Глава 9
Дура! Бог мой, какая же я дура! Поверила в нелепую иллюзию. Думала, что влюбилась… В кого? В шестерку главы банды?! В человека, который даже слова против сказать не может. Мнения своего не имеет. Это не мужчина. Это тюфяк. И даже взгляд лидера у него или то, что член в кулак не помещается, значения не имеет. Это… Зла на себя не хватает.
Еще и Снежане рассказала. Не все, конечно. Не совсем же я дура? Но… Лучше бы не рассказывала. Никому.
Унесла бы с собой в могилу. Спрятала приятный миг в душе, как на самом дне колодца. Забыла. Разбила в дребезги. Но нет… Так меня распирало от восторга, от такого контакта душ, что хотелось поделиться с целым миром. Облечь это чувство в какую-то форму. Сначала я просто включила на всю громкость музыку и кричала, кричала от переполнявших меня эмоций. Потом хотела подойти к маме Марине, но та была чем-то расстроена. Что даже на работу в больницу уехала без чулок. Не, не подумайте, она не врач. Как-то я порезалась, пытаясь себе тосты сделать, так она мне водкой рану залила и сказала, что до свадьбы заживет. Она главврач, проще говоря, администратор.
Отвлеклась, но суть в том, что поговорить я могу только со Снежаной. А после того, как не сдержавшись рассказала о встрече с Максом, она повела меня туда, где… «Он точно может ошиваться». Если честно, ее энтузиазм пугал, возможно, это как-то связано с ее томными взглядами в сторону Королева. И чем в итоге закончилась моя несдержанность?
Уходим быстрым шагом от этого урода Антона, слухи о банде которого ходят прямо сказать не слишком приличные. Некоторые прямо ужасают. Поговаривают, что он выловил какую-то деревенскую девушку и лишил ее девственности с помощью автомобильного фаркопа (1).
Закончилась, наверное, громко сказано, потому что спокойным шагом направляясь к трамвайной остановке, я слышу шарканье по асфальту.
Оборачиваюсь и вздрагиваю… Они идут за нами. Антон чуть впереди с мерзкой, вызывающей тошноту улыбку и Максим сзади. Мрачный, напряженный. Но теперь я понимаю: одна команда этого перекаченного не по годам блондина и его пес сорвется с цепи.
Я сразу ощущаю, как душа ручейком стекает в пятки, точно так же, как пот по спине. А Снежане все весело.
— Кажется, они на нас запали. Может повеселимся? Ты со своим, я с блондинчиком.
— Дура, Снежана, он не будет любовью заниматься, ты не помнишь, что о нем говорят?! — кричу шепотом я, дергаю очумелую подружку и ускоряю шаг.
А потом и вовсе перехожу на бег, держа крепким захватом руку Снежаны.
— Стойте, богатые сучки, мы же хотим просто поиграть, — кричит развязным тоном и ржет этот Антон, а я бросаю взгляд на темную шевелюру его добермана. Он мрачен и суров, но, как и Антон, ускоряет шаг. Бежит за нами.
Быстро перебираю ногами, и чувствую радость, когда вижу, как приближается трамвай. Нам бы только успеть. И называйте меня мнительной, но играть с этим человеком я не собираюсь. Ни во что. Даже с Максимом больше не хочу. Ничего не хочу.
Только бы успеть, — думаю я, и почти тащу почему-то ржущую в голос Снежану. Надеюсь, от страха. Но рука у нее уже влажная, соскальзывает, а на физкультуре у нее всегда были проблемы со сдачей нормативов. Трамвай издает писк, двери открывает, до него всего сотня метров. Я бегу все быстрее, подгоняя хриплым шепотом подругу, перескакиваю через камни, уже почти добегаю до заветной двери, как чувствую рывок.
Не соображая от сбившегося дыхания, почти залетаю на верхнюю ступеньку и резко оборачиваюсь.
Ахаю от страха и ужаса.
Снежану прижимает к асфальту Антон, смотря на меня, а рукой лезет ей между ног.
— Снежана! — кричу, хочу сойти, помочь. Не знаю, что сделаю, тем более, она отчаянно под ним елозит, сопротивляется. Надо помочь, делаю шаг в воздух, как вдруг водолазку на груди сжимает, растягивает крепкая рука.
