Несмотря на то, что они приняли эту связь, горький привкус остался у меня во рту после того, как я им все сообщил. Я всегда был рад, что моя невеста моя ровесница. У нас с Серафиной было бы, по крайней мере, несколько общих черт. Мы знали одних и тех же людей по нашим общим мероприятиям. Кроме того, Серафина и я разделяли наше внешне уравновешенное поведение. Мы могли бы устроить наш брак.
Я сомневался, что у нас с Софией есть что-то общее, особенно сейчас. Она была маленьким ребенком. Увидев ее розовую комнату с плакатами лошадей на стенах, я подумал было отменить все это, но снова моя гордость остановила меня. Я хотел жениться на ком-то высокопоставленном, на ком-то близком к Данте, чтобы еще больше укрепить свою власть, и оставалась только София.
Вскоре дискуссия перешла к нашим обычным новостям о торговле наркотиками и проблеме Братвы.
Я был рад, когда собрание закончилось. Только Марко остался выпить. Мы играли в дартс, попивая холодное пиво и не говоря друг другу ни слова. Марко знал меня достаточно хорошо, чтобы понять мою потребность в тишине.
В конце концов, выпив вторую кружку пива, я прислонился к бильярдному столу в своей мужской пещере, как всегда называла ее моя мать.
— Что думаешь?
Марко искоса взглянул на меня и сделал большой глоток из своей кружки. Нас часто принимали за братьев из-за сходства во внешности. Те же каштановые волосы и глаза, и знаменитый сильный подбородок Манчини.
Он пожал плечами.
— Это запутанная сделка. Ты же понимаешь, что ни Эмма, ни София не обрадуются, если узнают, что вы с Сэмюэлем договорились жениться на сёстрах друг друга.
Эмма будет в отчаянии. София, вероятно, отреагировала бы не намного лучше. Но в наших кругах каждый брак был основан на какой-либо сделке. Всегда услуга за услугу. Любовь очень редко становилась причиной их связи.
— Они ни о чем не узнают.
Марко посмотрел на меня с сомнением.
— Ты знаешь, как быстро распространяются слухи в наших кругах.
— Я не говорил о сделке, когда спрашивал твое мнение, — уточнил я. — Я говорю о Софии. Я не знаю, как отношусь к тому, чтобы жениться на ней. Что ты думаешь?
— Ты женишься на ней только через шесть лет. А до тех пор даже ты, упрямый ублюдок, переживешь потерю Серафины. У тебя племянница Кавалларо, вот что важно, верно?
Так и должно было быть. С тактической точки зрения моя позиция не была ослаблена. И все же мне казалось, что я глубоко упал.
— Она слишком молода.
— Конечно она молода, но ты же не собираешься жениться на ней в ближайшее время. Поверь мне, через десять-пятнадцать лет ты будешь благодарить свою счастливую звезду за молодую жену.
— Увидим. — я вновь указал на мишень для дротиков. — Еще один раунд.
Марко без возражений схватил дротики и начал метать.
— Что насчёт Эммы?
— А что насчет нее?
— Она должна была жить с тобой, чтобы твоя мать могла сосредоточиться на заботе о твоем отце. Но теперь, когда Серафина не переедет, это не сработает, верно?
— В последние месяцы Эмма стала более независимой. Она уже не нуждается в такой поддержке, как раньше. Я найму няню, которая специализируется на детях с ограниченными возможностями. Об остальном позаботятся горничные.
— Ты понимаешь, что много работаешь и почти не бываешь дома? Не похоже, что у тебя будет куча времени, чтобы проводить его с ней.
— Я найду время, — пробормотал я.
— Это не твоя вина, Данило. Ты должен перестать винить себя за несчастный случай.
Я сердито посмотрел на него.
— Эта дискуссия окончена.
Марко вздохнул, но в конце концов заткнулся и продолжил играть в дартс.
Авария Эммы не та тема, о которой я хотел думать, а тем более обсуждать это с ним. Достаточно того, что это преследовало меня во снах.
***
На следующий день я навестил родителей. Эмма все еще жила с ними, но я пообещал ей, что она сможет переехать ко мне сегодня.
