— Так-то лучше!
Я улыбнулся, радуясь удаче, на сей раз искренне. Перчатки отлично подошли по размеру, и левая спрятала змеиную кожу на изуродованной руке. Похоже, перчатки со мной навсегда. Мы выберемся из Запустения, и пусть нынешней инквизиции далеко до грозной конгрегации минувших веков, но чудовище со змеиной кожей быстро уволокут в свои подземелья. Оттуда смогу выйти только на костер. А если не инквизиция, то простые селяне точно удумают сжечь человека с лапой чудовища. Меня.
Но отчего я взял только перчатки? Я начал быстро раздеваться. Поймал недоуменный взгляд Брана, но лишь отмахнулся. Разделся полностью, донага, скинув залитую кровью изрезанную одежду. Черт! Холодно.
Я быстро переоделся, оставив из прежнего только сапоги. Черное орденское облачение завершил новый шерстяной камзол. Теперь лучше, теперь тепло. Осталось лишь плащ нацепить.
— Славно было!
С приближением предвестника мое почти благодушное настроение быстро сменилось на прежнее. Мрачное.
— Где Ирма?
Бран пожал плечами. Предвестник присел, чтоб порыться в вещах, что лежали рядом с ним. Его заинтересовал добротный кинжал. Мы копошимся в пожитках приспешников Низверженного, словно мародеры.
Сзади что-то упало на снег. Вампирша притащила пленника!
— Зачем он нам?
Крылья за спиной Ирменгрет сложились и исчезли, она вновь в образе обворожительной женщины.
— Это колдун, о котором я говорила, — улыбнувшись, сказала вампирша, — он возглавлял орденских солдат.
Чернокнижник был немолод. Он с трудом поднялся после падения: вампирша отшвырнула его от себя, когда до снега было футов десять. Одет в изорванную солдатскую куртку поверх темной рясы. Седые волосы спутались и слиплись от крови из раны на голове. На худом лице с выпирающими скулами — выпученные, полные страха глаза.
— Что скажешь, дед? — поигрывая только что найденным кинжалом, спросил Бран.
Предвестник приблизился к слуге Возвратившегося бога на расстояние двух вытянутых рук, и тот сейчас смотрел только на кинжал и мычал.
Сложив руки на груди, я ждал, что будет раньше. Вопросов к орденскому колдуну у меня нет, а он считай что мертв. Ему не уйти от Войны и Ирменгрет. Интересно лишь то, зачем вампирша его притащила и выдаст ли пленник сведения, за которые в награду получит быструю смерть?
Смерть и смерть. Вокруг только она и проклятые души моих невольных сотоварищей.
— Мерзкий старикашка, — вампирша обошла меня и промурлыкала из-за плеча, — и кровь у него отвратная. Невкусная. Я насытилась другими двумя, а этого притащила сюда.
— Для чего? — Я не оборачивался. — Могла бы там убить.
Вампирша прижалась ко мне и зашептала на ухо:
— Он тебе не нужен?
Близость Ирменгет будоражила кровь. Я прикусил пересохшую губу.
— Не нужен.
— Хочешь, убьешь его ты?
— Нет.
На мне много крови, но лишняя не нужна.
— А может, вопросы есть у Брана или Велдона?
Я пожал плечами и, шевельнувшись, случайно коснулся мочкой уха губ Ирмы. Они горячи!
— Вы! — Пленник вдруг отпрянул от Войны. — Разве не замечаете?
Предвестник схватил колдуна за куртку, приставив кинжал к горлу.
— Чего орешь?
Глаза колдуна еще больше вылезли из орбит.
— Эльфы! — прохрипел он.
Внутри меня похолодело. Я обернулся и увидел неприкрытый испуг на лице Ирмы.
— Они проснулись… — чуть слышно произнесла она.
Волчий дом менялся на глазах. Зимняя ночь уступила место безоблачному летнему полдню с ярко-синим небом. Полуторавековое запустение внутри крепостных стен исчезло. Нет даже пролома, через который мы и слуги Низверженного вошли внутрь.
Хозяева Наур Адаба вернулись!
Глава 8
СВОИХ НЕ БРОСАЕМ
— Чужаки… Чужаки… Чужаки…
Многоголосица. Незримые, невидимые нашим взорам повторяли одно и то же слово, и произносилось оно с чуть слышным шипением. Голосами, которые сливались в один, что слышали во всем Волчьем доме.
