— Пойдем, — сказал я. И подумал: а ведь если разобраться, Атли права. Моих врагов нужно убить, потому что иначе они не угомонятся. Но должен же быть способ по возможности избежать убийств? Должен быть способ!
Глава 15-16
Глава пятнадцатая
От площади вниз к порту растекалось несколько улиц и улочек и Атли выбрала самую широкую:
— Туда.
Перед тем как уйти, Шутейник намалевал грубую карту порта с окрестностями, и Атли ее изучила лучше, чем я. Но я подозревал, что ее знакомство с планировкой Норатора не ограничивается картой хогга, что в Степи давным давно имеются подробные карты столицы Санкструма и любого мало-мальски крупного города империи. Сандер был не глупый степной диктатор, каким представлял его Ренквист, о нет — Владыка Степи, очевидно, был грозным и умнейшим противником, и горе тому, кто заступит ему путь.
А я тяну за собой его дочь. А если ее изнасилуют или убьют? Сандер из мести подвергнет геноциду весь Санкструм… Но выхода у меня нет, вернее — я подчиняюсь прихоти Атли: это она тянет меня за собой; при этом я, конечно, тоже ей манипулирую так, как выгодно мне и империи.
Я все же сверился с картой Шутейника. Мой пьяница-хогг прекрасно знал расположение «Пескарей», по-моему, он успел спеть (и выпить) во всех тавернах, трактирах и питейных заведениях Норатора и окрестностей.
Небо на востоке опять наливалось нездоровой чернотой. Гроза собиралась серьезная… Но как же некстати! Ужасно некстати! Мне нужно спокойное море, спокойное! Иначе будет плохо… И мне, и тем, кто…
Дочь Сандера громко шмыгнула носом и изрекла с отвращением:
— Город воняет!
Я промолчал.
— Ты не передумал идти в порт?
— Ноги передумали, я — нет.
— Значит, тебе страшно, — удовлетворенно заключила она.
Страшно? Это слабо сказано. Хотя того уровня страха, что я перетерпел в Шибальбе Ренквиста, я вряд ли когда-то достигну, а значит, получил своего рода иммунитет к страху — частичный, но все же.
— Умирать не очень хочется.
— Ты умный и благородный. Ты знаешь, что можешь умереть, но идешь, чтобы выручить друга. Ты мне нравишься!
Я не умный и не благородный, но у меня есть принципы, Атли. От своих принципов я отступать не хочу. Все просто: если отступлю — перестану быть человеком.
С моря Оргумин задувал свежий ветер.
Порт был виден далеко внизу — крохотные белые паруса заполняли синевато-зеленую ткань гавани, похожие на перья на вспоротой подушке. Картина так и просилась на холст нормального живописца, не из этих, новых, которые выдают крючки, загогулинки и черные квадраты за шедевры. Далеко впереди море сливалось с темной стеной туч. Да, погода, несомненно, портилась и на сей раз — основательно. Скверное начало моей операции в порту… И не за себя я беспокоюсь, ох, не за себя…
Мерзкий нищий, маленький, почти карлик, устремился за нами, постукивая облупленным костылем, из какого-то переулка. Ступни его были вывернуты — возможно, он перенес в детстве полиомиелит, возможно — ему когда-то сломали обе ноги. Он ковылял, немилосердно покачиваясь, как матрос на штормовой палубе, производил странные угловатые движения, поводил свободной рукой, будто ловил перед лицом комаров. От него разило спиртным. Очевидно, он был пьян, что называется, в доску. Скривленная, присыпанная струпьями рожа походила на демонскую маску.
Мы не дали ему денег, и он пустился в погоню, призывая на наши головы молнии и камни с небес. Идти ему было тяжело, он то и дело останавливался, потом снова устремлялся за нами, но держась уже в отдалении. В живописных лохмотьях угадывался плащ и остатки матросского костюма.
— Следит за нами, — сказала Атли с усмешкой.
Я знал, что за нами будут следить, но — чертовы рефлексы — надвинул шляпу на лоб. Шляпа нужна, чтобы нового архканцлера не узнали горожане. А вот те кому надо — они нас уже вычислили и ведут, и шляпа тут бесполезна.
