— Разве ты до сих пор не поняла, что не стоит мне указывать, принцесса? — Тимур смотрит на меня, опасно сузив глаза. — Я никому ничего не должен, запомни это. И сам решу, что мне делать, без твоих подсказок.
Делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю, чтобы подавить нарастающее раздражение. Как не горько это признавать, его слова снова кажутся мне вполне справедливыми. И правда, чего я тут раскомандовалась? Он уже большой мальчик, и сам в состоянии решить, как ему поступать.
Но, кажется, это сильнее меня. Вместо того, чтобы пожелать ему удачи, развернуться и уйти, я зачем-то пытаюсь заглянуть ему в глаза, и примирительным тоном негромко произношу:
— Хотя бы в больницу съезди. Пожалуйста. Я прошу тебя.
— Ну вот, умеешь же быть вежливой, когда захочешь, — губы парня растягиваются в торжествующей улыбке. — Даже отказать язык не поворачивается, когда ты так просишь.
— Тогда не отказывай, — сухо отвечаю ему. — Это же твоё здоровье.
— Ладно, уговорила. Только у меня условие. Ты едешь со мной, и делаешь снимок. А ещё соглашаешься на ужин со мной.
На этот раз я уже не могу удержаться, и закатываю глаза.
— Ты всегда такой настойчивый?
— Всегда, — широко улыбается он и тут же морщится от боли. Похоже, ему на самом деле очень несладко сейчас, но Тимур изо всех сил старается от меня это скрыть. Герой, блин.
— А если Макс снова появится с битой? Город у нас маленький, все друг друга знают, и до него быстро слухи дойдут. Он, похоже, совсем свихнулся, я и сама не знаю, чего теперь от него ожидать.
— Не переживай, принцесса. С твоим Отелло я сам как-нибудь разберусь.
Смотрю на него долгим испытующим взглядом. В конце концов, какое мне дело, как он будет разбираться с Максом? Даже если Тимур так же возьмет в руки биту и сломает ему пару костей, жалеть своего бывшего я точно не стану — он это заслужил. Боюсь только, как бы Макс потом в ответ не выкинул еще что-нибудь похуже… Но Тимур вроде парень не глупый, и сам должен это понимать.
— Ладно, поехали в больничку, — со вздохом сдаюсь.
— На ужин ты согласна? — с недоверием во взгляде уточняет он.
— Согласна. Но только один ужин, и ничего больше. И при условии, что ты больше не будешь распускать руки.
— Это будет сложно, детка, но я постараюсь не распускать.
— И прекрати называть меня этими дурацкими словами — «детка», «принцесса». Меня это бесит. Можно просто Аня?
— А не многовато условий, Аня? — усмехается парень.
В ответ я склоняю голову на бок и хитро щурю глаза:
— Если так подумать, то, какое мне дело до твоего здоровья? Хоть сдохни ты тут.
— Ладно, буду называть тебя только по имени, А-ня. Что-нибудь ещё?
— Вроде все.
— Тогда едем. Есть тут в вашем захолустье какая-нибудь нормальная платная клиника? Чтобы не пришлось потом ментам миллион объяснительных писать?
— В нашем захолустье? — заломив бровь, переспрашиваю его.
— Прости, — неправдоподобно изображает он сожаление. — Я хотел сказать, в вашем замечательном городе.
— Есть. Поехали, — с раздражением отвечаю ему, уже начиная жалеть, что поддалась на провокацию и согласилась на ужин. — Ты уверен, что сможешь сам вести машину?
— А-ня, я могу вести машину даже находясь в бессознательном состоянии. Садись уже в свою тачку и показывай дорогу.
Скептически хмыкаю в ответ. Надо же быть таким выпендрёжником.
Аня
Всю дорогу до частного медицинского центра в зеркало заднего вида я смотрю гораздо чаще, чем требуется. Не отпускает распирающее чувство волнения за этого парня. Мне и самой поездка даётся с большим трудом, сидеть ровно в водительском кресле невыносимо больно, приходится искать удобное положение полубоком. Представляю, какого сейчас Тимуру.
К счастью, ему хватило сил доехать, и даже самостоятельно доковылять до приёмного отделения.
После недолгой процедуры оформления договора на платное медицинское обследование, его пригласили пройти хирургическое отделение, а меня сразу направили на рентген. К счастью, обошлось без переломов и трещин, всего лишь ушиб копчика, и рекомендации к малоподвижному образу жизни в ближайшие две недели.
