Потом огневые позиции превратились в строительные площадки. Вместо стволов зениток над ними поднялись стрелы кранов. Снова стали рыть. На этот раз котлованы. Но старая карта боевого порядка полка долго оставалась в моей памяти. И часто, проезжая мимо какой-нибудь бывшей батареи, я думал: «Пушек не видно, потому что появились высокие дома, но если обойти дома…»
Теперь, стоя на крыльце школы, построенной на огневой позиции шестой батареи, я испытывал чувство неловкости оттого, что не сразу признал свое старое поле боя. Мне захотелось, чтобы отныне все знали: здесь стояла шестая батарея. Я поймал за руку пробегавшего мальчишку и спросил его:
— Ты знаешь, что здесь было раньше?
Он удивленно выкатил на меня глаза и сказал:
— Школа.
— Да нет! — почти крикнул я. — Здесь была шестая батарея. Сто второго…
Он не понял меня и спросил:
— Шестая «А» или шестая «Б»?
Я растерянно посмотрел на мальчика, и он, видимо желая помочь мне, сказал:
— Может быть, вы ищете сто вторую школу?
Мне захотелось сказать мальчику: «Я ищу не сто вторую школу, а сто второй зенитно-артиллерийский полк». Но я промолчал. Я промолчал, и мне стало стыдно своего молчания. Я сильнее сжал руку мальчика и сказал:
— Здесь стояла моя батарея. Мы били по фашистским самолетам, которые летели к Москве.
— Здесь? — мальчик удивленно посмотрел на крыльцо и потрогал рукой перила.
— Да, да, здесь. — Я почувствовал, что он не верит мне.
Не может поверить, потому что в его представлении на этом месте всегда стояла школа. И никакой шестой батареи.
Я разжал руку. Мальчик убежал.
И я понял, что не смогу успокоиться, пока не сумею убедить этого мальчика и всех его товарищей, что здесь в годы войны стояла шестая батарея. И потому теперь стоит школа.
ВСАДНИК, СКАЧУЩИЙ НАД ГОРОДОМ
Он увидел мальчика, обнявшего штырь флюгера. Большой флюгер мотало во все стороны. Вероятно, флюгер разделял тревогу тех, кто снизу следил за маленькой фигуркой мальчика на гребне крыши.