Я тут же поворачиваю голову, смотрю в пустые синие глаза. В искорки гнева в них. На длинные ресницы и черные, спадающие на лоб, волосы. Все так быстро, а кажется, что проходит целая вечность.
Сейчас Максим меня схватит и будет делать все то же, что собирается со Снежаной. Моей подругой. Часто-часто выдыхаю горячий воздух, сердце бьется отчаянной канарейкой в груди. В горле ком от бега, бок колит. И все так быстро. Быстро-быстро. Или долго, кажется, что так долго тянется мгновение…
Но вот всего одно моргание и тяжелая рука ударом в грудь пихает меня назад. Взглядом дает приказ не дергаться, сидеть на заднице, что ушибла.
Двери тут же закрываются, и транспорт трогается с места. А я стою. И слезы льются по щекам, потому что теперь я не могу ничего сделать. Или не хочу. Или боюсь.
А издалека уже бегут несколько плохо одетых парней, глумливо смотрят, как Антон, что-то выговаривая Максиму, затаскивает себе на плечо Снежану и смачно шлепает по оголившейся заднице.
Нет, нельзя так это оставлять.
______________________________________________________________________________
1) фаркоп — куда цепляется прицеп
Глава 10
Оборачиваюсь к кондуктору, к людям, что как будто не видели, что сейчас произошло. Их немного, но все безразлично уставились в свои окна.
А меня трясет. Надо что-то сделать. В милицию бежать далеко. Ближе к Отцу, в Мэрию. Он поможет. Он хоть и строг, безучастен, но справедлив.
Андронов всех накажет. Вытащит Снежану из лап этих уродов. Накажет и всех посадит. Даже Максима. Пусть тоже сидит. Тварь. Безразличная тварь. Собака. Пес!
«Он спас тебя», — шепчет внутренний противный голосок, но я отмахиваюсь, потому что уверена, если Антон скажет, он тоже трахнет Снежану.
Какое ему дело до меня. До моих чувств. Влюбленности.
Слетаю с трамвая в центре города, снова бегу. Уже через главную площадь. Вбегаю по лестнице и дергаю на себя половинку двустворчатой двери.
Врываюсь в приемную, и почти не глядя на секретаршу Зину, иду к его кабинету. Я была здесь всего однажды, случайно. Почему-то мне казалось, что мне запрещено здесь появляться. И раньше я не нарушала негласное правило, но сейчас был особый случай. И невзирая на окрик Зины: «Там совещание», я быстро убираю за уши растрепавшие волосы, выпрямляю спину, распахиваю двери и вхожу. Мне нужна помощь, а кто если не мой опекун может ее оказать.
— Не понял, — слышу холодный, всегда пронизывающий до костей, голос и смотрю в сразу заострившееся лицо. Он стройный, высокий и опасный. Я всегда сморю на него исподтишка, потому что всегда понимала: я не ровня такому как он. Простая дочь шлюхи, которой повезло, а он мужчина. Наделен властью и какой-то внутренней силой. Но есть ощущение, что сила эта грязная, кровавая, как лопата, которой забили человека. Прикасаться к ней противно. Даже смотреть на него не очень приятно.
Но я сглатываю и говорю в густую тишину светлого кабинета, где все семеро строго одетых мужчин обратили на меня внимание.
— Отец, мне нужна твоя помощь.
— Если ты не заметила, я занят, — холодно, как скользкая рыба по щеке, хлещет словом. — Выйди, Светлана, и подожди за дверью.
— Нет… — впервые перечу, на что его и брови мужчин взлетают вверх. — Мне нужна помощь, даже не мне. Снежане. Ее поймали парни из…
— Выйди! — резкий рев и меня мысленно откидывает на дверь, а потом спокойное: — Я приду через пять секунд.
Хочется добавить «время пошло», но я судорожно киваю и с тихим «Извините, что помешала» выхожу.
Даже не сажусь на диван для посетителей, а просто стою у двери как постовой. Раз, два, три, четыре…
Дверь открывается, выходит опекун — отец — Андронов. Быстрый взгляд на сразу опустившую глаза Зину и поворот ко мне.
— Снежана… — начинаю я воодушевленно, как его рука резко поднимается, а щеку обжигает удар. Хлесткий, больнючий до слез.
— Никогда не смей мне перечить. Тем более на людях. Ясно?
— Ясно, — киваю, слизываю с губ покатившееся по щекам слезы и на миг замечаю, как он смотрит за этим движением языка. Странно, но не важно… Главное Снежана. Ради нее я стерплю и не такое.
