Он досадливо поморщился и отмахнулся, и мне вновь стало неловко, потому что все как-то расклеилось после моей фразы про государственную измену. Фраза прозвучала слишком сложно для местной речи. Оставалось надеяться, что Альгидрас «из-за своей учености» этого не заметит. Впрочем, ему и без того сегодня странностей в поведении Всемилы хватит. Вряд ли та бросалась в его объятия за утешением и жаловалась на брата. Я вдруг подумала, жаловалась ли Всемила на Радима в принципе и если да, то кому? И какой она вообще была? Неужели она заслужила порицание и презрение, которыми одаривают ее свирцы? Мне отчего-то стало за нее грустно.
Альгидрас настойчиво повторил, что нам пора. Я кивнула и вдруг вспомнила, что утешить-то он меня утешил, но от ответа на вопрос ловко ушел.
— Подожди!
— М-м?
Альгидрас, уже шагнувший к ручью, медленно развернулся всем корпусом. Вероятно, крутить головой ему было больно.
— Ты так и не ответил: что именно Радим влил в меня вчера и почему?
Он закусил губу и посмотрел мне в глаза. В первый раз с момента моего появления здесь кто-то смотрел на меня вот так: пристально, словно выворачивая наизнанку. Так, будто для понимания меня ему не хватает совсем чуть-чуть и вот сейчас он получит недостающие знания. Мне стало неуютно. Что ж у него взгляд-то такой… Я попыталась сосредоточиться на своем недавнем открытии, что у него девчачьи ресницы. И веснушки, опять-таки. Да и глупо это — чувствовать себя неуютно, когда на тебя смотрит обычный мальчишка. Сколько ему лет-то вообще?
— Хватит меня разглядывать, — нервно произнесла я, потому что факт наличия веснушек не перекрывал эффекта от пристального и совсем недетского взгляда.
Он усмехнулся, как будто именно этого и ожидал.
— Почему Радим это сделал? — не отставала я.
Альгидрас снова посмотрел на меня и твердо произнес:
— Я не знаю.
И я как-то сразу поверила. Да, он побратим Радима, и Радим доверяет ему очень многое, но все-таки Альгидрас — это не Радим, и он вправду может чего-то не знать. Но я кивнула и произнесла негромкое «спасибо» не только поэтому. Я просто поверила, потому что, когда человек врет, он не может смотреть так открыто и голос его не может звучать так твердо. Во всяком, случае я не чувствовала фальши. Да и кому еще тут верить, если не ему?
— Радим будет очень зол, когда узнает о том, что я тут рыдала у тебя на плече? — неуверенно спросила я.
Альгидрас совершенно по-мальчишески улыбнулся:
— Ну, два раза не убьет, а один я как-нибудь…
— Переживешь? — улыбнулась я.
Он тоже улыбнулся, однако вместо ответа направился к ручью. Это же шутка? Правда? Не может же Радим всерьез разозлиться на то, что его побратим успокоил его сестру? Или может? Да что же у них случилось в прошлом? Неужели вправду роман, и я просто недооценила Радимира, решив, что за подобное он бы непременно убил? Может, он сумел простить? Ведь было же что-то, здесь невозможно ошибиться. Потому теперь Альгидрас и шарахается от Всемилы, как от прокаженной, потому и смотрит сквозь, пресекая на корню все попытки нормального общения. Может, это вовсе не безразличие? Вот и сейчас он нервничает. Да и до этого успокаивал как-то лихорадочно, словно все на свете бы отдал, только бы я побыстрее взяла себя в руки и избавила его от необходимости быть настолько близко.
Я с тоской смотрела в обтянутую потертым жилетом спину. На левом плече кожа вытерлась почти до белого, словно Альгидрас очень часто что-то на нем носил. Я вспомнила сцену на берегу в тот день, когда был ранен Радим. Кто-то из воинов забросил Альгидрасу на плечо колчан со стрелами. Как раз на левое. Вот, значит, откуда эта потертость. Жилет был такой же, как и у других воинов воеводы, значит, Альгидрас начал носить его уже в Свири. Неужели за этот год он так часто носил колчан? Вспомнилась фраза Улеба «Радогостю рана на рану пришлась». Значит, верно, Всемилу искали — «не цветы собирали».
