— Нет, — ответил Оберон. — Напугала нашего домового и задавила зайца в лесу. Все.
Когда он оставил Элизу на попечение госпожи Летиции, та еще не пришла в себя, но Оберон знал: все должно наладиться. Декан факультета зельеварения знала толк в лекарствах и обещала поставить Элизу на ноги уже к завтрашнему дню. Выходя из спальни, Оберон оглянулся и посмотрел на Элизу — она лежала в его кровати, бледная и холодная, и те магические силы, что схлестнулись над ней за последние часы, наполняли ее звенящей тьмой.
Он все бы отдал за то, чтобы Элиза открыла глаза и посмотрела на него прежним взглядом. Чтобы мутный испуг, который он увидел в ней в лесу, ушел и никогда бы не вернулся.
Она выживет. Она снова станет прежней Элизой. Оберону хотелось в это верить, но что-то ему мешало. Как раньше, уже не будет. Ночь осеннего полнолуния разделила их жизни на «до» и «после».
Осталось решить, что с этим делать.
Госпожа Летиция поймала его взгляд и, кивнув на поднос с шариками целебного медзенго, сказала:
— Она поправится. Даже не сомневайся.
И Оберон ей верил. Ему хотелось думать, что он вернется в свои комнаты после разговора с Акимой, а Элиза уже придет в себя, бледное неживое лицо наполнится румянцем, и все звериное, что принесла ночь осеннего полнолуния, покинет ее и со временем сотрется из памяти.
— Заяц это пустяк, — отмахнулся Акима. — Миледи Элиза не совершила ничего противозаконного, теперь в ней снова нить, которая удерживает оборотничество, так что ни ее, ни вас не в чем обвинить. Никто здесь вас не упрекнет. А за стенами академии, увы, найдется много злых языков, особенно в министерстве магии. Вы декан, дорогой мой, это хорошая должность. И оплачивается отлично. То, что ваша невеста оборотень, это курьез, не более — для тех, кто мыслит разумно и здраво. Но есть те, кто ухватится за него и сделает все, чтобы вы стали обычным преподавателем. Есть очень много задниц, которые хотят опуститься в ваше кресло. Сами знаете, при желании можно найти изъян в чем угодно.
Оберон угрюмо признал, что Акима прав — стоило только вспомнить его «дружбу» с чиновниками из министерства магии. Но получится ли утаить в мешке это шило?
Кто-то из студентов или преподавателей обязательно проболтается. И господа вроде Лаваля и Азуле сразу же станут спрашивать, а имеет ли право Оберон занимать пост декана, если приблизил к себе девушку-оборотня. Он ведь должен сражаться с ними, разве нет? А что, если она уже успела убить кого-нибудь, а он теперь ее прикрывает?
— Вам ведь нужен именно я на посту декана? — спросил Оберон. Акима кивнул.
— Разумеется. Знакомый бес лучше незнакомого, а нам нового беса могут назначить со стороны. Понимаете, в чем дело, — Акима снова сделал глоток и отставил чашку. — Я потратил очень много времени и сил на то, чтобы создать именно такую академию. С именно такими деканами и преподавателями, опытными, знающими свое дело. И мне сейчас не нужны здесь никакие министерские сморчки.
«Конечно, — подумал Оберон, — потому что со сморчками придется делиться алмазами. А ты уже поговорил с нужными людьми, выяснил финансовые перспективы и возможности сбыта, так что тебе лучше обойтись без посторонних».
Оберон перевел взгляд за окно — дождь усилилась, темная осень царила и правила безоглядно. Он с тоской подумал, что ему всегда нравилась его работа деканом — нравились лекции, студенты, практические, даже хлопоты с бумагами и расписанием. Оберон чувствовал себя в прямом смысле слова на своем месте — и мог все это потерять.
Он поморщился, сжал переносицу. В конце концов, сколько можно бегать по болотам? Он заработал столько, что за несколько жизней не потратить. Если что, он напишет прошение об отставке, и они с Элизой уедут куда-нибудь на юг, на Малагарское побережье… Почему бы нет?
— Мысли путаются, честно говоря, — признался Оберон. — Хорошо, господин ректор, я вас понял. Мы живем дальше так, словно ничего не произошло.