Под плащом у меня шпага. В кармане куртки — веточка мертвожизни и свисток. Вот и все мое оружие. Правда, на сей раз я, все же, надел под куртку пластинчатый доспех, тесный, но в спешке не было возможности подобрать что-то просторнее. Боюсь, правда, не слишком он мне поможет…
На улице было полно людей и хоггов, одетых пестро и разнообразно. Из порта и в порт двигались кареты, повозки, телеги и тележки, влекомые конями, мулами, ослами. Животные шумели, но люди шумели стократ сильней. В толпе мелькали настоящие матросы — их раскоряченная, вихляющая походка замечалась издалека. Водоворот жизни в портовой части Норатора бурлил, плескал пеной, подхватив нас с Атли в свой поток, чтобы увлечь на самое дно… Меня не покидало ощущение, что я движусь по сюжету чужой пьесы. А вот кто режиссер? Ренквист? Таренкс Аджи? Трастилл Маорай? Или загадочная Анира Най с Гильдией? Я, конечно, внес в сюжет свои коррективы, но не факт, что их хватит, чтобы завершить даже первый акт победным маршем.
Я мало смотрел по сторонам, слишком напряжены были нервы, но заметил, что дома, мимо которых проходим, по большей части, являются трактирами и увеселительными заведениями: слишком много пьяных, слишком много рискованно одетых женщин, открыто пристающих к прохожим. Наверное, хорошо, что эта часть Норатора живет полнокровно, во всяком случае, морская торговля идет бойко — я вижу, что кораблей в морской гавани больше сотни. Значит, деньги в Нораторе по-прежнему крутятся немалые, а презренный металл и способы его добычи для меня сейчас — самое важное. И нельзя забывать о продовольствии. Пока пищу доставляют морем — в Нораторе голода не будет.
Атли взмахнула рукой, показывая куда-то вбок:
— Справа русло Аталарды, отсюда ты не увидишь, там заболоченная низменность, и именно там — кладбище старых кораблей. Море давно ушло оттуда… Там теперь вотчины рыбаков и разных бродяг. Мертвая часть порта.
— Ты знаешь про Норатор больше, чем я…
— Х-хо! Конечно больше, и давно знаю! Как только мой отец затеял вновь объединить Степь, он заслал в Санкструм и иные страны шпионов… Теперь Степь знает все! Бойся нас, Торнхелл!
Да боюсь, ты поверь. Во всяком случае, отдаю себе отчет в том, насколько грозным противником является Алая Степь.
В носу уже щекотало от йодистых запахов моря; предгрозовой воздух насытился ими, и густел, как обручем сжимая мою грудь.
— Скажи, все же… а вы вторглись бы… если бы черный мор вошел в Норатор?
Она взглянула на меня с улыбкой. Улыбка была задорная, и лишь самую малость — зловещая, чтобы я понимал, что передо мной — безжалостная и своенравная убийца.
— Мы бы подождали. Недолго. Степь умеет ждать. Мы, конечно, вторгнемся, если ты не соберешь дани, и сокрушим Норатор, и выкупаемся в крови горожан, и черный мор — ты помнишь! — нас не остановит. Но не бойся — тебя я оставлю в живых. И всех, на кого укажет твой палец. Ты особенный, серый волк. Ты мне нравишься. И мы проведем сегодня ночь вместе, если… — Кулачок стукнул меня в плечо. — Мы, Торнхелл, отменная добыча!
Ей было весело. Даже — излишне весело. В зеленых глазах то и дело вспыхивала азартный, немного безумный огонек.
Она подзаряжалась от опасности. Есть такой тип людей, адреналиновые наркоманы. Не скрою, адреналин штука приятная, когда ты несешься по ночным улицам города на скорости в двести километров, но не тогда, когда тебя явно пытаются убить.
Нищий страшным хриплым басом взревел:
— Вскрою, как порося на бойне!
Я оглянулся: нищий не поделил что-то с пьяным матросом и угрожал ему длинным кинжалом, извлеченным, видимо, из-под лохмотьев. Матрос оробел и сдал назад, а кривобокая жертва преждевременных родов, кивнув удовлетворенно, заковыляла вслед за нами.
Гавань напоминала раздвинутую крабью клешню, она была исчеркана с внутренних сторон зубчиками молов, к которым швартовались корабли. У причалов кипело и бурлило, как в котле, куда сбросили гору разноцветных и мелко нарезанных овощей.