Забрав у врача снимок с назначением, вернулась в холл, и принялась ждать окончания обследования Тимура.
Прошло ещё около часа, прежде чем ко мне подошла медсестра в нежно-бирюзовом больничном костюме.
— Вы Анна, девушка господина Валевского? — вежливо поинтересовалась она.
— Чья девушка? — опешила я.
— Тимура Валевского, — невозмутимо уточнила медсестра. — Мне в регистратуре сказали, что это вы приехали вместе с ним.
— Ах, да. Это я, — кивнула, испытывая странное чувство.
С чего она взяла, что я его девушка? Это он что ли ей так сказал? Хотя, какое это имеет значение. Главное сейчас убедиться, что с ним все в порядке.
— Он просил пригласить вас к нему в палату.
— К нему в палату?
— Да. Он останется под наблюдением до завтрашнего утра, пока его не осмотрит заведующий отделением врач.
— Все настолько серьёзно?
— Думаю, он сам вам об этом расскажет.
— Хорошо, спасибо.
Медсестра проводила меня по коридору до одной из палат, и тактично удалилась.
Я вошла внутрь, и почувствовала странный укол в области сердца, когда увидела Тимура, лежащим на больничной койке, с катетером в руке. Он увидел меня, и на его губах появилась слабая улыбка. С тянущим чувством в груди подошла ближе и присела на край кровати рядом с ним.
— Прости, принцесса, но, кажется, наш ужин придётся отложить на другой раз, — с извиняющимся выражением лица произнёс он. — Сегодня мне настоятельно рекомендовали отдохнуть.
— Что тебе сказал врач? Насколько серьезные травмы?
— А, ерунда, — махнул свободной от капельницы рукой парень. — Пару синяков и ушибов.
Однако я не сомневалась, что он лукавит. Слишком бледен и слаб.
— А систему зачем воткнули?
— Для профилактики.
— Для какой ещё профилактики? Что за бред ты несёшь? — разозлилась я.
Улыбка парня стала шире.
— Переживаешь за меня?
Я вздохнула, и устало посмотрела на него.
— Даже если и так, то что?
— Мне это льстит, — довольно произнес он с наглой ухмылкой. — Оставайся здесь на ночь, со мной? Я спрашивал, мне сказали, что так можно.
— А больше тебе ничего не надо? — скептически выгнула я бровь.
— Да ладно тебе, Ань. Я ненавижу больницы и одиночество. Составь компанию, тебе ведь не сложно?
— Ничего, ты мальчик уже большой, а свои страхи надо преодолевать.
— Я прошу тебя, Ань. Останься, — проникновенно произнёс он, так, что у меня даже язык не повернулся ответить на его просьбу очередной колкостью. — Опасаться тебе нечего, приставать я все равно к тебе не смогу.
— Мне вообще-то сегодня надо ещё на работу как-то попасть. Я там ещё час назад должна была быть.
— А, я совсем забыл, — разочарованно протянул он. — Ты же ещё у нас трудишься, пчёлка.
Его пренебрежительный тон и очередное дурацкое прозвище вызвали во мне новый приступ раздражения. Ненавижу, когда меня и мою работу не воспринимают всерьёз.
— Конечно, тружусь. Не всем же быть бездельниками, как некоторые.
— Думаешь, я бездельник? — с хитрым прищуром спросил парень.
— Понятия не имею. Я ничего о тебе не знаю.
— А хотела бы узнать?
Не ответила ему сразу. Задумалась. Действительно, хотела бы я? На самом деле хотела бы. Ещё до нашего знакомство меня уже разбирало любопытство, что он за человек, и зачем приехал в наш город, а теперь и подавно. Но признаться в этом ему, значит, дать повод думать, что он мне не безразличен, дать надежду на то, что между нами может что-то быть, а мне это совсем не нужно.
— Нет, не хотела бы. Мне нет никакого дела до того, чем ты занимаешься. Я здесь нахожусь только с одной целю — убедиться, что ты не сдохнешь, после того как мой бывший придурок на тебя напал. Не хочу потом всю жизнь мучиться чувством вины из-за этого.
Тимур криво усмехнулся, снова слегка прищурив глаза.
— А ты упёртая сучка, Аня. Но мне это даже нравится. Тем слаще будет тебя трахать.
