И дальше — больше. Полет фантазии был таким, что Ярослав диву давался от доносящихся до него слухов.
От лихости всего того бреда, что болтали в западной Европе притих даже Папа Римский. Он, в отличие от королей франков и саксов, вдруг внезапно осознал, что такой далекий Василий Феофилович, вдруг оказался таким близким Ярославом. Раз. И из глухих лесов севера ударил по Египту. Да так сокрушительно, что тот не устоял. И что ему ничто не мешало, заглянул к патриарху Рима на огонек и поговорить с ним. Вдумчиво поговорить.
Конечно, он сам не верил во все эти сказки с восставшими мертвецами. Но и не спешил их развеивать. Просто помалкивал, опасаясь привлечь к себе внимание что Ярослава, что до белого кала перепуганных властителей запада.
В общем — с каждым днем становилось все веселее и веселее. Одна беда — Ярославу нее давали спокойно посидеть и позаниматься развитием хозяйства и государства. Бесконечная беготня и суета изматывали. Впрочем, он не роптал и не унывал… особенно глядя на те два десятка греков-родичей из дома Сарантапехос, что прибыли к нему изучать военное дело… Жара в регионе будет что надо! И монголов потом они встретят так, что только пух полетит. Да и торговые их представители рассчитывали очень выгодно поторговать большими партиями его клееных щитов и шлемов. Их ведь теперь можно было продавать всем и много, благо, что дешевы и доступны. Даже халифату…
[1] Конкубина — представительница еще старого, римского института конкубината. Точнее всего переводится на русский язык как сожительница, живущая с мужчиной открыто, но без объявления брака, фаворитка. Чем отличалась от проститутки или случайной связи. Дети, рожденные от конкубины имели меньшие права, чем законные, но большие, чем совсем уж приблудные, нагулянные на стороне.
[2] Флавий Аэций — т. н. «последний римлянин». Трехкратный консул (432, 437 и 442 годы). Наиболее знаменит своей победой над Аттилой в битве на Каталаунских полях в 451 году.
Часть 3 — Медведь-шалун
— Ты… Чудесно пахнешь.
— Геральт! Мы на похоронах!
— Ты чудесно пахнешь на этих похоронах!
Геральт из Ривии, Йеннифэр из Венгерберга
Глава 1
866 год, 8 января, Константинополь
*** Еще одна скучная, но нужная глава
— Ты участвовал в сражении в проливе Карпатос, — обратился Василевс к командиру, что возглавлял флот дома Сарантапехос. — Как Василию удалось победить магометан?
— Я не знаю. — Вполне честно произнес Андреас.
— Не знаешь? Ты же был там!
— Был. Но я видел очень мало. Корабли Яро… Василия пошли вперед, выстроившись в колонну. Это было необычно. Потом с них полетели зажженные стрелы. И очень скоро все вокруг запылало. Но от такого количество зажженных стрел ТАКИХ пожаров образоваться не могло.
— Говорят, что Ярослав… то есть, Василий, — встрял его помощник и заместитель, — применял особые зажигательные снаряды для пращи.
— Греческий огонь? — Оживился Лев Математик, присутствующий при разговоре как консультант, будучи самым эрудированным человеком Империи.
— Он называл жидкость, что там была, духом дерева. Такая прозрачная водица с резким запахом.
— Он не говорил, как он ее получает? — Поинтересовался Лев.
— Какая разница? — Прервал его Василевс. — Ладно. Хотя бы с этим разобрались. Получается, что Василий применил что-то похожее на греческий огонь, придумав как его метать на большое расстояние. Рискованно. Очень рискованно. Он мог спалить собственные корабли.
— Мог, — согласился Лев.
— Но Всевышний ему благоволил и обошлось, — заметил Фотий.
У Вардана от этих слов аж скулы свело. Василевс потер виски, которые вновь стали пульсировать от раздражения. И сдержался от едкого или слишком резкого комментария. Очень хотелось. Но он вспомнился разговор с Василием во время личной встречи…
— А все эти игры — плод их больного воображения, — тогда заметил Ярослав. — Они так привыкли интриговать, что жить без этого не могут. Посади их вместе с молчаливым дубом в одну кадушку — и там какую-нибудь интригу попытаются с его участием провернуть. Константинополь — проклятое место…
Василий сдержал свое слово. И ни он, ни его люди на берег в Константинополе или его окрестностях ни сходили. Сам же он пристал к пирсу на шлюпке и оттуда вел беседу с Варданом, что стоял в двух шагах. Его люди предварительно перебрались на соседнюю шлюпку и отплыли. Аналогичным образом поступила и охрана Василевса, отойдя подальше и не мешая приватной беседе.