Войдя в дом, в котором вырос, моя грудь сжалась, как это всегда бывало во время моих визитов в последнее время. Послышался тихий звук инвалидной коляски Эммы, и она появилась в дверях гостиной, беспокойство отразилось в ее карих глазах. Ее все еще влажные волосы были собраны на макушке в беспорядочный пучок. Я пытался защитить ее от тьмы последних нескольких месяцев, но похищение Серафины было модной темой в наших кругах, даже среди детей. Эмма стала свидетельницей бурных событий на моей отмененной свадьбе. Она знала больше, чем следовало.
Я подошел к ней, обнял и поцеловал в лоб, прежде чем выпрямиться. Она ощущалась хрупкой в моих руках, будто сильный порыв ветра мог сломать ее.
— Как ты?
В первые месяцы после аварии она часто ощущала пронзительную боль в ногах — не говоря уже об эмоциональном потрясении, которое она испытала, когда поняла, что больше никогда не сможет использовать свои ноги, как раньше, никогда не сможет танцевать балет.
— Я в порядке, но что насчет тебя? Мама сказала мне, что ты больше не можешь жениться на Серафине и должен жениться на Софии.
Она и София одного возраста, и обе уже испытали жестокие побочные эффекты воспитания в мафии. Иногда они играли вместе на собраниях. Теперь Эмма могла только сидеть в сторонке, в то время как другие дети бегали вокруг. Весь гнев и обида прошлого смешались с новой яростью, которую я почувствовал, но проглотил ее.
— Я не возражаю. Я женюсь на Софии через шесть лет. Это очень даже хорошо.
Это ложь, которую мне придется часто использовать в будущем.
Эмма наклонила голову, будто не знала, чему верить. Внезапно с лестницы второго этажа донесся резкий кашель.
Эмма поморщилась.
— В последние дни отцу стало хуже. Мне страшно за него.
Я сжал ее плечо. У нее свое собственное будущее, о котором необходимо беспокоиться, и все же судьба жестоко добавила ухудшающееся здоровье отца к ее заботам. Кашель продолжался, и раздался мамин голос.
— Позволь мне проверить их, — сказал я.
Я поспешил вверх по лестнице и обнаружил родителей в ванной их главной спальни. Папа сидел прислонившись к ванне, согнувшись, его тело сотрясалось от кашля. Брызги крови усеивали кафель у его ног, и рот тоже был покрыт ими. Моя мать гладила его по спине, ее лицо было бледным, когда она шептала слова утешения.
Это была ложь. Одного взгляда на отца было достаточно, чтобы понять, что грядущее Рождество станет для него последним — если он вообще доживет до него.
Я не позволил ужасной печали укорениться во мне.
Отец поднял глаза и медленно выпрямился из сгорбленного положения. Его усилия сдержать новый приступ кашля отразились на бледной коже. Он вытер кровь с губ тыльной стороной ладони, и мама быстро протянула ему полотенце. Пока он вытирался, она подошла ко мне и поцеловала в щеку. Ее глаза наполнились страхом.
— Не знаю, что мы сделали, чтобы заслужить это, — прошептала она.
Я знаю. Может, мама предпочитала притворяться, что мы с отцом нормальные бизнесмены, но мы все знали, что это неправда. Отец с трудом поднялся на ноги и слабо улыбнулся мне.
— Сделка с Пьетро остается в силе?
Я доложил ему сразу после встречи с Сэмюэлем, Пьетро и Данте. Я не был уверен, то ли он просто хотел, чтобы я вновь подтвердил это, то ли его память начала ухудшаться из-за болезни.
— Все улажено, но, как я уже сказал, помолвка Эммы с Сэмюэлем пока остается тайной.
— Думаю, что ждать об объявлении о связи это ошибка, — сказала мама. — Возможно, люди перестанут ее жалеть, если узнают, что она собирается выйти замуж за будущего Младшего Босса. И, может, Цинциннати поймет свою ошибку. Пусть они сгниют в аду, все до единого. — мама перекрестилась, будто Бог даровал ей такое желание.
— Если мы объявим об этом сейчас, люди поймут, что мы заключили сделку. Эмма будет в отчаянии, если узнает, что Сэмюэль согласился жениться на ней только в том случае, если я женюсь на Софии.
— Ты бы все равно женился на Софии, — сказал отец.
