С той ночи он потерял покой. Лена отныне присутствовала во всех мечтах — сидела рядом на кожаном сиденье шикарного «Порше», летящего по Елисейским полям Парижа, плескалась в подсвеченном снизу бассейне Бэбиковой виллы на берегу Женевского озера, входила под руку с министром Будиловским в холл фешенебельного нью-йорского отеля «Плаза», сверкая обворожительной улыбкой и доводя до инсульта окружающих дам умопомрачительной цены бриллиантами, которыми Бэбик увешал любимую, как новогоднюю елку. Но мечты эти, кроме всего прочего, причиняли своему создателю невыносимую муку. Одно дело, витать в облаках, понимая невозможность претворения фантазий в жизнь, а совсем иное, когда мечты вполне воплотимы в реальность, следует только хорошенько пошевелить мозгами и очень этого захотеть.
Бэбик хотел очень, но преодолеть собственную трусость был не в силах. Самое противное заключалось в том, что прекрасно все понимал, нелепость сложившейся ситуации порой доводила его до исступления, но, стоило начать размышлять о путях легализации дедова наследства, перед глазами возникали жестокие лица бандитов, распаленные утюги и паяльники, кабинеты проницательных следователей и прочие ужасы, виденные в заполонивших телеэкран фильмах.
Однако временами любовь преодолевала страх, и Бэбик, набив бумажник зелеными двадцатками, мчался на площадь Победы, дожидался Лену у магазина и приглашал ее в какой-нибудь тихий ресторанчик. Из тех, что посещают солидные бизнесмены и лидеры преступных группировок, сменившие вонючий кавардак блатхат на более подходящие для отдыха места. Никогда прежде не следивший за внешностью, Бэбик приоделся, разорившись на пару тысяч в престижном магазине на Сторожовке, накупил всякого мужского парфюма и стал регулярно наведываться в мужской салон красоты, где за десятку-другую долларов его наружности придавали более-менее сносный вид.
Но этим мужество страдальца и ограничивалось. Лена с удовольствием соглашалась провести с ним вечер в приличном кабаке, благосклонно принимала цветы и мелкие сувениры, вроде духов и шикарных стодолларовых сумочек, однако в постель воздыхателя не тянула. Сторонником платонической любви тот не был, но робость не позволяла ему решиться и потребовать от любимой полной взаимности. К тому же, Бэбику казалось, что инициатива должна в таких делах исходить от предмета его вожделения. Обычная, в общем, история любви человека, волею небес родившегося со значительным опозданием. Лет, как минимум, на сто пятьдесят.
Мишка, учуявший в поведении бывшего одноклассника перемены, теперь наведывался к Бэбику, как на работу. Его, малость свихнувшийся от водки, мозг аналитика мгновенно просчитал все плюсы и минусы охватившего Бэбика чувства. Никакой ревности он, естественно, не испытывал, зато выгоды создавшегося положения использовал максимально. Бэбик же надеялся, общаясь с Мишкой, разгадать, что же нашла в том некогда Лена. Пытался перенять некоторые черты Мишиного характера и манеру поведения. И не замечал, что весь этот ликбез сводится к медленному, но верному спаиванию, общаться без бутылки на столе Мишка не мог…
Вчера они допоздна засиделись на Бэбиковой кухне, ликвидируя под Мишкины воспоминания о семейной жизни четвертую бутыль «Смирновской». Бэбик еще грезил во сне, представляя себя с Леной на пляже Лазурного побережья Франции, а Мишка уже ломился в двери, прерывая чудесные видения длинным противным звонком.
— Пиво есть — ума не надо, — батарея пивных бутылок выстроилась на подоконнике идеальным солдатским строем, сверкая новенькими околышами пробок, — будем лечиться.
— Баночного не мог взять, — Бэбик присмотрелся к этикеткам. — «Бурштын Беларуски»… Что еще за бурштын такой? — В последнее время он ощутил вкус мелких радостей, принесенных возможностью тратить валюту, и генная память подсказывала, что если покупать, то только качественные вещи. Копеечное местное пиво, по мнению Бэбика, к таковым вещам не относилось.
— Старик, ты не патриот, — Мишка сковырнул пробку и забулькал прямо из горлышка, — Фу-у… Ожидаю… Да вся эта муть фирменная в сравнении в родимым свежаком никак не идет. Только что упаковка красивая. А «Бурштын»?.. Эх, Эдик, — укоризненно покачал он головой, — в Белоруссии живешь, сало, картошку лопаешь. Пиво, вот, родное по утрам употребляешь, а языка предков не знаешь.