— Совершенно верно! — радостно произнес Акима. В академии есть студенты, чьи близкие погибли в клыках оборотней — и его совершенно не беспокоило, что они будут делать и какими глазами смотреть на декана с невестой, которая перекидывается в лисицу. — А этические проблемы… что ж, они есть всегда, в любой работе. Пусть ваши ребята учатся решать их на чужом примере, чем на своем опыте.
Да, Акиму волновало только то, что из-за щекотливой ситуации он может лишиться своего декана. Оберон понимал, что с точки зрения управленца это правильно. Веди себя хорошо, будь умницей и тебя не бросят.
Пока это его устраивало. Вполне.
— Есть, конечно, и простой вариант, — предложил Акима. — Расстаться с миледи Элизой. Свою часть наших алмазов она получит, этого ей вполне хватит для достойной жизни.
Оберон демонстративно почесал в ухе.
— Я правда услышал именно то, что услышал? — поинтересовался тем холодным тоном, после которого все понимали, что с ним лучше не спорить и глупостей не говорить.
Акима кивнул. Отпираться и уверять, что его неправильно поняли, было не в привычках господина ректора.
— Я сказал, что это простой вариант, — произнес он, — но не говорил, что он вас устроит. Не переживайте, друг мой, и живите, как жили. Надеюсь, с вашей невестой все будет в порядке.
На этом и закончили.
Оберон вернулся к себе и увидел, что Элиза дремлет, свернувшись клубочком под одеялом. По ее лицу скользили тени — воспоминания о минувшей ночи. Никогда они ее не оставят: сгладятся, стихнут, но не уйдут. Песня луны всегда будет с ней. Рядом лежал верный Пайпер, выглядел так, словно ему было стыдно.
— Ты бы ее не остановил, — сочувственно произнес Оберон, погладив квиссоле по голове. — Еще разорвала бы тебя, как того зайца.
Из-под кровати высунулся домовой — тот самый, который недавно удивился вежливости Элизы — и с самым важным видом доложил:
— Я того… шарики даю. По часам. Так велено было.
Оберон кивнул. Присев на край кровати, он задумчиво дотронулся до щеки Элизы, провел костяшкой согнутого указательного пальца. Живая, теплая — и все равно она была похожа на призрак, собственную тень. Как влажный отпечаток тумана на стекле: придет солнце, и он растает.
Он ведь мог и опоздать. С Элизой могло бы случиться что-то страшное; Оберон не хотел об этом думать и все равно думал.
— Принеси что-нибудь поесть, пожалуйста, — попросил Оберон. Домовой кивнул и, свернувшись в шар, проворно покатился к выходу. Элиза вдруг шевельнулась и, не открывая глаз, проговорила:
— Оберон…
— Я здесь, — сказал он, мягко сжал ее руку. Губы Элизы дрогнули в улыбке, словно все наконец-то стало хорошо.
— Моя мать не была оборотнем, — прошептала она. — Ее сделали оборотнем…
— Что значит «сделали»? — спросил Оберон. Весь его опыт говорил: оборотничество — это врожденное свойство. Если твой дед был оборотнем, ты тоже можешь им стать. Успей вшить нитку и избежишь многих бед — конечно, если у тебя будут деньги на серебро.
Но чтобы из обычного человека сделали оборотня? Оберон никогда о таком не слышал — и почему-то был уверен, что Элиза говорит правду.
Элиза не откликнулась. Ресницы дрогнули, дыхание стало ровнее, а сон глубже.
В комнату вкатился домовой с подносом, но Оберону расхотелось есть. Он поднялся с кровати и негромко сказал:
— Присмотри за ней. Мне нужно в библиотеку.
— Чтобы человека превратили в оборотня? Никогда о таком не слышала.
Оберон провел в библиотеке несколько часов, но даже в самых старых книгах, которые почти рассыпались у него в руках, не нашел ничего, что хоть как-то прояснило бы слова Элизы. Выходя из библиотеки, он встретил Аверну и устало спросил, не знаком ли ей обряд или заклинание для превращения человека в зверя.
Он и сам не знал, почему вдруг заговорил с ней об этом. Может быть, потому, что Аверна была родом с Черного Юга, а там была своя, древняя и жуткая магия, нисколько не похожая на волшебство Сандарона. Авторы книг, по которым учился Оберон, в один голос советовали: ни в коем случае не соваться туда, костей не соберешь. Это единственный способ защиты от тех, кто способен дотронуться до низких звезд кончиком охотничьего копья.