Мои щёки вспыхнули в один момент, а в груди молнией пронеслось это странное волнующее, обжигающее чувство. И сразу после я снова разозлилась на себя. Какого черта мое тело так иррационально реагирует на хамство этого парня?
— Не был бы ты сейчас белее простыни, на которой лежишь, я бы влепила тебе хорошую пощёчину, — произнесла ледяным тоном, пристально глядя ему в глаза.
— Не было бы катетера в моей вене, ты бы сейчас сама лежала на этой простыне. Прямо подо мной, — с усмешкой ответил он.
— Мало тебе битой наваляли, Тимур Валевский, — мстительно прошипела ему в лицо, и, не дожидаясь ответа, встала и вышла из палаты, громко хлопнув дверью.
Сама не могла себе объяснить, почему так сильно разозлилась. Он же придурок, а на таких обижаться глупо. Но внутри все равно всё клокотало от бешенства, и мне уже было плевать даже на то, какие могут быть последствия после нападения Макса.
Еще один придурок. Черт, и почему меня окружают только такие? Притягиваю я их что ли?
Аня
Из клуба я возвращаюсь домой уже под утро. К счастью, на этот раз мама не караулит меня под дверью, и я сразу прохожу в свою спальню, наспех стягиваю одежду, без сил падаю на кровать. После нашего последнего разговора мама демонстративно игнорирует меня, похоже, полагаясь на то, что рано или поздно у меня проснётся совесть, и я сама приду к ней с извинениями. Но меня вполне устраивает такое положение вещей, а потому просить прощения у неё я не особенно тороплюсь.
Усталость накрывает меня настолько, что осмысливать и анализировать сегодняшние, то есть, уже вчерашние события, у меня нет ни сил, ни желания.
Завтра. Обо всем я подумаю завтра. Когда высплюсь как следует и наберусь сил.
Но, как оказалось, выспаться как следует мне было не суждено.
Мама будит меня гораздо раньше того времени, когда я обычно просыпаюсь после тяжёлой трудовой ночи.
— Вставай скорее, дочь. К тебе пришли, — понизив голос, вкрадчиво произносит она над моим ухом, и настойчиво толкает меня в плечо. — Да проснись ты, наконец!
Её дружелюбный тон на подсознательном уровне настораживает меня.
— Кого там принесло в такую рань? — осипшим голосом интересуюсь я у неё, силясь разлепить нереально тяжелые веки.
— У нормальных людей день давно уже начался, — недовольно бурчит мама себе под нос. — Десять утра уже, какая же это рань.
— Я легла четыре часа назад.
— Кто ж тебе виноват? — цокает языком, всем своим видом демонстрируя неодобрение. — Вставай, говорю, скорее, приводи себя в порядок и выходи. Тебя там ждут.
— Да кто? — нетерпеливо смотрю на неё, чувствуя, как раздражение заполняет собой каждую клеточку моего тела.
— Максим.
— Кто?!
— Максим пришёл! — повторяет мама так, будто этот факт должен привести меня в полный восторг. Вот только я сейчас чувствую совершенно противоположные эмоции.
— Какого черта ему надо? — настороженно поинтересовалась.
Не вспомни я в эту самую секунду, что бывший выкинул вчера вечером, наверняка послала бы маму выпроводить его из дома, и черта с два бы вышла из комнаты. Но теперь даже любопытство разобрало, что же такого он пришёл мне сказать.
— Как же мне стыдно за такую дочь. Вон, Катюшка у соседей уже второго недавно родила, такая семья у них дружная, хорошая. А ты, между прочим, старше неё на два года! Ни ребенка, ни котенка, все по ночам где-то бегаешь… Максим такой замечательный парень, видно же, как любит тебя, все ждёт, что ты одумаешься, остепенишься… Иди к нему сейчас же. Поговори. Помирись, пока ещё не поздно. Тебе родить давно пора, останешься ведь одна, как… — раздраженно махнула на меня рукой, и совсем замогильным голосом добавила. — Мы с отцом не молодеем. Хоть бы внуков понянчить успеть. О себе не думаешь, так хоть о нас подумай.