— Почему не знаю. Мы с мамой на идиш говорили.
— Во-во. Погоди, придут наши, разберутся, на каком-таком языке ты в детстве говорил. Заполнишь анкету — не были ли вы прежде евреем? Постановка будет такая — не знаешь, как по-белорусски лопата, дадут тебе эту лопату, и копай себе яму под ракитовым кустом.
— А как лопата будет? — заинтересовался Бэбик.
Мишка изобразил на лице укоризну. Как называется лопата, он и сам понятия не имел, но вопрос прозвучал с ноткой испуга, что понравилось и заставило продолжить ерничество:
— Э-э, не стыдно тебе? Бурштын и будет, зря я, что ли, этот разговор затеял. Ну ничего, поднатаскаю тебя в родной мове, как Янка Купала зашпрехаешь. Камоу, май френд, — расчехлил он очередную бутылку, — живыми мы им не дадимся.
Освежившись «белорусской лопатой», переключились на водку. Спустя полчаса Бэбик вдруг понял, что терзает себя напрасно. Зачем мучаться, когда можно просто взять да и спросить у Мишки, как добиться от Лены ответного чувства.
— …И этот человек каким-то боком относится к царю Соломону? — двести граммов «Смирновки» настроили Мишку на волну психоанализа.
— Тридцать лет прожил, не знаешь, чего бабам надо? Но моли Бога, что у тебя есть я. Помогу, не сомневайся, — Мишка запил очередную сотку пивом и закурил, — сделаем так. Даешь мне полсотни баксов на представительство — цветы, шампанское и все такое. Сегодня же, прям щас, еду тебя сватать. Процентов восемьдесят, что дело выгорит. Понимаешь, Лена немножко антисемитка, но не дура же. Ты как-то рассказывал, что от деда приличные деньги остались, на Запад, мол, хочешь. Не бойся, не бойся, — успокоил он изменившегося лицом собутыльника, я — могила, меня твои сокровища не интересуют. Но попытаюсь Ленке объяснить все, как есть. Чего ей здесь-то мучаться, она и сама это поймет. Уедете — буду только рад.
— Мишка! — Бэбик схватил бутылку и на пузырил стаканы до краев.
— Да я тебе… да ты для меня… Поговори, все для тебя сделаю!
— Ничего мне не надо. Так, по утрам чтобы голова не болела, ну и вечером, конечно, было что выпить. Назначишь стипендию пожизненную в СКВ, лады?
Бэбик хлопнул на стол стодолларовую купюру и забегал по квартире.
— Езжай сейчас, зачем откладывать. Прямо на работу, пригласишь ее пообедать куда-нибудь и поговоришь.
— Лошадей не гони, — Мишка посмотрел на уцелевшую еще бутылку водки и поредевший, но достаточно грозный, пивной строй, — времени море, надо настроиться должным образом. Думаешь, я каждый день собственных жен замуж отдаю? Пускай даже бывших?
* * *
Работа в престижном коммерческом магазине Лене не сказать, чтобы нравилась, просто не угнетала. Да и соваться с дипломом филфака БГУ больше было некуда. В школе, где она прежде преподавала русский язык и литературу, оставили только одного преподавателя этих предметов, белоруссизация населения шла полным ходом. Впрочем, называлось это ростом национального самосознания и возвращением к истокам.
Директор, вернее хозяин шопа — магазин принадлежал акционерному обществу, но всем заправлял именно он, — определил Лену в отдел видеоаппаратуры. В основном с покупателями общался Витя, Ленин напарник, защитивший кандидатскую по радиоэлектронике, но сбежавший с кафедры РТИ на более высокооплачиваемое место, ей же следовало поощрять покупателей очаровательными улыбками и сердечно благодарить, вручая сдачу и выбитые чеки. Правда, держали здесь Лену не за красивые глаза. Давно бы уже сменила ее более молодая и менее принципиальная девица, но хозяин был чем-то обязан старому Лениному воздыхателю Владимиру Арнольдовичу, с которым у нее сохранились чисто дружеские отношения. Женщины старше двадцати пяти того уже не интересовали. Но, пообещав Лене помочь с работой, слово старый развратник сдержал, и конкуренции она не опасалась. Хотя и сознавала, что все это до поры до времени.
Обеденного перерыва в магазине не было, владелец-эксплуататор выжимал из персонала все соки. Но и платил неплохо, а перекусывать продавцы пристрелялись по очереди, подменяя друг друга на полчасика. Поэтому, когда у прилавка возник расплывшийся в счастливой пьяной улыбке Мишка с огромным букетом белоснежных роз, Витя вошел в положение и отпустил Лену на целый час.