— Где она, — задает он вопрос, и я тут же расплываюсь в улыбке.
— Конечная пятого трамвая. Возле заправки. Там еще магазин…
— Ринат, — перебивает меня Андронов и из-за двери в коридор выходит его не русский водитель. Я так бежала, что даже его не заметила. Он как тень, такой весь черный и худой.
— Домой ее отвези и смотри, чтобы не выходила.
— Отец…
— Я разберусь, — более участливо говорит он и тянется рукой к моей щеке. Хочу отшатнуться, как от змеи, но терплю холодное касание. Стирает слезы, улыбается. — Живо домой.
Глава 11
Сижу жду. То на кровати с бесяво-розовым покрывалом. То у окна с ажурной тюль.
Смотрю, как по небу плывут, меняя форму, облака. Такие свободные, такие невесомые.
А у меня в груди тяжесть, а на шее удавка. Это все я виновата? Конечно, я, что за вопрос. Не стоило туда идти. Нельзя было рассказывать про Максима.
Нельзя! Мое это было. Интимное. Личное. Деликатное! И вот чем закончилась моя несдержанность.
А может… все хорошо? Может, парни просто посмеялись? Ничего не сделали.
Просто проводили Снежану до дома. Точно!
Позвоню, спрошу. Наверняка сейчас услышу веселый голос и полный подробностей рассказ о флирте с плохим мальчиком.
Только беру телефон, как мне звонок от Виталика. Вот уж точно с кем не хочу разговаривать. Он еще на выпуском повел себя как хамло, порвал мне платье, получил оплеуху.
Даже обижался несколько дней. Капец!
Он значит прижимает меня к грязной стене туалета, пытается порвать трусы, а теперь обижается?
Выключаю, к черту. Даже в кино, вместо того, чтобы просто спокойно посмотреть отличную комедию, он начала трогать мои бедра. Не то чтобы прикосновения мне не нравились, просто какой-то внутренний барьер… Не знаю.
Набираю сотовый Снежаны. Слушаю гудки и брожу по комнате, как зверь в клетке. Золотой клетке.
В комнату стучится Петровна. Грузная, с добрыми глазами и самыми ласковыми руками.
— Пойдем, хоть поешь, — просит она. — Уже два часа ждешь. Стемнело. Решит все Игорь Борисович. Я тебя уверяю.
— Не могу я есть, говорю же, — топая ногой, слушаю гудки, чувствуя, как прежнее чувство паники снова побеждает надежду. — Ладно. Через пять минут.
Вру, конечно, но иначе она бы не ушла. Упертая. Иногда кажется, что в этом доме она единственная, кого заботит мое состояние здоровья. Именно с ней я всегда ездила на медицинские осмотры. Именно она заменила мне отца и мать, но все равно не имела того авторитета.
На нервах набираю домашний телефон Снежаны.
Гудок. Второй. Третий. Слышу, как сняли трубку и радостно кричу:
— Снежана, Снежана, как ты?! Я так волновалась!
Меня перебивает резкий со всхлипом голос ее матери, очень неприятной женщины с почты.
— Никогда больше не звони сюда, тварь. Это ты виновата!
Она кидает трубку, а меня трясет. По коже расползается мурашками холод. Неприятный. Мерзкий. В горле ком, в груди дыра.
Я сглатываю, чувствуя тошноту, и бегу в туалет. Меня рвет от бессилия и осознания. Случилось. То, чего я так боялась, случилось.
Вижу, как темное пространство за маленьким окном озаряет яркий свет фар и быстро умываюсь.
Приехал. Я уверена, что он со всеми разобрался. Снял скальпы. Порвал на куски. Посадил за решетку и рассказал, что эти подонки сделали с девочкой.
Бегу вниз, спускаюсь в гараж, где стоят несколько нехилых автомобилей, и почти врезаюсь в выходящего из одного из них Андронова.
— Ну что?! Ты разобрался?! Ты всех их порвал?!
Глава 12
— Угомонись… — привычным жестом отталкивает он меня, как когда-то делала мама, когда я просила поесть. Идет ко входу в дом. — С это шлюхой больше не общайся.