Что-что, а прогнать сон мама умеет, как никто другой. От её беспощадных слов в груди заныло и засвербело. Не то, что бы я ни привыкла к подобному. Мною всегда, с самого детства, недовольны. Соседские дети всегда умнее, лучше, мои одноклассники удачливее, успешнее. Пытаться оправдать её ожидания на мой счёт я уже давно перестала, поскольку это просто-напросто невозможно. Но, несмотря на давно сделанные мною выводы на этот счет, все же, осознавать что в глазах своего родителя ты полная неудачница, да ещё и не обладающая элементарными человеческими качествами личность, наверное, для меня всегда будет слишком сложно. Каждый раз подобные ее слова больно ранят меня. И сейчас в горле снова ком.
Молча поднимаюсь с кровати, натягиваю на себя первые попавшиеся вещи, и так же молча хочу выйти из комнаты. Но мама цепляет меня за локоть в последний момент.
— Доченька, я тебя очень прошу, помирись с ним. Вы же столько лет были вместе, как родные уже стали друг другу! Он такой хороший парень, ты другого такого ведь не найдёшь. Уже все твои одноклассники попереженились давно, а ты так ведь и останешься одна. Будешь потом после тридцати лет с женатыми мужиками крутить, как Любка Смелова, — имя еще одной нашей соседки мама произнесла с особенным презрением.
Я непроизвольно усмехнулась. Ну хоть один человек есть в нашем городе, кто в маминых глазах хуже меня. Выдернула локоть из её руки, и, так ничего и не ответив, вышла из комнаты.
Максим ждал меня на кухне за обеденным столом, на котором раскинулась живописная скатерть-самобранка. Мама расстаралась на славу. И пирожки, и блины, и печенье-конфеты, и варенье в вазочках, и чай, и сливки, и корзинка с фруктами, и чего там только ещё не было. Еще бы — к нам король пожаловал. Самая, что ни на есть, царская персона. Сидит, развалившись на диванчике в вальяжной позе, смотрит на меня, сдвинув брови.
Плотно прикрыла за собой дверь в кухню, пододвинула табурет к столу, и села напротив бывшего, пристально глядя ему в глаза.
С минуту мы играли в гляделки, но поскольку первым взгляд никто отводить не собирался, Макс все же не выдержал и заговорил.
— Когда вчера я увидел на трассе твою и его тачки рядом, и парочку, целующуюся лёжа на капоте, у меня все внутренности будто кипятком обварило, — с презрением произнёс он, продолжая смотреть на меня в упор. — Я был в полном неадеквате.
Скептически изогнула бровь и со злостью спросила:
— Ты хоть понимаешь, что мог покалечить человека? Сделать инвалидом? Даже если бы мы с тобой не расстались, твой поступок ничем нельзя оправдать. Нападать с битой на безоружного — это низко, Макс. Вообще не по-пацански, — ядовито усмехнулась я, вспомнив его любимое выражение.
— Да что ты говоришь, — в тон мне, с издевкой протянул бывший. — Не по-пацански? А ты сама как ведёшь себя? Сосешься с ним на глазах у всех, а вчера, что, трахнуть решила себя дать прямо на капоте его тачки? Да я сдохну от стыда перед пацанами, что столько лет прожил с такой конченой шлюхой!
Изнутри все зажгло от расцветающей в груди ярости, вызванной его словами. Хотелось залепить ему охранительную пощёчину, да только через стол не дотянуться, а пока буду тянуться, он десять раз успеет понять мои намерения и осадить.
– А ну пошёл вон из моего дома, — процедила сквозь зубы, пытаясь уничтожить его взглядом.
К счастью, он не стал спорить, поднялся, толкнув перед собой стол так, что все любовно расставленные мамой чашки и вазочки на нем задрожали, обошёл вокруг, остановился возле меня и наклонился к самому уху.
— Я-то уйду. Но учти, сука, что никто в этом городе к тебе близко подойти не посмеет. И не дай Бог мне ещё раз увидеть или узнать, что ты сосешься с кем-то на людях, клянусь, пожалеешь.
Так вот, оказывается, что надо, чтобы возненавидеть человека до той крайней степени, когда всем сердцем хочется пожелать ему зла. Хотя я никогда и никому еще в этой жизни зла не желала. Но сейчас гнев и ярость захватили все мое существо настолько, что я уже просто не могла себя контролировать. Подскочила с табуретки, как бешеная, замахнулась кулаком, чтобы врезать этому уроду по челюсти, но он быстро среагировал, перехватил мою руку и с брезгливым взглядом оттолкнул от себя.