пли! – Скомандовала Танечка.
Треснул залп и десятки огненных росчерков устремились вниз. Взрыв был огромной силы, я даже видел, как подбросило вверх метров на тридцать вверх оторванную дымовую трубу. После этого остатки переломившегося на две части парохода буквально в течение пары минут ушли на дно. Больше я о "товарище Ледине" в этом мире не слышал…
Глава 6. На Питер!
Убитыми мы потеряли двоих юнкеров. Еще двоих сбитых товарищей удалось спасти, выловив их из холодной морской воды в последнюю секунду. Я даже мысленно похвалил себя за предусмотрительность. Недаром я заблаговременно подумал о команде эвакуации и прикрытия во главе с Юлей для сбитых в бою магов. Решение из ставшей жизнью странной анимешки само напрашивалось – жизнь магов ценна, да и им легче идти в бой, зная, что за их спинами есть дежурная спасательная "команда последнего шанса". Твои товарищи, которые обессилившего или раненого тебя магическими щитами прикроют, разбиться не дадут и в тыл раненого вытащат. Парням в бою всего лишь снесли защитное поле и оглушили магией, но если бы Юлина спасательная команда не вмешалась, они бы наверняка утонули. Но и двоих человек потерять было крайне неприятно.
– Поздравляю с первым боем и первой победой! – Сказал я юнкерам, когда мы приземлились на плацу училища. – Сегодня мы как следует послужили России и послужим ей впредь. Я объясню, что мы только что сделали. Думаю, вы все догадались – отправленный нами на дно пароход был непростой. Судно шло под магической пеленой, охраняемое бриттскими магами и с парой сотен революционеров на борту. Фактически оно везло главарей переворота на съезд совнаркома. Думаю, в этом строю все понимают, зачем и для чего их везли, если на Морском Вокзале их собралась встречать целая толпа "рабочих и крестьян" – сделал я паузу, посмотрев на строй юнкеров. Вроде поняли…
Корабль с врагами отчизны не добрался до порта благодаря вам, – продолжил я. – Погибли наши товарищи, Саша и Роман, – я снял с себя летный шлем и скорбно склонил голову вниз. Остальной строй незамедлительно сделал то же самое. – Мне очень жаль их. Почтим их минутой молчания. Они погибли за Россию, – как мог прочувствованно сказал я. – Поклянемся же не посрамить их память и сделать так, чтобы их смерти не были напрасными. И поклянемся сражаться лучше, потому что наша цель не погибнуть, а победить! Слушайте мой приказ! Сейчас будет плотный завтрак и отдых до двух часов дня. Всем кроме часовых постараться поспать, отдохнуть, подготовить личное оружие и снаряжение. А затем мы выдвигаемся в Тосно, на соединение с верными отечеству войсками. Разойдись!
– Что ты задумала? – Перехватил меня на входе в училище Ребров. – Таня, я не знаю какие войска в Тосно и верны ли они отечеству. Просто слышал, что туда бежал Родянко и там есть какие-то части. Точной информации о происходящем на станции нет.
– А ее не только о Тосно нет, штабс-капитан, – пожал плечами я. – Но медлить нельзя. Юля, прикажи подать нам с капитаном завтрак в кабинет, как только он будет готов, – распорядился я. – И подходи туда же к часу дня с Пашкой и остальными командирами звеньев на инструктаж. Пойдемте, Матвей Филиппович, поговорим, побудьте у меня пока за начштаба, – обратился я к офицеру.
– Красные пока очень слабы, – продолжил я в кабинете, усевшись в любимое кресло. – По сути Совнарком прочно сидит только в Москве и Питере, причем даже всей Москвы он не контролирует. Серьезных боевиков у него немного – от силы три или четыре тысячи, остальные – просто толпа. Нужен один хороший удар, для которого хватит и тысячи человек усиленных моими магами, чтобы выбить их из Смольного и Зимнего. До Тосно километров сорок, надо срочно мобилизовать стоящие на станции воинские части и выступать, призвав по мере сил всех офицеров и добровольцев присоединяться к нам. Так думаю…
– Это-то понятно, – вздохнул Ребров. – Только вот не хотят военные выступать против восставшего народа. Госдума с Родянко себя дискредитировали полностью, государь вроде как отрекся и непонятно где он и вообще…
– Знаю, – серьезно ответил я. – На то она и революционная ситуация. Верхи не могут, низы не хотят, всеобщий разброд, шатание и паралич. Власть валяется как тряпка, подбирай кто хочет. Только почему ее должны подбирать красные, а не…
– А не ты? – Хитро сощурил глаза Ребров.
– А че сразу я? Ты, Матвей Филлипович, ты.
Офицер сначала закашлялся, а потом, подняв на меня глаза, улыбнулся.
– Все-таки ты просто маленькая девочка. Тань, ты чего? Понимаешь, о чем говоришь?
– Я! Не! Шучу! – Встав с кресла, я подошел к штабс-капитану и пристально уставился ему в лицо. Не знаю, что он увидел в моих глазах, но улыбка резко сползла с его лица.