— Это ведь врожденное, правильно? — уточнила Аверна. Оберон кивнул, и она нахмурилась. — Страшная вещь, если это действительно возможно. Идеальный способ расправиться со своим врагом. Ты полагаешь, что так поступили с твоей невестой?
Оберон снова кивнул, невольно обрадовавшись тому, как Аверна говорила об этом: спокойно, уверенно, с готовностью помочь. Они не были близкими друзьями, но сейчас Оберон с радостным теплом почувствовал, что Аверна ему не просто коллега.
Возможно, это как раз было то, что так ценил Акима. Сплоченные люди, готовые прийти на помощь в любой ситуации, от охоты на оборотней до замещения занятий.
— С ее матерью, — сказал он. — Потом это свойство передалось Элизе.
Аверна ахнула. Пестрые перышки в ее высокой прическе качнулись, рассыпая искры, и Оберону послышались трубные голоса слонов над саванной, рык леопарда, жаркий запах трав. Должно быть, Аверна скучала по родине в этих тоскливых северных горах, и мелкая сеть заклинаний напоминала ей о доме.
— Скорее всего, это был обряд, — предположила она. — Для заклинания это слишком сложно. В моих краях такого точно нет, я бы знала. Очень уж любопытная вещь.
— Чего это нет в твоих краях? — полюбопытствовал Анри, который шел по коридору, держа в одной руке стопку исписанных листков, контрольные работы первокурсников, а в другой — мешок, от которого пахло мятой. В мешке кто-то ворочался и счастливо вздыхал. Аверна вздохнула.
— На Черном Юге чего только нет, — ответила она, — но Оберон сейчас поставил меня в тупик. Ты что-нибудь слышал об обряде, который может сделать человека оборотнем?
Анри уставился на нее с удивленным видом барана возле новых ворот. Оберон хмуро подумал, что они невольно собирают педагогический совет в коридоре. Сейчас к ним еще и Акима присоединится, а этого Оберону совсем не хотелось.
— Это врожденное, — уверенно заявил Анри. — Будь иначе, я даже предполагать не хочу, кто и как воспользовался бы такой возможностью.
Ну разумеется, такой случай никто не упустит. Вот есть у тебя, допустим, злейший враг. Разорить его, опозорить, опорочить, да даже просто нанять наемного убийцу — все это, конечно, хорошие способы отомстить. Но превратить его в чудовище, за которым начнется охота, которое всегда, до конца дней своих, будет балансировать между разумом и безумием и передаст это безумие своим детям — о, это гораздо слаще. За такое можно выложить любые деньги.
— Если с матерью твоей невесты так поступили, то ее хотели уничтожить, в этом нет сомнений, — заявила Аверна. — И уничтожить чужими руками, чтобы самому остаться чистеньким. Поймал бы ее какой-нибудь охотник на оборотней в полнолуние… И тут наверняка была работа с кровью, раз оборотничество стало наследственным.
Оберон и Анри кивнули. Без крови тут явно не обошлось.
— Сложно, — сказал Оберон. — Как бы я это сделал? Пришел и сказал: а дай-ка мне, мил-человек, твоей крови? Я тут хочу обряд провести.
Аверна прищелкнула пальцами.
— Не обязательно брать его собственную кровь! — воскликнула она. — У нас есть обряд на исцеление ребенка: колдун забирает у матери кровь, работает с ней, а потом дает выпить больному. Считается, что работать надо со здоровым, а не с больным. И ребенок выпивает и выздоравливает. Я своими глазами видела такие случаи. Возможно, так было и здесь.
Оберон нахмурился.
— То есть, если они родственники, то этот человек мог бы взять собственную кровь? — предположил он. — Поработать над ней, а потом, допустим, опоить…
— Ты не путай исцеление и проклятие, — сказал Анри. — На своей крови такого никто не будет делать — пойдет отдача, сам станешь оборотнем. А вот, допустим, на умирающем родственнике по формуле Узла Фаретти…
Аверна махнула рукой. Оберон вспомнил, что она всегда довольно скептически относилась к знаниям Анри там, где они не касались зельеварения.