О цели неожиданного визита Мишка умалчивал, просто пригласил в маленький ресторанчик неподалеку пообедать, ужасно Лену заинтриговав.
— Мириться пришел! — попыталась она угадать причину странного появления горького пьяницы с цветами и при деньгах.
— А мы разве ссорились? — засмеялся Мишка, — просто ехал мимо, вспомнил, что скоро восьмое марта. Дай, думаю, поздравлю благоверную. — Лена недоверчиво покачала головой, подобных подарков Мишка не делал со времен развода. Наоборот, приезжал и клянчил деньги то на похмелье, то на бутылку, которой всегда не хватало для полного счастья. Но вокруг действительно вступала в свои права весна, вдоль проспекта носились оживленные стайки воробьев, солнце слизывало с подсохшего асфальта последние лужицы талой воды, а бездонное голубое небо, перечеркнутое троллейбусными проводами, внушало мысль о том, что вместе с зимой отступили навсегда всеобщая безысходность и прочие горести, отчего в людях вновь пробудился искренний интерес к жизни. Могла же весна и на Мишку подействовать?
Засланный Бэбиком «сват» привел Лену в крохотный подвальчик, предлагавший посетителям, под видом блюд из дичи, рыночную свининку и говядину, правда, неплохо приготовленную. Денег не жалел, к довольно дорогим закускам присоединились бутылка «Абсолюта» и темно-синяя фляжка финского ликера.
— Я ведь на работе, — Лена прикрыла рюмку ладонью. Зачем ты столько водки заказал?
— Ну, ликерчика рюмка не повредит, — Мишка капнул ей на самое донышко, — а я уж отмахнусь как-нибудь. Чего ради любимой не сделаешь?
— Домахался, — Лена повертела в пальцах рюмку и звякнула ей о край налитого с верхом фужера водки. — Ой, милый, помирать тебе под забором.
— Ну и пусть. Меня ведь уже не переделаешь, — Мишка беззаботно оскалился и залпом ахнул высококачественный финский продукт. Ух, хороша, — потянулся он к бутерброду с красной икрой, — скандинавы в водке понимают.
— Да-а, меня не переделаешь и переделываться, честно говоря, не хочется, — продолжил Мишка, наливая себе еще, — а вот с тобой, подруга, все еще поправимо. Тебе такая жизнь не надоела?
Лена ожидала какого угодно вопроса, но этот ее поразил. Вообще-то слышала она его неоднократно, обычно, чуть погодя, следовало предложение руки и сердца. Мишка на жениха не походил, однако, явно что-то затеял, и Лена с деланным равнодушием поинтересовалась:
— Ты не ходи вокруг да около. Говори прямо, что за аферу решил провернуть.
Мишка огляделся по сторонам, плеснул себе еще водки и, выдохнув, опрокинул ее в рот. В роли свата он чувствовал себя не совсем уютно, тем более, сватать-то приходилось не чужого человека.
— Тебе Эдик нравится?
— Бэбик? — Лена звонко расхохоталась.
— Хороший парень, но он-то причем?
— Да влюбился он в тебя, такое вот дело, — Мишка скривился и прямо из горлышка допил водку. Пощелкав зачем-то пальцами, закусывать не стал, а плюхнул в фужер ликера и залпом отправил его вслед за водкой.
— Я знаю, — пожала плечами Лена, — ну и что?
— А то… — Мишка выцарапал из пачки сигарету, прикурил, немного успокоился и выложил историю о сокровищах и планах Бэбика относительно переезда на Запад. — …Теперь въехала? Он всего боится, бедненький, а ты его на такие подвиги подталкиваешь!.. Через полгода в штатах или какой другой Мурлындии окажетесь и не беженцами — горемыками, а с деньгами и гражданством.
— И ты это серьезно? Ой, Мишка, совсем ты меня не знаешь.
— Да я вас всех знаю, все вы одинаковые, — разошелся «сват».
— Подумай, что ты здесь потеряла? А там… Ладно, старик бы какой, импотент горбатый со вставными зубами навязывался. Молодой красивый мужчина…
— Красивый, — подтвердила Лена, — знаешь, я когда на Эдика твоего смотрю, то понимаю, что Дарвин не ошибался. Просто не договаривал. Человек точно произошел от Адама и Евы, только Евой обезьянку звали. И у Бэбика, согласно Библии, с этой семейкой прослеживается прямая наследственная связь. Натуральный орангутанг еврейской национальности, а ты хочешь, чтобы я за него замуж вышла.