— Ты знаешь, почему погибла великая и единая Римская Империя, что простиралась от Либии до Британии и от Междуречья до Испании? — Тогда спросил его Василий и сразу же сам ответил. — Интриги и внутренние распри. Аристократы тянули одеяло на себя. Император — на себя. Как результат — одеяло порвалось. Сначала пополам. А потом западная его часть оказалась разодрана в лоскуты. Восток ждет тоже самое.
— Ты так в этом уверен?
— Мне позволили заглянуть в будущее. Если бы все шло, как шло, то в 1204 году от Рождества Христова Константинополь захватили бы латиняне. Германские варвары. А в 1453 году — магометане, предварительно заняв Малую Азию и Балканы. И это несмотря на то, что в XIII веке с востока вторгнется огромная орда степных кочевников. Новый Аттила, что покорит народы по всей протяженности Великого шелкового пути и пойдет дальше. Если бы не он, то Константинополь под ударами магометан пал бы намного раньше. На пару веков раньше.
— Если бы все шло, как шло? — Пронзительно посмотрев на нашего героя, спросил Вардан.
— Да. И я делаю все, для того, чтобы изменить это будущее. Все, для того, чтобы отразить угрозу от Империи. От всей европейской цивилизации. Ты даже не представляешь, какой ужас ее ждет.
— Поэтому ты отвернулся от христианства?
— Во имя Господа будет убито, замучено и ограблено больше людей, чем во имя всех иных целей вместе взятых. Эта вера как чума будет выкашивать людей. Бог в христианстве — это любовь? Черта-с два! Это жертва… это смерть… это потери… это самоотречение… Сколько уже зарезано людей из-за того, что они верят неправильно? Тех же иконоборцев или иконопочитателей или иных? И поверь — будет зарезано еще больше. Намного больше. Да, в христианстве масса добрых и светлых людей. Но этот Лик Всевышнего чрезвычайно опасен. Ни один Лик войны не принесет столько боли и разрушения, сколько Лик Жертвенности, возведенный в державный статус.
— Если все так плохо, то почему не принял ислам?
— Если бы я думал, что ислам лучше, если бы я думал, что он позволит избежать этой беды, то ни медля ни мгновения, перешел бы в него. Но, увы… ислам не лучше. У него даже больше проблем.
— Поэтому ты принял язычество?
— Я вернулся к старой вере, которая хоть и была не такой стройной, но и не такой разрушительной.
— А все эти Лики? Это твоя выдумка?
— Так думали в древнем Вавилоне, откуда о Всевышнем и узнали иудеи, а через них — христиане с мусульманами. Истоки истинной веры лежат на берегах Тигра и Евфрата в очень далеком прошлом. Но за минувшие века они оказались очень сильно искажены.
— А ислам, это… они поклоняются какому Лику?
— Они поклоняются тоже Лику Жертвенности, что и христиане. Отличие только немного в ритуалах и риторике. Это как Зевс и Юпитер — по сути одно и тоже, но есть некоторые отличия в местных обрядах.
— Верующие в ислам имеют особую силу духа.
— Так и есть. И эта духовная сила дала им немало побед, — согласился Ярослав. — Но она никогда не даст им окончательной победы. Они устанут от самих себя. И это уже породило противоборство тех, кто уже устал, и тех, кто еще горит верой. И в этой борьбе они сожгут и себя, и свои успехи. Но не нужно обольщаться — у христиан лучше не будет. Эти религии настолько разрушительны, что покоя не будет никому — ни им, ни окружающим. Как следствие, в будущем Европа сможет совершить рывок и покорить весь мир. Но только на волне растущего атеизма. То есть, она настолько устанет от христианства, что не зачет вообще никакого бога. И это станет благом…
— Ты говоришь ужасные вещи…
— Мы с ними живем, но боимся признать. Взгляни на ислам, что во имя своего бога режет и убивает людей уже более двух веков, стараясь завоевать под этими лозунгами все вокруг. Посмотри на христианство, которое ничуть не лучше. Они как Сцилла и Харибда, пожирающие все, до чего могут дотянутся. Старая вера была лучше. Она не была такой кровожадной и склонной к саморазрушению…
Разговор был долгий и сложный.