— Узел Фаретти это в основном боевое заклинание, — сказала Аверна тем тоном, которым обычно советуют помолчать и не умничать.
— Механизм второй части Узла, — парировал Анри. — Вполне подойдет для переноса энергии смерти.
— Не подойдет, простите, — прозвучал четвертый голос. — Его выбьет.
Все обернулись и увидели принца Жоана, который стоял рядом с самым невозмутимым видом, опираясь на метлу. Оберон понял, что Жоан вернулся с отработки — мел где-нибудь коридор или лекторий.
— У отца был колдун, как раз работал с Узлом Фаретти, — объяснил Жоан. — Решил разобрать его по частям… хорошо, что не покалечился. Всю его лабораторию разнесло. Как раз на второй части.
Аверна посмотрела на него тем взглядом, после которого хочется убежать подальше или провалиться поглубже. Жоан на всякий случай сделал шаг назад и объяснил, посмотрев на зельевара:
— Господин Анри, я закончил уборку в лектории. Что теперь?
Оберон хотел было пошутить про трудотерапию, но не стал.
— Теперь — не вмешиваться в разговоры преподавателей, — рыкнул Анри, но Аверна вскинула руку, приказывая ему молчать, и спросила:
— А зачем вообще он взялся за разделение Узла, ваш колдун?
— Решил, что одна из частей сможет как-то усмирить проклятие моей семьи, — ответил Жоан и объяснил: — Видите ли, в чем дело… абаринская правящая семья была проклята много лет назад. Грубо говоря, когда любой кровный родственник нашего короля встречает людей из другой владыческой династии, то между ними неизбежно возникает конфликт. Некое помутнение разума, которому невозможно противостоять. Еще и других задевает. Со временем, конечно, оно проходит, но… сами понимаете, приятного мало. Мой дед женился на шавенийской принцессе, первые два дня они просто орали друг на друга и били посуду. Потом утихли. Отец с матерью тоже не сразу привыкли.
Оберон запустил руки в волосы. Голову наполнило болью: части гигантской головоломки стали соединяться в одно — картина, которую Оберон увидел перед собой, была настолько яркой и жуткой, что он едва удержался на ногах.
— Великий владыка восстанет из пепла и крови, и оживит подземные реки, — пробормотал он. Аверна, Анри и Жоан смотрели на него с одинаковым потрясенным выражением. — Вы сорвались в первый учебный день потому, что рядом с вами была девушка с королевской кровью. Чужачка, которая привела вас в бешенство. Господи Боже…
Жоан даже рот приоткрыл от удивления, словно пытался что-то сказать и не мог. Глаза Аверны округлились, от перышек в прическе снова полетели искры — она была взволнована.
— То есть, у нас все-таки владычица? — шепотом предположила Аверна. — Ваша невеста — девушка из королевской семьи?
— Да, — кивнул Оберон, понимая, что это разрушает все, что могло быть у него с Элизой, разрушает злее, чем ночь осеннего полнолуния. — Поэтому ее и хотят убить.
Глава 9. Девушка из владыческой династии
Оберон сидел на подоконнике, уткнувшись лицом в ладони — эта привычка была у него со времен студенчества. Вынужден быть с людьми, но хочешь закрыться от них — сядь вот так.
Ему хотелось побыть одному. Просто сесть и на несколько минут поверить, что все еще может быть по-другому, и тот хрупкий мир, который он так старательно выстраивал все эти дни, не рухнет песочным замком.
Их импровизированный совет был похож на заседание заговорщиков. Аверна привела всех в собственный кабинет при деканате факультета предвидения, набросила дополнительные чары, которые никому не позволили бы подслушивать их разговор, и приказала домовым принести ужин на всех и вино. Предусмотрительно — такие новости следовало запить.
— Ее отец генерал Леклер, верно? — уточнил Жоан, и Оберон наконец поднял голову и посмотрел на него.
— А вы откуда знаете? — поинтересовался он, чувствуя, насколько язвительно звучит его голос. — В Абарине и Гелевии знают сандаронских генералов?
— Знают, — с достоинством кивнул Жоан. — Я всегда интересовался армией. Надо же реформировать нашу… а для этого следует посмотреть, что есть у соседей. И кто есть. Я, верите ли, даже хотел ему контракт предложить. А потом он покончил с собой.