– Пойми, капитан, все очень и очень серьезно, – продолжил я. – Дайте красным еще неделю и они закончат съезд, выстроят управленческую вертикаль, подавят сопротивление в Москве и встанут прочно. Дальше они начнут давить и приводить к покорности всю аристократию с интеллигенцией и купечеством заодно, вы для них классовые враги. И заодно привлекать к себе всех обиженных в России, которым они пообещают золотые горы. Вы объединитесь в белое движение, начнете борьбу против них, последует взаимный террор, в котором красные вас переплюнут легко и непринужденно. Дальше – гражданская война с миллионами жертв. И поражение белых. Я вижу будущее, уж поверь. Поражение знаешь почему? Потому что вы так и не объясните народу за что воюете. Красные будут драться за предельно популистские, но понятные каждому лозунги: землю крестьянам, заводы рабочим, власть советам. А вы будете просто против красных или за то чтобы все было как встарь. А по-старому уже жить нельзя, пасту в тюбик обратно не загонишь. Но если революцию нельзя предотвратить, то ее можно возглавить, перехватив управление протестом. Поверь, я знаю, о чем говорю. Сейчас надо срочно ликвидировать совнарком. Помоги мне! Не хочешь быть диктатором – хрен с тобой, другие желающие найдутся. Но сейчас мне нужен лидер и кроме тебя я других кандидатур не вижу. Обратного хода нам уже нет, если красные прочно возьмут власть, то утопленной "Майской Лилии" магам, то есть нам с тобой Матвей Филиппович, они с бриттами не простят никогда. За границей достанут, ледорубом по башке.
– А ведь ты серьезна. Предельно серьезна, – задумчиво сказал офицер. – Ответов на вопрос кто ты такая не будет?
– Не будет. Я Таня Дергачева, русский боевой маг в погонах. Точка.
– И как ты все видишь практически?
– Очень просто. Ты со мной, юнкерами и своим десятком офицеров летишь в Тосно. Выступаешь перед войсками, рассказываешь, что твориться в Питере и заявляешь, что пойдешь прекращать беспредел в городе. Один или с теми, кто к тебе присоединиться.
– Меня на смех подымут. Какой-то штабс-капитан…
– Не какой-то, а такой, которого поддерживают восемь десятков боевых магов. А эта сила дивизии стоит. Причем ты сам маг, офицер, а не политик от которых все устали. Решайся. Сказав "А" говори и "Б".
– Ну ты даешь Таня, – встал со стула Ребров и начал нервно мерять шагами кабинет. – Вот уж не ожидал, что меня в такое втянут. Но ты права – надо решаться. Я с тобой до конца и будь что будет. Но один совет – выступай перед народом ты. Штабс-капитан птица невеликая, – усмехнулся он. – А вот девятилетняя русская Жанна Д" Арк в погонах и с винтовкой – зрелище сильное.
Подлетая к станции Тосно, я увидел, что все железнодорожные пути забиты поездами. Внизу также ошивалось немало народу в шинелях. Солдаты, офицеры, казаки в штанах с лампасами и характерных фуражках. И все откровенно валяют дурака: снуют туда-сюда, курят, греются у костров, не спеша ухаживают за лошадьми.
Наше появление вызвало заметную реакцию, даже переполох. Пять эскадрилий магов спустились с неба в едином строю возле станции все в сиянии защитных полей и с оружием наизготовку, аки небесное воинство. Намного театра не помешает, наше прибытие должно быть эффектным. Народ сначала замер на своих местах, а потом поспешил разбежаться в разные стороны, освободив нам место на вокзальной площади.
– Где командующий всем этим бардаком? – Поймал Ребров ближайшего унтер-офицера.
– Господа в вокзале заседают, ваше благородие, – выпучив глаза, ответил унтер.
– Свободен.
– Батальон, стройся, – скомандовал я. – За мной!
Внутри вокзала было грязно, шумно и многолюдно. Офицеры сидели на лавках и стояли вдоль стен, переговаривались, курили и лузгали семечки. Откровенно говоря – картина неприглядная, не армия, а стадо гражданских. На импровизированной трибуне из пары массивных столов выступал какой-то мужик в пенсне, дорогом костюме и с солидным пузом. Голос его давно охрип и говорил он устало, скорее по привычке.
– Господа, надо что-то делать… Господа! Революция в опасности, в столице переворот, а вы тут отдыхаете. Дума разогнана, временное правительство арестовано. Именем народа я требую от военных, чтобы они исполнили свой долг и навели порядок.
– Именем народа зовешь стрелять в народ?! – Закричал с места какой-то капитан. – Ради кого? Ради тебя, толстопузика? Приказа из штаба не было, а ваша дума со всеми ее балаболами уже в печенках сидит, – сказал он и зло сплюнул на пол.
– Вот-вот, – поддержал его другой офицер. – Наше дело страну от врага защищать. Мы не каратели. Сами народ довели, сами разбирайтесь.
– Красные жить по справедливости хотят, – выкрикнул кто-то в углу. Чтобы крестьянам землю раздать, а народ получил свободу.
– Брешут все твои красные, – немедленно возразил ему еще кто-то.