Мы посреди ожившего замка эльфийских разведчиков, полного его обитателей. В самый разгар теплого солнечного дня. В другом, отличном от нашего времени, так как только что нас окружала зима, а нынче — лето. Мы в прошлом или ином времени.
В безвременье!
Мы — я, вампир и предвестник — не сговариваясь жались друг к другу. Я и Бран стоим спина к спине, в руках опущенные к булыжникам клинки. Ирменгрет, морщась, прикрывает лицо от солнца растопыренной пятерней. Она в двух футах от нас, а в нескольких шагах — плененный вампиршей чернокнижник. Маг затравленно озирался.
Кругом эльфы. В основном мужчины преимущественно в зеленых одеждах, под стать лесу за обводом стен из серого камня, и почти все они вооружены тонкими мечами или кинжалами, у некоторых — луки. Есть и женщины, и даже дети.
Эльфы занимались своими делами, крутились у домов с двускатными крышами. Направлялись к воротной башне, разговаривали, кто-то кого-то отчитывал, слушал, приказывал, тащил, вертел, крутил и нес. Под шум и гомон ожившего поселения и неустанно повторяемого, повисшего в воздухе:
— Чужаки… Чужаки… Чужаки…
Мы для них не существовали! Я бы возблагодарил небеса за такую удачу. Но не ведал, как к этому отнесутся Бог Отец и Бог Сын. Лучше не рисковать!
— Чужаки… Чужаки… Чужаки…
Эти голоса давили, стискивали что-то под сердцем, причиняя почти осязаемую боль, но то всего лишь голоса. Я повторил про себя эту немудреную мысль три раза, отчего заметно полегчало. Бран и Ирменгрет тоже держатся, чего не скажешь о приспешнике Возвратившегося бога.
Пленный старик схватился за голову. Заткнул уши руками и упал на колени. Мечущийся по замку взгляд и широко раскрытые глаза ныне принадлежали безумцу. Лицо исказилось гримасой страдания, а рот открылся, чтоб исторгнуть из себя дикий вопль.
Да он же выдаст нас!
Я лишь помыслил, что нельзя позволить колдуну закричать, а Война уже действует. Прыжком оказался рядом с чернокнижником, заткнув ему рот ладонью. Пленник замычал и вцепился в руку Брана, чтоб оторвать ее от своего лица, но это не легче, чем сдвинуть с места каменную стену.
На ярком летнем солнце сверкнула сталь кинжала. Одним отточенным движением Бран просунул лезвие под подбородок старика и перерезал ему горло. Предвестник умел это, он делал так много-много раз. Схватившись теперь за собственное горло, пленник упал перед Браном, лицом вниз. Кричать он уже не мог, только что-то булькало под ним.
— Зачем? — Мой вопрос был, конечно, глуп.
— А ты подумай.
Я отмахнулся. Черт с ним! Замарал руки хотя бы не я!
— Чужаки… Чужаки… Чужаки…
Кровопускание скинуло с меня и Брана то давление, что рождали голоса. Я вздохнул с облегчением и поймал предвестника на том же, а вот Ирме было все так же плохо. Вслушиваясь в себя, вампирша не удостоила расправу с пленником даже взглядом.
— Не могу, — произнесла Ирма.
Словно вторя ей, гомон в замке стал сильнее. Бран и я переглянулись, понимая без слов, что подумали об одном и том же. Что-то меняется, рушится окружающая нас мирная иллюзия; и не в наших силах на это повлиять. Пролитая кровь чернокнижника тоже ни при чем. Волчий замок просыпается по-настоящему.
Я почувствовал, как екнуло сердце в предчувствии чего-то страшного и неизбежного, пусть никто из нас сейчас не в состоянии сказать, что именно нас ждет. Одно ясно: ничего хорошего!
— Не могу, — жалобно повторила вампирша.
Я покосился на нее. Губы пересохли от напряжения, а по виску течет холодный пот. Все, что мог, — это крепче сжать рукоять бракемарта да негромко посочувствовать Ирме. Лишь бы она не оповестила о своей немочи в полный голос. Нас не должны услышать!
— Чего не можешь?
— Ничего не могу!
— Да тише ты! — Бран тоже нервничал. Взгляд предвестника стрелял по сторонам.
Ирма схватилась за ворот собственного полушубка.
— Ничего не могу, — в третий раз повторила она. Правда, перешла на шепот: — Нет крыльев и не могу улететь, не могу быть быстрее стрелы, нет клыков и когтей. Ничего нет!