— Много кораблей… — проронил я. — Я не ожидал, что тут так много кораблей…
— Ага, — сказала дочь Сандера и чихнула. — Как же тут воняет… В черный мор торговля морем особенно процветает, и Гильдия сейчас имеет огромные прибыли!
— Гильдия?
— Да, Гильдия морских торговцев, иначе — Морская Гильдия. Они очень сильны, очень богаты, серый волк. Никто в Нораторе не смеет торговать с другими странами морем, не вступив в Гильдию. То есть он может, конечно, но — ар-р! — ему не дадут разрешения даже зайти в порт Норатора или разгрузить корабль в пределах города. У Гильдии своя армия, а ты понимаешь, конечно, что может сделать с купцом-ослушником целая армия.
Мафия профсоюзов, другими словами… Вот оно как. Монополия. Хочешь торговать — отстегивай долю профсоюзу, или выкатывайся к черту.
Анира Най из таинственной Гильдии, о которой мне все недосуг узнать! Завтра я должен с нею повидаться.
— Ты не помнишь, как зовут руководителей Гильдии?
— Хм. Ее возглавляет какая-то женщина… Тебя интересуют женщины?
Вопрос с подковыркой.
— Ты знаешь, мужчины гораздо меньше меня интересуют.
— Х-хо!
— Меня интересует одна женщина…
— Х-хо! Скажи ее имя, я отыщу ее и вырежу ей сердце!
— Догадайся…
Она стукнула меня в плечо и звонко рассмеялась.
А я молчал и было мне скверно. Вероятность того, что Анира Най держит в кармане Гильдию морских торговцев — велика. И ей достаточно щелкнуть пальцами, чтобы перекрыть на время морские пути, устроить в Нораторе искусственный голод. В борьбе за власть — все средства хороши, а эта дамочка, я уже успел убедиться — не гнушалась ничем вообще, она бы даже геноцидом не погнушалась ради власти.
Мы дважды сворачивали на улочки все более узкие. Заблудиться тут было невозможно — просто спускайся все время вниз и вниз, к морю… Мерзкий нищий тащился за нами в отдалении. Он, конечно, был не единственным соглядатаем. Я профан по части слежки, но и то понимал, что с определенного момента за нами начали плотно следить. Интересно, что заговорщики скажут, когда узнают, что рядом со мной не Шутейник, а самая опасная женщина континента?
И сразу же — вопрос: если в плену у заговорщиков не кто-нибудь, а Амара Тани? И — просто предположим! — нам с Атли все-таки удастся ее освободить. Что скажет дочь Сандера о внешности моей подруги? Если она пройдется по ней в своем обычном скабрезном духе, я ведь не стерплю, и сделаю то, что грозился, а именно — отшлепаю наследницу Владыки Степи, что автоматически означает войну…
Звучит нехорошо, но — пусть в руках заговорщиков будет не Амара Тани. Я должен закончить свои дела с Атли… и со Степью. Закончить так, чтобы Санкструм получил передышку. Иначе судьба империи — и моя, моя судьба — сложатся печально.
Улочки, по которым шли, окончательно приобрели трущобный вид. Покосившиеся дома и трактиры, жалкие лавчонки с подслеповатыми окнами сопровождали нас. Мостовая превратилась в грязную тропу. Ободранные дети играли в грязи с ободранными псами. Матросы, что пропивали жалование в здешних кабаках, выглядели совершенно истасканно и точно так же выглядели местные шлюхи.
Нас обогнал какой-то бородатый прощелыга в старом матросском костюме — коротких, до колен штанах, куртке из серого сукна и черной шапочке. Мы свернули на улочку, которую указала Атли, и увидели, что прощелыга, подперев косяк запертой двери, играет на крыльце в куклы с таким же, гнусного вида пожилым оборванцем. То есть — играли в куклы они оба! Прощелыга шевелил короткими пальцами и маленькая нагая кукла из дерева вздергивала руками и ногами на шарнирах в странных, но, так мне показалось, осмысленных жестах: вправо, влево, вверх, вниз; трепетали тонкие серебряные ниточки. Марионетка выплясывала танец, за которым внимательно следил пожилой оборванец. В руке его тоже была кукла, но пока она не шевелилась, руки и голова — безликая, как болванка для парика — обвисли. Странное представление… Более чем странное!