У ручья Альгидрас замер, словно что-то прикидывая. В этом месте ручей оказался гораздо шире. Я быстро разбежалась и перепрыгнула на другой берег, замочив подол водой. Поднимать его слишком высоко при Альгидрасе не решилась. Обернувшись к спутнику, я успела заметить приподнятую в удивлении бровь. Его прыжок вышел явно удачнее, хотя разбегаться он не стал. Я тоже приподняла бровь и еле удержалась от комментария на тему его спортивной формы. Он мое веселье не разделил — молча указал направление.
Мы подошли к одному из заборов, и Альгидрас уверенно распахнул калитку, придержав ее передо мной. Я, шагнув во двор, с тревогой подумала о собаке, но во дворе было пусто.
— Собака сегодня на псарне, — словно прочитав мои мысли, произнес Альгидрас.
Посмотрев на дом, я заметила резные наличники и узор над дверью. Вряд ли в Свири было несколько резчиков по дереву с похожей техникой.
— Ты здесь живешь?
Альгидрас, запиравший за нами калитку, вскинул на меня голову и после паузы осторожно кивнул. Ну вот, а я так хотела узнать, где находится этот дом. Еще и суток не прошло. Пользуясь тем, что собаки нет, я медленно двинулась через двор к дому. Мне очень хотелось рассмотреть узор.
— Нам пора, — раздалось позади.
— Можно, я посмотрю?
Спрашивала я, признаться, больше ради проформы. Ну кто бы отказал восхищенному зрителю?
— Нечего там смотреть. Пойдем.
Я обернулась, заправляя волосы за ухо. Альгидрас стоял посреди двора и смотрел на меня так, как смотрел в нашу первую встречу на дружинном дворе: ничего не выражающим взглядом куда-то в район моего плеча. Да что с ним такое?
— Это займет полминуты, — ответила я, изо всех сил стараясь не злиться.
— Времени нет. Тебе нужно готовиться к празднику. Нельзя заставлять ждать князя.
— Да мы спорим дольше! Я бы уже посмотрела! — все-таки повысила голос я.
И странное дело — чуть только я повысила голос, Альгидрас сразу словно подобрался, глубоко вдохнул, выдохнул:
— Хорошо.
Я моргнула, не веря в перемену. Смотреть резьбу мне уже расхотелось. Скользнув взглядом по завиткам какого-то растения, оплетавшего дверной косяк, я подумала о том, что сейчас произошло. Для разнообразия я решила озвучить свои мысли. Не все же им меня с ума сводить? Я тоже имею право. Демонстративно медленно приблизившись к Альгидрасу на расстояние вытянутой руки, я нацепила на лицо жизнерадостную улыбку.
— Ты боишься плачущих девушек? Или не переносишь разговор на повышенных тонах?
Спохватилась, что опять слишком сложно строю предложения, но решила, что мне все же плевать. Пусть жалуется, если хочет. Этим высказыванием я заслужила долгий взгляд и тень усмешки. Да что же он словами-то не отвечает никогда?
— Ну, признайся! Чего ты так испугался?
— Того, что твой суженый сойдет на нет от ожидания, — неожиданно ответил Альгидрас.
— Ничего. Девушкам свойственно опаздывать.
— На праздничный пир с князем?
Я посмотрела на него почти с восхищением. Надо же. А мы пикироваться умеем. Я снова мило улыбнулась, Альгидрас не менее мило улыбнулся в ответ.
— Мы опаздываем, помнишь? — не переставая улыбаться, ответила я.
— Я-то помню.
Он указал в сторону ворот, и мне ничего не оставалось делать, как пройти в указанную сторону. У ворот я остановилась и уже серьезно спросила:
— Почему ты был против того, чтобы я смотрела?
Он сдвинул корзину на сгиб локтя, дернул засов и только потом посмотрел на меня.
— Мы одни в закрытом дворе.
— И что? — не поняла я.
Вот со Златой он один в закрытом доме был, когда мы с Добронегой приходили. И ничего. Или это потому, что она замужем, а я нет? Ну так он же побратим. Это же ближе кровного родства.
— Что тут такого?
Альгидрас выдохнул так, что его неровно остриженная челка взлетела вверх, и посмотрел на меня с какой-то усталой обреченностью.
— Ты себя как сейчас чувствуешь? — неожиданно спросил он.