Возможно, Ирменгрет выглядела комично, но сейчас не до шуток. Я тоже потерял часть магических способностей. Нельзя слиться с темнотой, когда ее нет. Нельзя переместиться в ночную тень на противоположной стороне замка, если сейчас день, а не ночь.
— Зато могу разорвать каждого на части. — Вампирша зло оскалилась.
Облик ее ничуть не изменился; не появились даже клыки, но вот она — чудовище из страшных сказок. К несчастью, обратившихся правдивой былью. От Ирменгрет повеяло смертельной угрозой.
— Лучше скажи, что делать будем? — Бран взял себя в руки и внешне был совершенно невозмутим. Что ему, предвестнику апокалипсиса, какой-то вампир, пусть даже из высших?
— Надо уходить, — на красивое лицо Ирмы вернулось неожиданно благопристойное выражение, и, глядя на Войну, она сказала тоже спокойно, будто заметив между делом: — Ворота еще открыты.
— А если они только и ждут, когда мы побежим из замка? — произнес Бран. Ему все же не по себе. Ничто людское не чуждо, когда в человеческой шкуре. — Так и должно быть? Вся эта идиллия вокруг нас… А, Ирма? Или это все по-настоящему?
— Откуда я знаю! — негромко огрызнулась вампирша. Самообладание быстро оставило ее. — Никто не рассказывал, что был в ожившем замке.
Я озирался, стараясь понять, что не так в облике эльфов Волчьего дома. На нас не нападают. Вокруг мирная в общем-то жизнь, и не столь уж важно, из какого она времени или это все мнимо, иллюзия, раз нас по-прежнему не замечают. Но что-то настораживает в обитателях Наур Адаба. Есть в них нечто странное.
— Чужаки… Чужаки… Чужаки…
Кровь и песок! Не смолкает ни на миг! Глупо надеяться, что мы до сих пор не замечены.
— Уходим, Николас! — Вампирша схватила меня за руку, в ее голосе послышалась мольба. — Пока нас еще не трогают!
— Думаешь, нас отпустят? — спросил я. — Так просто и легко?
Я сжал левую руку. Под перчаткой змеиная чешуя — напоминание о смерти и черте, за которой для меня ничего нет. Кроме возвращения к жизни и нового еще более страшного и мерзкого уродства.
— Не знаю, — прошептала вампирша, глядя мне в глаза, — но пока есть шанс, надо уходить!
— Где Велдон? — Я вспомнил об инквизиторе. — Мы должны его найти!
— Сдался он тебе!.. — обозлившись, по-змеиному прошипела Ирма. — Этот святоша! Он их пробудил! Опять молился или метил все знамением!
Она богохульствовала, да какой с нее спрос! С вампира!
— Без него не уйду, — сквозь зубы процедил я.
Мы спорили, а эльфы по-прежнему не замечали нас. Я косился на ближайших, терзаясь одной и той же мыслью: что не так в облике хозяев замка?
— Он прав, — произнес Бран. — Нельзя оставлять старика. Своих не бросают.
— Своих? — взъярилась Ирма, обратив взор на предвестника. — Своих, говоришь? Какой он тебе свой? Смертный! Монах! Их слуга!
— Мы сейчас вместе! — Предвестник тоже разозлился. — Ты с нами или ты одна?
До меня, кажется, начало доходить, что именно не так в эльфах. Нас не просто не замечают, мы посреди невидимого островка. Куда ни посмотришь, а ближе двух десятков шагов ни одного эльфа нет. Если кто-то приближается, то просто обходит нас стороной.
Проклятый пепел! Пусть так и будет, пока не покинем замок. Как же хочется вновь узреть зиму и ночное небо Запустения! Спокойствие, что царит вокруг, обманчиво. Нутром чую! Здесь смертельно опасно!
Ирменгрет права, нужно убираться отсюда, а мы стоим посреди площади и спорим, как недоумки. Только Велдона нельзя бросать! Чертов святоша! Где же он? Он же видит нас! Должен понимать, что надо спускаться!
— Так ты с нами? — Война требовал от вампира ответа.
Он больше не прикрывает мне спину. Ирма и Бран буравили друг друга недобрыми взглядами.
— Хорошо тебе! — Вампирша оскалила ровные белоснежные зубы. — Сдохнешь, так переродишься в теле младенца и не вспомнишь, как помер в последний раз.
— Отвечай!
— Я с вами! — Ирменгрет сдалась, но не удержалась от колкости: — Я с тобой, милый Бран, потому как не могу сейчас упорхнуть. А так бы помахала ручкой с высоты!