Вардан тогда ушел от Ярослава настолько потрясенный и задумчивый, что несколько дней отойти не мог. Потом начал думать. Наблюдать. И с ужасом ловить себя на мыслях, что в целом, этот парень был прав. Не во всем. Он очень надеялся на то, что не во всем. Но то, что удавалось проверить… оно выглядело ужасающе…
Вот и сейчас — Фотий явственно проявлял ту самую черту восточных священников, известную как Симфония. Василий начал выглядеть более сильным… и Фотия начал явственно склоняться на его сторону. Даже несмотря на то, что именно Вардан продвинул Фотия на престол Патриарха. Неважно. Он уже проявлял первые признаки измены. Вардана это бесило. Но пока он с этим сделать ничего не мог… пока… Поэтому, взяв себя в руки, Василевс вернулся к обсуждению кампании. Славной, надо сказать, кампании. Особенно на фоне того, что Владимира Болгарского под Антиохией разбили войска халифата, вынудив отступить. И весь его успех свелся к тому, что он занял Тарсус, ну и отвлек противника от Египта на время. Впрочем, учитывая восстание армян, арабов и части восточных эмиров — халифу явно в ближайшее время будет не до Египта. Но потом он обязательно за него возьмется. И Вардан хотел воспользоваться полученной им передышкой, чтобы подготовиться…
Тем временем в Новом Риме решал не менее фундаментальные задачи. Самым неприятным оказалось вправление мозгов Малу, который вздумал терроризировать тех кузнецов, что Ярослав под него поставил. А там хватало людей, что молотком орудовали лучше. Кузнец все также болезненно воспринимал всех, кто его лучше или пытаются давать советы. За исключением Ярослава. Из-за чего он стал до крайности токсичен.
Однако вместо банальной ликвидации наш герой нашел более продуктивный способ. Он возвел Мала в специально для него придуманный статус сенатора. Не старейшина, а именно сенатор. И поставил главой опять-таки созданного с нуля магистрата железных дел. Бывший кузнец Гнезда теперь должен был курировать работу всех кузнецов не только Нового Рима, но и всей Руси. И чем лучше они будут работать, тем больше ему славы и уважения.
Мал возгордился невероятно. Начал носить римскую тогу и вообще — вести себя крайне пафосно и самовлюбленно. Однако особых проблем более не создавал и теперь очень благоволил именно мастерам. Ведь от их успеха зависела его личная слава. Да и лениться было всяко приятнее, чем трудится. А особыми делами Ярослав своего старого соратника не наделял. Посадил к нему несколько грамотных греков и велел все тщательно учитывать. Сколько угля, руды и крицы было куплено. Сколько чего выработано. И так далее. То есть, заниматься строго административными делами по самому перспективному направлению — металлургическому. Заодно создал по сути первый государственный институт — фактическое министерство. В зародыше, разумеется. При всего пяти служащих. Но и это было уже прорывом. Оставалось потихоньку разворачивать новые «магистратуры» и трансформировать общество в хоть какое-то подобие административной монархии.
Этот шаг позволил не только нейтрализовать Мала, но и открыл для Ярослава возможность заняться очень приятным и давно желанным делом. А именно — созданием для себя любимого нового комплекса защитного вооружения. Дабы он соответствовал его международному статусу. Ну и уровень защиты, повысив шанс выживания на поле боя. Для чего выделил себе двух лучших кузнецов-мастеров и дюжину иных толковых мастеровых и занялся делом… Точнее занялись они. Он лишь ставил техническое задание и давал советы по тем или иным технологическим решениям.