– А вот и не брешут!
"Пора прекращать этот балаган", – подумал я.
Всем молчать! – Заорал я на весь зал своим детским голосочком. – Вы офицеры или где!!! Распустились…ряхи! Тихо!
"Я вас раздолбаев научу с вечера сапоги чистить и одевать утром на свежую голову", – думал я, идя к трибуне в наступившей тишине. Народ поневоле расступался перед нашим строем. Я впереди, за мной Ребров с несколькими офицерами, которых мы дотащили до Тосно буквально на себе, за нами юнкера с активированными защитными полями.
Подойдя к трибуне, я взлетел на нее и громко спросил у замолкшего оратора.
– Ты председатель Родянко из Госдумы?
– Я, – растерянно сказал тот.
– Вон пошел!
– Что?
– Ничего, – я схватил его рукой за шиворот, слегка приподнял над трибуной и легонько швырнул в сторону. Надеюсь, упав он себе ничего не сломал. А даже если и так…
– Господа офицеры! Вы долго слушали всяких болтунов, поэтому найдите время послушать меня, – начал я свою речь. – Долгое время это не займет. Моя имя Татьяна Дергачева, я маг-юнкер Павловского училища и да, ваши глаза вас не обманывают, мне скоро будет лишь девять полных лет. Может быть, кто-то обо мне слышал… А еще я только что из Петрограда. Так вот, там действительно произошел переворот и вот этих – я показала на сидящего на полу у трибуны Родянко, поперли из власти. Это было бы еще полбеды, их не жалко нисколько…
"Вроде бы слушают. Хорошо, продолжим".
– Беда в том, что красные считают своими врагами всех, кто не имеет рабочего или крестьянского происхождения. Они совершенно не желают считаться ни с кем кроме себя и развязали в городе войну против офицеров и всех несогласных с их властью. Убиты владимирские юнкера, арестованы или убиты офицеры Павловского училища, так называемые "народогвардейцы" творят на улицах что хотят, закона в городе больше нет. Мне, маленькой девочке, пришлось взять командование над маг-юнкерами, иначе они тоже были бы убиты, как наши наставники и преподаватели. На улицах Питера хватают всех, кто носит погоны. Генштаб взят рабочими отрядами, судьба военного руководства России неизвестна. А вы в это время сидите тут и слушаете всякую чушь, – я сделал паузу, чтобы перевести дыхание.
– Законной власти больше нет, приказы нам отдавать некому. Если мы все еще промедлим, ты приказы нам будет отдавать совнарком, заставив присутствующих здесь с мясом содрать погоны и повязать красные банты. Или отправиться в недолгую прогулку к ближайшей стенке, на выбор… В этой ситуации сидеть на месте равнодушно нельзя. Я не призываю вас выступать за самодержавие. Я не призываю вас выступать за думу и временное правительство. Я ничего не имею против рабочих и крестьян, которые работают на заводах и растят хлеб. Я призываю вас пойти и навести порядок в столице ради будущего России. Лично я так и сделаю, даже если останусь со своими магами одна, и мы все сегодня погибнем в бою. Просто потому, что у меня и присоединившегося ко мне штабс-капитана Реброва с его десятком офицеров, – показал я на стоящего рядом с трибуной мага, – есть честь и она велит нам поступать именно так, не оставляя другого выбора. Я сегодня призываю всех, кто еще не потерял душевных сил, следовать нашему примеру. На этом все. Честь имею, господа офицеры.
Под мертвое молчание зала я сошел с трибуны. Никто не спешил мне хлопать или кричать слова поддержки, все просто смотрели мне вслед с замершими лицами. Неужели все зря и офицеров ничем не пробить? Ну и ладно… Одна так одна. Полагаю, я сделал для России все что мог, и небесная канцелярия меня в самом скором времени с наградой не обманет.
– Один вопрос, девочка-маг, – дорогу мне заступил подтянутый офицер в лихой папахе набекрень. – Полковник Корнилин Лавр Георгиевич, второй донской казачий полк. – Полку грузится в эшелон сейчас же или как? Какие будут приказания?
– Так вы с нами? – Не веря своим ушам, спросил я.
– А у меня есть выбор? – Серьезно спросил он. – Ты пойдешь в бой, а я, казак, буду отсиживаться, пока дети воюют?
Дальше было много возни. Видите ли, рабочие – железнодорожники и машинисты во главе с начальником станции решили прямо сейчас немного побастовать и отказалась готовить паровозы и составы к отправлению. Им, дескать, нельзя нас обслуживать. Рабочий профсоюз не велит.
Обошлось пустяками. Парочку особо упорных профсоюзных деятелей моя Таня самолично придушила почти до смерти, других замотивировали Ребров с Корнилиным, крепким матом и обещаниями порубать в капусту и расстрелять как собак прямо на месте. Отдельно отличился местный телеграфист, попытавшийся тайком отбить телеграмму о нашем выступлении в Питер, вместо положенного сообщения о том, что в Тосно все спокойно. Хитрюган этакий… Пластическая хирургия лица ему теперь явно понадобится, рука у меня тяжелая.