Мы прошли еще квартал. Я зацепил пожилого оборванца боковым зрением, чисто случайно. Он стоял в темном переулке перед группкой таких же достойных людей, а в руках его была крохотная деревянная марионетка! И она плясала, вымахивала руками и ногами, дергала безликой головой, повинуясь движениям пальцев кукловода!
Я замедлил шаги, но Атли дернула меня за рукав:
— Чуточку прыти, ротозей!
— Куклы… Ты заметила? Взрослые люди играют в куклы!
— Двигай, Торнхелл! Это немой язык.
— Что?
— Немой язык. Язык Страдальцев.
— Страдальцев? Кто такие Страдальцы?
— Торнхелл… — Интонации у нее были как у Амары, не раз объяснявшей мне реалии Санкструма. — Страдальцы — крупная припортовая банда Норатора. Э-э, как их тут называют — мазурики. Они не скрываются, потому что думают, что ты не понимаешь смысла их действий… А может, пугают, гонят нас на охотника, х-хо!
— Они сообщают друг другу, что мы идем!
— Х-хо-хо! Ну точно!
— Ты понимаешь их язык?
— Нет. Но я знаю, что он существует. Ты знаешь, куда легче бежать с каторги Санкструма в горах Тервида? В Степь… У нас в Степи гостили и Страдальцы, и Палачи, и Печальники… У каждой банды Норатора свой немой язык. Мы кое-что знаем, но мне было недосуг учить все это… Нет, мне это неинтересно. Просто не обращай внимание на этих дурачков. Пойдем! — Она чихнула. — Тут ужасные запахи!
Как же хорошо вы подготовились к вторжению… Вы знаете даже мелочи совершенно, казалось бы, необязательные, но, тем не менее, вы их изучили. Я не удивлюсь, если вам известен реальный годовой доход в казну Санкструма! Сумму в пятьдесят тысяч вы не с потолка взяли! Но только вы не могли предположить, что все деньги, что поступают в казну империи, тут же разворовываются властью.
Нас вели, передавая сообщения танцующими марионетками. Страдальцы делали вид, что нас не замечают, а мне было страшно — им ничего не стоило прибить нас прямо вот тут, на кривых припортовых улочках. Но, насколько я понимал, неизвестный заказчик хотел приморить меня в строго выбранном месте и так, как хотел именно он, а Страдальцы просто получили заказ работать загонщиками.
Хорошо, что я не взял с собой переодетых Алых, иначе Страдальцы наверняка бы их засекли. Я чувствовал за спиной десятки взглядов, но упорно не оборачивался.
Спустились сумерки. Вдали погромыхивало, тучи неумолимо наползали на город. Я нервно сжимал и разжимал кулаки.
Внезапно дорогу нам заступил человек в чем-то, что могло сойти в сумерках за пристойные куртку и штаны, перешитые не по росту, и оттого вздутые и перекособоченные.
Человек выставил ладонь, останавливая нас. Карман его куртки оттопыривался и оттуда свисали тонкие серебряные ниточки, увенчанные колечками, куда продеваются пальцы.
Страдалец задушевно улыбнулся, показав бездонные космические дыры в череде верхних зубов, и завлекающее взмахнул рукой.
Глава шестнадцатая
Я старательно избегал выказывать страх, но сердце прыгало, и руки легонько начали дрожать.
Местный криминал повел нас какими-то тропами все ниже и ниже, в самые глубины ада. Я сообразил, что ведут нас, скорее всего, не к «Пескарям» («Пескарики» дрянские, пиво рыбой пахнет» — так приписал Шутейник на карте), что трактир — банальная обманка, на случай, если я зашлю или хотя бы попробую заслать туда людей заранее. Или все-таки ведет в «Пескарей», но путает следы? Но я готов к тому, что трактир — обманка. Главное, чтобы попытка убийства архканцлера состоялась, все же, в самом порту, или в ближайших окрестностях.
Запахи в этой клоаке и правда были скверные. Вонь отбросов, тушеной капусты и жареной рыбы сплеталась в какой-то гнусный колючий клубок. Даже меня тошнило. Атли постоянно чихала и вполголоса бранилась, стараясь делать голос хриплым, мужским. Страдалец не вел и ухом, ни разу не обернулся, только манил рукой. Был он стрижен наголо, по складчатому затылку текли струйки пота. Нервничал, видимо. Это было хорошо. А то я уж подумал — Страдальцы совершенно не умеют пугаться.