Да они все с ума посходили, что ли? Впрочем, если этот вопрос задают все время, значит, в нем есть какой-то смысл.
— Хорошо, — спокойно ответила я. — У меня еще побаливает рука после стрелы, но больше ничего не беспокоит.
Альгидрас несколько секунд смотрел мне в глаза, потом отвел взгляд, пожевал нижнюю губу, словно что-то прикидывая.
— Ладно. Нам не нужно оставаться одним, потому что Радиму это не понравится.
Шикарный ответ. И, главное, сразу всем все стало понятно.
— А почему ему это не понравится? — пытаясь сохранить остатки терпения, уточнила я.
— Потому что… Пф, — Альгидрас снова выдохнул, а потом неожиданно разозлился. — Давай я просто отведу тебя к Добронеге? Я не могу больше быть с тобой! Мне еще на службу. Князь в Свири! Радиму и так нелегко. Давай мы ему поможем, без глупых вопросов?! Хорошо?!
Я непроизвольно сделала шаг назад и по-новому посмотрела на Альгидраса. Меня поразили две вещи. Во-первых, его все-таки можно вывести из себя. То есть, конечно, он спорил вчера с Радимом после церемонии, но это выглядело совсем не так: горячился воевода, а Альгидрас был относительно спокоен, чем бесил Радима еще больше. А вот сейчас он явно вышел из себя. И пусть он не заорал, а скорее прошипел все это так, словно за воротами стояло пол-Свири, надеясь что-то подслушать, эмоции были на лицо. Но вторая вещь была куда более любопытной. Он говорил сейчас не как свирец! И дело было не в акценте. Речь была сложнее. И она скорее походила на мою. То есть получается, что с Радимом он говорил так же, как говорит Радим, со мной же… Это было настолько неожиданно, что, когда Альгидрас зло распахнул калитку, я безропотно в нее вышла.
До дома Добронеги мы дошли в напряженном молчании. При этом Альгидрас пару раз пнул попавшиеся под ногу камни. Я была настолько шокирована переменами, что не решилась затевать разговор. Все вопросы, которые я так мечтала задать ему со вчерашнего вечера, разом вылетели из головы. Вместо этого я старательно запоминала путь к дому Велены. Он оказался гораздо проще, чем мне думалось. Если не ходить бесцельными кругами, сворачивая то там, то сям, как делала я, то от Добронеги до дома, где жил Альгидрас, можно было добраться относительно быстро. Нужно было всего лишь пройти по двум довольно длинным улицам и дважды свернуть направо. Я запомнила путь, и это не могло не радовать. Почему-то я знала, что он мне пригодится.
У ворот Добронеги мой спутник резко остановился, словно что-то вспомнив, бросил на меня быстрый взгляд и направился было в обход.
— Не надо, — поняла я. — Мы с Серым друзья.
Я удостоилась еще одного безмолвного взгляда, после которого этот «приятный» в общении мальчик толкнул калитку. Нас встретила встревоженная Добронега, которая едва поздоровалась с Альгидрасом и тут же выпроводила его восвояси. Меня же она буквально силой потащила в покои Всемилы, где на сундуке уже было разложено вышитое платье и какой-то головной убор.
Добронега непривычно много говорила, словно сама себя успокаивала этой болтовней. В основном это были сетования на то, что я «схудала» и времени подшить наряд уже нет, и где я бродила весь день, да еще голодная. Я молчала, потому что просто не знала, что ей ответить. Добронега помогла мне быстро натянуть платье, что-то где-то подколола, протянула мне нитку бус, сообщила, что Любим здесь с сыном, и тут я застыла, поняв, что на матери Радима домашняя одежда.
— А ты?! — в панике вскрикнула я. — Почему ты не переодеваешься?
Добронега суетливо поправила платок, расправила ворот.
— Я не пойду туда одна! — выпалила я, хотя понятия не имела о протоколе на этот счет.
Может, там будет представление Всемилы жениху и никому другому быть не положено? Может, Радим распорядился, чтобы я была одна? Добронега вымученно улыбнулась и проговорила:
— Так я сейчас. Просто не переоделась еще. Ты подожди.
Но я сразу поняла, что она врет. Она не собиралась идти до тех пор, пока я не заупрямилась. Опять недомолвки! Здесь-то что за история? И почему меня в более простой мир не занесло?!