— Замуж не замуж, а счастливую жизнь он тебе обеспечит, — сравнение Бэбика с обезьяной Мишку слегка покоробило, но припомнив лицо собутыльника с похмелья, он чуть не рассмеялся. Я ведь добра тебе желаю, потому как сам дать того, что ты заслуживаешь, извини, не сумел. Не торопись, обдумай все хорошенько. Ему немного надо, Бэбику-то. Любить тебя и быть рядом. Это же мечта любой женщины, такого охламона иметь. Богатый, слепой… Не муж, а сокровище, — вспомнил Мишка сказку о Дюймовочке.
Лена и вправду призадумалась. Действительно, что она в этой обиженной Богом стране потеряла? Родные прозябают в маленьком провинциальном городке и никакой связи со сбежавшей десять лет назад на поиски счастья дочкой не поддерживают, работа в магазине не сахар, вечера у телевизора? Так ведь она и мечтает перенестись в тот красочный и загадочный мир, где живут герои любимых фильмов, потому и стремится после работы домой. Мишка, выходит, знал ее неплохо, если решился на такое вот предложение.
Отвечать Лена не стала, пообещала подумать. Мишка прикончил и ликер, рассчитался и проводил бывшую супругу до магазина. Прикоснувшись на прощание к его небритой щеке губами, она уже распахнула дубовую дверь, но вдруг приостановилась. Из арки дома напротив медленно выехал ослепительно красивый автомобиль и плавно прошелестел вдоль тротуара, буквально в нескольких шагах от шарившего по карманам в поисках зажигалки Мишки. В опущенном окне мелькнуло лицо, заставившее Лену метнуться к бордюру, но иномарка увеличила скорость и, влившись в поток огибающих памятник машин, словно растворилась, оставив ее ни с чем.
— Кого ты там увидела? — Мишка возник рядом, вглядываясь в изменившееся Ленино лицо. — Что случилось?
— Ничего, показалось просто, — встряхнула Лена головой, как бы избавляясь от наваждения, — на знакомого одного парень был похож…
* * *
— Чего крутишься? — Сэт переключил скорость и, вырулив с площади на проспект, придавил педаль газа. — Увидел кого?
— Да так, старая знакомая. — Сашка криво улыбнулся, поудобнее устраиваясь на сиденьи. Лену он узнал сразу, вспомнил трогательные, с неуловимым запахом духов, письма, так и оставленные без ответа. Зачем отвечать, изводя хорошего человека надеждой, когда впереди четыре года срока и неизвестно, куда вынесет нелегкая по выходу на свободу? Тем более, никакой любви и не было — встретились двое, ощутили, что вместе им хорошо, но не более того. И незачем пудрить девчонке мозги, найдет еще свое счастье, а он уж как-нибудь проживет без излишней нервотрепки. Независимость Зуб ценил превыше всего, а любовь? Любовь, как теперь говорят, придумали русские, чтобы не платить денег. И потом, кто виноват, что все его случайные даже встречи почему-то вызывают у женщин желание продолжить отношения? Даже эти две подружки — профессионалки, Таня и Света, из-за которых пришлось вырываться тогда из кабака с боем — и от них запросто отделаться не удалось.
В ту ночь Сашка привез их к Сэту, коротко рассказал о рукопашной, выслушал обвинения в идиотизме, заявил, в оправдание, что с четырехлетней голодухи голова не работает, с чем Серега в конце концов согласился. Наутро девчонок выставить из квартиры не смогли, впрочем, не очень-то к этому и стремились. Еще два дня куролесили, не выходя из дому, затеяли турне по злачным местам, потерялись в Троицком предместье, нашли друг друга в «Планете», после чего сутки отмокали в сауне гостиницы «Юность», проклиная водку и подруг.
Выбравшись из загула, грозившего через пару витков превратиться в штопор, друзья занялись делом. Сергей отыскал специалиста по документам, спившегося талантливого гравера. За двести пятьдесят баксов тот смастерил Зубу загранпаспорт и права. Можно сказать, даром, но Сергей некогда оказал мастеру неоценимую услугу, и гравер постарался на славу. Теперь Зуб стал Александром Александровичем Рябцевым, ранее несудимым и вполне уважаемым гражданином, прописанным в Минске и имевшим полугодовые визы на въезд в Польшу и Германию. Как пояснил мастер, сам Рябцев A.A. ныне работает по контракту на Дальнем Востоке, и в ближайшие три-пять месяцев в Белоруссии не появится. А справку об освобождении Зуб торжественно сжег в туалете.