Это было правдой. София была хорошей кандидатурой для меня, по крайней мере, с политической точки зрения.
И все же у меня было такое чувство, будто меня превзошли.
***
Я закрыл сумку и собрал достаточно вещей ровно на одну ночь. Рождественская вечеринка у Кавалларо состоится завтра, и я должен был присутствовать. Мои родители настаивали, что это будет выглядеть не хорошо, если я буду держаться вдали, и они, вероятно, были правы. Если ваш Капо пригласил вас на вечеринку, вы обязаны присутствовать. Мне не очень-то хотелось ехать в Чикаго. Я уеду завтра утром и вернусь послезавтра. Возможно, мне следовало проводить больше времени со своей будущей семьей, учитывая, что клан Мионе тоже там будет, но потеря Серафины была все еще слишком свежа. До сих пор я избегал светских встреч. Даже не присутствовал на пятидесятилетии Пьетро.
На моем мобильном вспыхнуло имя Пьетро. Я подумал, не ответить ли на звонок. Он не стал бы звонить мне за хорошими новостями. Ни один из наших недавних разговоров не был даже отдаленно приятным. Возможно, Данте отменил свою чёртову Рождественскую вечеринку. Конечно, Пьетро не стал бы звонить мне по такому поводу. Я все равно не хотел туда ехать, но если не приеду, это будет означать, что я все еще помешан на Серафине.
— Пьетро, чем могу помочь? Я занят.
— Я не задержу тебя. Просто... я должен тебе кое-что сообщить.
По тону его голоса я понял, что мне не понравится сказанное.
— В чем дело?
— Серафина беременна. Она уже на семнадцатой неделе.
Эта новость ударила меня, как кувалда. Еще одно напоминание, как Римо забрал ее у меня. Словно даже издалека он нашел иной способ унизить меня, вновь показав, как обесчестил мою невесту.
— Я подумал, что будет лучше, если ты услышишь это от нас, а не от кого-то другого.
— Как мило с твоей стороны, — процедил я сквозь зубы, чувствуя, как внутри все горит. Гнев стал привычным для меня спутником. — Спасибо, что дал мне знать.
— Я пойму, если ты решишь не присутствовать из-за данных обстоятельств.
Все во мне кричало, чтобы я выбрал легкий путь. Я не хотел снова видеть Серафину, особенно теперь, когда узнал, что она носит ребенка Римо Фальконе. Тем не менее, моя гордость была полностью разрушена, и я не позволю никому до конца растоптать ее, особенно Римо Фальконе.
— Не понимаю, почему я должен это делать. Серафина больше не моя забота. София теперь моя невеста.
Даже я услышал в своем голосе затаенную горечь.
Пьетро откашлялся.
— Очень хорошо. Тогда увидимся.
После того как я закончил разговор, я долго глядел в никуда.
Звук инвалидной коляски возвестил о появлении Эммы. Я постарался придать своему лицу спокойное выражение, когда она появилась в дверном проеме.
— Ты в порядке? — спросила она, ее слишком внимательные глаза изучали мое лицо.
Эмма знала меня очень хорошо, и была слишком хороша в чтении эмоций других людей.
— Я в порядке, — выдавил я.
Она слишком молода, чтобы взваливать на себя мои проблемы. Кроме того, у нее были свои проблемы, которые необходимо решить.
Она прикусила губу.
— Хорошо.
Заставив себя улыбнуться, я подошел к ней и сжал ее плечо.
— Я уезжаю завтра утром.
— Тогда я остаюсь с мамой и папой, верно?
Я кивнул, но тут меня осенила идея.
— Почему бы тебе не поехать со мной? Мне нужна компания.
Ее лицо преобразилось в чистую радость и удивление.
— Серьезно? Я не побеспокою тебя?
Я присел перед ней на корточки и обхватил ее колени.
— Ты меня не побеспокоишь, Эмма.
То, что Эмма будет со мной в Чикаго, безусловно, удержит меня, и именно поэтому мне нужно, чтобы Эмма была со мной. Я редко терял самообладание, когда она находилась рядом. Я хотел защитить ее от этой стороны себя, и мне действительно нужен был кто-то, кто остановит меня от потери моего дерьма. Если я снова увижу Серафину, то вполне могу потерять голову.