— Хватит! — встрял я. Ирма разозлила не только предвестника. — Мы идем в главную башню и ищем Велдона. Немедленно и без разговоров!
Я направился к донжону, не сомневаясь, что Бран и Ирма пойдут следом. Предвестник думает так же, как я. Вампирше же некуда деваться. В конце концов, она обязалась вывести Николаса Гарда из Запустения, и отвечать за это ей вовсе не предо мной.
— Чужаки… Чужаки… Чужаки… — шипящее многоголосие не смолкает.
До главной башни полсотни шагов. У входа в донжон скучает лучник. Увидит ли он нас, когда пройдем мимо, или как все будет воротить от нас нос?
Кровь и песок! Я остановился как вкопанный. Дошло! Понял, что не так с эльфами. Никто не глядит в нашу сторону. Озираясь, я смотрел на обитателей Волчьего замка, чтоб убедиться в верности своей догадки, и не обнаружил ни одного направленного на нас взгляда.
— Почему опять стоим? — буркнул Бран. Предвестник с подозрением разглядывал эльфов, крепко сжимая рукоять шпаги и одновременно поигрывая кинжалом.
Ответить я не успел. Где-то внутри воротной башни загремело железо — там опускают решетку. Ворота закрывают!
— Не успели! — простонала Ирма.
Я крепко выругался и услышал, как поминает эльфов и их богов Бран. Течение мирной жизни в Волчьем доме прекратилось. Все эльфы оборачивались в нашу сторону. Буквально все! Как сговорились разом посмотреть на нас!
— Кровь и песок!
Раньше я видел эти глаза! С почерневшими белками и без зрачков! Черные глаза нежити у всех эльфов! У каждого из них, от мала до велика!
— Началось! — Война вскинул над собой оружие.
С крепостной стены прилетели пять стрел. Ударились о булыжники мостовой в двух шагах от нас. Мимо!
— Быстро! — Я удобней перехватил рукоять бракемарта. — Идем в донжон!
На лицах эльфов, которые безмолвно смотрели на нас, пропала тень жизни! Они как восставшие из могил мертвецы. Да они и есть мертвецы! Только не безмозглые упыри, утратившие разум! Эти не выпускают из рук оружие и даже обнажают мечи. Кто-то стрелял по нам из луков!
— Чужаки!.. Чужаки!.. Чужаки!.. — теперь звучит торжествующе и гораздо громче. Теперь каждый из эльфов повторяет это слово.
Они идут к нам — все! — чтоб окружить плотной толпой. Надо прорваться к Велдону, пока еще можем добежать до донжона, а не то придется пробиваться к нему через эльфов, как через густой лес.
— Туда!
Мы рванули к главной башне Волчьего дома, и в тот же миг эльфы кинулись на нас.
— Стой! — закричал Бран.
Бежать бесполезно! Не успеваем быть первыми у башни, потому что собьют и растерзают поодиночке. Что делать — мы знали без слов! Сбились спина к спине, у меня и Брана сталь, а вампирша сама что оружие. Взвыв от охватившего ее мучения, она смогла превратиться из красивой миловидной женщины в кровопийцу с длинными когтями на пальцах и острыми клыками во рту.
— Отбиваемся и идем к башне! — прокричал я и, набрав полную грудь воздуха, проорал что было мочи: — Велдон!
Мой выкрик потонул в реве сотен глоток эльфов с черными глазами. Они кинулись на нас! Первым я рубанул охотника с двумя короткими кинжалами, что вырвался вперед. Живой противник никогда не сунется с такими против прямой сабли, однако предо мной нежить, пусть и непохожая на ту, что видел прежде.
Охотник упал, а я отразил выпад тонкого меча другого эльфа и через миг проткнул ему грудь; он тоже настиг живых раньше, чем остальные. За эльфом, который заваливается на спину, целая толпа, но прежде чем она захлестнула островок из трех чужаков, я увидел, как поднимается эльф-охотник, которого я сразил первым.
Их нельзя убить сталью! Лишь остановить на несколько ударов сердца!
А мы дураки! Эта простая и четкая мысль вонзилась в мое существо за мгновение до того, как толпа смела нас.
На нас обрушилась стихия! Нечеловеческая быстрота реакции, сила и ловкость, которыми наделила меня сделка с Люцифером, а также подобные моим способности Войны и Ирменгрет — это ничто против сотни эльфов с черными глазами.