Но самым сложными и трудоемкими оказались работы по дальнейшему совершенствованию легиона…
Восполнить довольно ограниченные потери оказалось не сложно. По осени еще сто семьдесят два рекрута к нему прибыло. Ведь еще летом дошли известия о том, как он успешно злодействует в Средиземном море. И это впечатлило последних сомневающихся кривичей. Да и авторитет его защищал сам по себе, отпугивая от взятых под его защиту людей всяких дельцов. Даже мелкие банды не шалили и не совались к тем, кого защищал Ярослав. Просто страшно было. Он ведь вернется. И он отомстит. Страшно отомстит. А оно того стоит?
Варяги, кстати, по осени, дозрели до того, чтобы принять присягу и войти в состав легиона. Они видели его в бою. И им этого хватило… Их, правда, пришлось до полной сотни доводить за счет скандинавов-добровольцев, каковых хватало. Прямо на ярмарке их консул Рима набрал. Нищие, морские бомжи у которых за душой не было ничего. Но они, наслушавшись сказок, были готовы на все. Тем более, что все снаряжение шло за счет консула.
Кроме них Ярослав набирал и иных добровольцев. Прежде всего из кривичей, которые все сильнее и сильнее попадали в державную зависимость от Нового Рима. Пока еще отношения консула с ними были далеки от схемы правитель — подданные. Но все шло к этому. Он вовлекал их через службу, а не через завоевание. По схеме административной и культурной ассоциации, а не через прямое завоевание. Что было надежнее и стабильнее.
Таким образом у Ярослава в легионе к началу 866 года числилось четыре сотни легионеров, две сотни сагиттариев, две сотни фундиторов, сотня матиариев и сотня палатинов[1]. Плюс полсотни баллистариев под командования адепта механика[2], что обслуживали четыре онагра. Да за две сотни нонкомбатантов в обозе и сервисных службах.
Под рукой Добрыни стояла под присягой сотня катафрактов, то есть, тяжеловооруженной ударной линейной конницы и полсотни печенегов на пятилетней службе. Им пока еще никаких специальных наименований не давали, называя просто печенегами.
Кроме того, у Волка в Новой Трои имелся гарнизон, насчитывающий два десятка сагиттариев, десяток фундиторов, десяток матиариев и два десятка легионеров. Он за минувшее лето набрался и потихоньку тренировал своих бойцов, стараясь максимально обезопасить направление. И упрочнить свое положение.
Совокупно это давало свыше полутора тысяч воинов. И не племенное ополчение, а бойцов, стоящих на регулярной службе в полном смысле этого слова. И не срочной, а, по сути, пожизненной. Для здешних мест и эпохи — очень круто!
Да, конечно, не все новобранцы были нормально снаряжены. Да, не все они были должным образом подготовлены и натренированы. И ту же вторую сотню сагиттариев он вообще утвердили авансом, ибо работать стофунтовым варбоу они пока не могли. Но главное — это то, что костяк у армии уже имелся и шло его наращивание. Из-за чего новички попадали в среду со строгой дисциплиной, субординацией и прочими, совершенно не типичными для эпохи особенностями. И, волей-неволей, вливались в нее, выковываясь в настоящих комитатов, как Ярослав называл всех стоящих на присяге воинов.
И это все было возможно только из-за того, что у консула Нового Рима имелись возможности для прокорма такой толпы «дармоедов». Прежде всего — торговля. Которая пока еще была всему голова. Через Западную Двину везли зерно из Фризии и рыбу с солью из Балтики. А через Днепр — поступало просо из Византии по договору с Василевсом и пшеница из Египта по соглашению с родичами. Сначала, понятно, трофейная пшеница в зачет доли. А потом — как важный товар. Плюс — кое-что удавалось закупать у местных племен, что свозили свои товары по обоим большим рекам на торжище.
В затылок же торговле уже дышало и местное сельскохозяйственное производство. Ведь Ярослав второй год вел серьезные работы по «взлету на холмы» и освоению обширных земельных угодий междуречья Западной Двины и Днепра в районе волоки. Да не абы как, а по четырехпольному Норфолкскому циклу, слегка адаптированному под местность. На одном поле — озимая пшеница сеялась, на втором — картофель, на третьем — овес, на четвертом — горох. И каждый год они смещались по циклу. Плюс иные делянки имелись. Где, например, высаживали в цикле и кукурузу[3], и клевер, и ячмень, и капусту, и репу, и прочее.