— Да в смысле?! — вскрикиваю, и тут же тушуюсь, когда он замирает и поворачивает голову, опаляет пустым взглядом. — Извини… Просто ты так сказал. Шлюха. Ее же осквернили… Она…
— Теперь для тебя закрытая тема. Человек, который остался за бортом. Ей не повезло. Забудь и двигайся дальше.
— Но почему! — чуть ли не плачу я. Она ведь единственная. Близкая. Родная. — Она не виновата.
— Общение с ней повредит твоей репутации. Нам… — он выделяет это слово, давит на статус, благодаря которому у меня есть все. — Это не нужно. Ты поняла?
Молчу, смотрю исподлобья, желаю запихнуть этот статус в его тощую задницу. Жую губу, пока он ждет ответа, уже полностью ко мне повернувшись.
— Ты. Меня. Поняла? … — пауза. Не может же он быть таким жестоким! Но его голос, как лезвие по и без того рваному сердцу. — Отвечай!
— Да! Да! Да! Я больше не буду с ней общаться, потому что вам, — давлю, — это не нужно.
— Я всегда знал, что из тебя выйдет очень послушная девочка, — говорит он и хочет повернуться, уйти, но вдруг раскрывает объятия. Я хмурюсь. Только не снова. — Иди к папочке, давай вместе порадуемся, что ты оказалась такой шустрой.
Я смотрю на раскрытые руки, как на колючую проволоку, которая собирается меня поразить металлическими шипами, пустить кровь, и медленно шагаю вперед. Как на плаху. Потому что не имею права отказывать тому, кто сделал для меня так много. Дал мне кров, платья, образование, еду в конце концов. И сколько бы не прошло лет, я буду помнить то яблоко с помойки. Первое яблоко за много месяцев.
Сжимаю зубы и вхожу в эти длинные руки как кольца змеи и стискиваю зубы, чувствуя, как опекун прижимает меня к себе, заботливо гладит по спине, спускаясь на поясницу и ниже.
Отшатываюсь от ужаса, но он сдерживает порыв, поднимает руку выше и шепчет в волосы.
— Ты так выросла, моя девочка.
Он сам раскрывает объятия и, даже не взглянув, уходит. А меня бьет озноб. Хочется кричать, срывая голос. Хочется содрать с себя одежду, на которой теперь его запах. Дорогие сигареты, виски, тошнотворный сладкий парфюм. Бегу наверх, не откликаясь на зов Люси сходить поесть, залетаю в комнату, кажется, не изменившуюся с моего появления в этом доме, и начинаю срывать всю одежду. К черту фирменные бриджи, к дьяволу голубую майку! Даже дорогущее белое белье — сворачиваю и в пакет.
Ненавижу его эти штучки. Никогда их не понимала. То он безразличен, то пытается примазаться. И почему такое ощущение, что на кожу налили рыбий жир и теперь не отмыться. И так каждый раз. Иду в душ. Включаю кипяток и кричу. Потому что я не могу! Не могу пойти против! Не могу сказать: «Да пошел ты на*уй со своими деньгами». Не могу вернуться к той жизни, из которой меня забрали. Остается только смириться и жить дальше. Всего месяц, летний бал и я поеду в Лондон. Там все будет иначе. Там я стану свободной!
И только один вопрос беспокоит меня, пока смотрю на проекцию звезд на потолке, а шелковое одеяло ласкает тело.
Сядут ли те ублюдки? Ну и еще один… Трахал ли Макс Снежану. Не трахал. Насиловал ли?
Глава 13
На следующий день все тело ломило, как будто по нему проехался каток, но я все равно заставила себя встать и пойти на репетицию бала, который считался украшением нашей области. На него собирался весь город, и даже кое-кто из правительственной Московской верхушки. Разумеется, без Андронова не обошлось.
Виталик подловил меня на входе в спорт клуб и по его возбужденному состоянию я поняла, что ему что-то надо мне рассказать. И, кажется, я подозревала что…
— Снежана вчера нарвалась. Говорят, их было четверо, и на ней не осталось живого места. Во все щели… Бля… Хорошо, что с ней не было тебя, — быстрит он, рассказывая мне версию, придуманную отцом, и тут же прижимает к себе.
А я поджимаю губы, чтобы не закричать, насколько мне тошно это слышать. Нарвалась?! Но она не нарывалась. Это случайность! И в ней много и моей вины.
А теперь я осталась чистой, незапятнанной, а она осквернена, осмеяна на весь город.
Я выкрутилась из неприятных объятий и осмотрелась.