После ужина я позвонил отцу и сообщил, что в ближайшие дни им с мамой не придется присматривать за Эммой.
— Уверен, что это хорошая идея? — спросил отец.
Его голос звучал слабее, чем в прошлый раз, когда я разговаривал с ним, будто он едва мог сделать вдох, чтобы выдавить хоть одно слово.
— Эмма должна находиться среди людей.
— Ты же знаешь, как люди всегда на нее смотрят.
— Знаю, но мне на это наплевать. Пусть смотрят.
***
В тот момент, когда мы с Эммой зашли в особняк Кавалларо через черный ход — потому что он был доступен для инвалидных колясок — и вошли в вестибюль, внимание людей переключилось на нас. Было трудно определить, кто из нас стал центром их открытого любопытства — Эмма в инвалидной коляске или я. Данте и его жена Валентина направились к нам, и я пожал им руки. После этого мы с Эммой перешли в гостиную, где собралось большинство гостей.
Эмма смущенно улыбнулась мне.
— Люди смотрят.
— Они смотрят на меня. Брошенный жених, — сказал я натянуто-шутливым тоном.
Глаза Эммы расширились. К счастью, дочь Данте, Анна, и София направлялись в нашу сторону. София одарила меня ослепительной улыбкой. Ее щеки покраснели, когда я улыбнулся ей в ответ.
— Привет, — сказала она.
Она разгладила платье и прикусила губу, будто чего-то ждала. Эмма и дочь Данте обнялись и продолжили разговор, а я остался смотреть на выжидающее лицо Софии.
— Как дела? — справила София, затем покраснела еще более глубоким оттенком красного.
Я нахмурился, гадая, к чему она клонит.
— Хорошо. — мой тон был резким.
Затем мой взгляд остановился на ней. Серафина вошла в помещение вместе с Сэмюэлем, держась за руки. Она была одета в элегантное свободное платье. Мой взгляд задержался на ее животе, в поисках выпуклости, который ее выбор одежды сумел скрыть. Скоро это станет невозможным, и все узнают, что Римо Фальконе умудрился унизить меня и Наряд другим способом. Это будет скандал века.
Ожидающие любопытные взгляды всех вокруг меня только усилились.
Серафина посмотрела в мою сторону, и наши взгляды встретились. Она вежливо улыбнулась, затем отвела взгляд, продолжая смотреть так же, как делала это всю свою жизнь. Как часто бывало в последние недели, во мне закипал гнев. Было бы неразумно обвинять Серафину в этом всем. Она жертва. Она страдала за все наши грехи и будет страдать и впредь.
Через мгновение я понял, что София наблюдает за мной. Я одарил ее еще одной быстрой улыбкой, затем повернулся к Эмме.
— Я захвачу выпивку и что-нибудь поесть. У тебя теперь есть компания?
Последнее предложение было адресовано Софии и Анне. Обе девушки кивнули. Не сказав больше ни слова, я отправился на поиски бара. После глотка виски я почувствовал себя более непринужденно. И все же продолжал обыскивать помещение в поисках Серафины. Мой мозг просто не мог позволить этому отдохнуть. Разочарованный собой, я отправился на поиски Пьетро или Сэмюэля. Беглый взгляд подсказал мне, что Эмма все еще разговаривает с Анной и Софией.
Когда я наконец нашел Пьетро, он стоял на террасе в зимнем холоде и разговаривал с Данте.
— Не помешал? — спросил я присоединяясь к ним.
— Нет, присоединяйся к нам, — сказал Данте.
Беспокойство последних нескольких месяцев, отразившееся в каждой черточке моего лица, отразилось и на его лице.
— Когда ты собираешься сделать это достоянием общественности? — мне не нужно было уточнять, что я имею в виду.
Пьетро и Данте обменялись взглядами, затем Пьетро вздохнул. Он сделал еще один глоток из своего стакана.
— Мы постараемся держать это в секрете как можно дольше. Но сомневаюсь, что мы сможем скрыть это больше, чем на два месяца. Люди станут подозрительными, если Серафина станет держаться подальше от светских мероприятий.
— Почему она не сделала аборт? Она узнала об этом слишком поздно?
— Она не захотела делать аборт, — ответил Пьетро.