Стоило Добронеге уйти в свои покои, как я сразу почувствовала и неудобное платье, и царапающий виски головной убор, а еще мне до липких ладоней стало страшно. Ведь сейчас меня познакомят с суженым. А если и вправду свадьба? Ведь меня увезут из Свири! И там не будет никого из родных Всемилы. Я вдруг с тоской подумала, что какими бы странными ни были Радим и его родные, перспектива переехать к чужим людям всерьез меня пугает. Что же делать? Интересно, если я не понравлюсь княжичу, у меня есть шанс остаться здесь? Или Радимир ждет, что я обязательно понравлюсь? Ведь это честь, укрепление связей и все такое. Но Добронега не любит князя. Это видно. И не горит желанием отдавать Всемилу в тот род. Это же тоже что-то значит? Я почувствовала, что меня трясет и, чтобы хоть как-то отвлечься, вышла в обеденную комнату и принялась расставлять горшочки с мазями и порошками в одну линию. Мимоходом подумала, что это тоже может быть признаком психического расстройства. Кажется, это что-то значит, когда все стараются выстраивать в одну линию да по размерам. До размеров я пока не дошла, но была уже на пути к этому.
С одного из горшков слетела крышка, выскользнув из моих влажных пальцев, и я едва успела ее подхватить, подумав, что Добронега наверняка огорчилась бы. Сомнительно, что глиняные горшочки здесь так легко раздобыть. Я сняла горшок, чтобы накрыть его крышкой, и мне в нос ударил резкий запах. Я сглотнула. Это был запах того самого отвара. Именно в этот миг в комнате появилась Добронега и заметила в моих руках горшок.
— Я их расставляла, — неотрывно глядя в ее лицо, произнесла я, — и крышку едва не разбила.
Мать Радима молча кивнула, словно ожидая продолжения.
— От чего этот порошок? — страшась ответа, спросила я.
— Это… чудо-порошок от… расстройств… всяких.
Добронега замолчала, и я поняла, что она не собирается продолжать. Но при этом — странное дело — она не выглядела испуганной или виноватой. Она снова вела себя, как обычно. Последняя фраза повисла в воздухе, но время для прояснения ситуации показалось не слишком подходящим. В наши ворота уже стучали.
— А из чего он? — спросила я, просто чтобы как-то закончить разговор.
— Он из каких-то хитрых трав, — охотно пояснила Добронега, осторожно забирая у меня горшок. — У нас такие не растут. Это Олег у иноземцев купил. Он и порошок сделал. Он же кудесник.
И мир словно покачнулся. В ворота опять застучали, Добронега что-то сказала, поставила горшок на место и потянула меня на улицу, а потом через двор. Неудобное платье казалось слишком жестким, а правый башмак нещадно впивался в пятку при ходьбе, но все это было сущей ерундой, потому что у меня в голове до сих пор звучало твердое «я не знаю» и этот взгляд… глаза в глаза. Почему-то это предательство… да не предательство даже — кто я ему? — этот обман заcтавил забыть все на свете.
Какая же я дура! Обняли, по голове погладили, и я уже верю каждому слову. Попалась на честный взгляд и дешевую загадочность. Так мне и надо!
Было обидно до слез. И тошно от собственной глупости. А еще хотелось увидеть этого бездушного гада, способного вот так… в ответ на доверие. Я постаралась как можно беззаботнее улыбнуться двум воинам в парадной форме, ожидавшим нас за воротами. Кажется, они удивились моей жизнерадостности, но мне было все равно.
Поправив жесткий ворот праздничного наряда, я глубоко вздохнула, готовясь к встрече с суженым. Я не могла изменить ситуацию сейчас. Оставалось только принять ее и надеяться на лучшее, поэтому я шла вслед за стражниками рука об руку с Добронегой и с каждым шагом повторяла про себя: «Мне не страшно… Мне не страшно…».
Глава 13
Бывает любовь, как холодные звезды:
Недостижимая, ярко горящая, вечная.
Будто весь этот мир был с единственной целью создан,
Чтоб сердце твое провести Дорогою Млечною.
Бывает любовь, как туманные дали.
Непокоримая, дивная и безупречная.
Ты помчишься за ней, надеясь, что сны не солгали,