— Крым, ты разве не понимаешь? — Женя Борода уже возвышается надо всеми, огромный и настолько плотно татуированный, что в глазах рябит. — Люди Романова снова лезут на нашу территорию. Спалили два ангара на границе области, сорвали поставку запчастей. А этот утырок, как всегда, не при делах. Если мы ещё не получим пустыри, то всё. Сколько проектов сорвётся.
От сказанного Бородой меня мутит. Ненавижу Романова. Впрочем, это взаимно, и мы грызём друг другу глотки, ставим палки в колёса, и этот танец никак не закончится.
Иногда мне кажется, что люди всерьёз делают ставки, кто из нас двоих первых сдохнет. Тогда-то всё точно прекратится.
— Артур, не сегодня так завтра прольётся кровь, — Лысый подпрыгивает на месте, возмущённо сводит брови к переносице, а голос его и без того высокий, ещё чуть-чуть и станет похожим на ультразвук. Аж в ушах звенит от его противного тембра. Но он прав. — Разве ты не чуешь её запах?
Лысый даже носом поводит, словно где-то рядом уже содрали кожу с кого-то из наших.
— Романов озверел после того, как мы ему три сделки сорвали, — подаёт голос Саша, а я киваю.
Это бизнес, пусть и не очень легальный. И тут каждый за себя, а увести очередных поставщиков у Романова — святое дело.
— Да, Зам прав, — Борода вертит головой, хрустит суставами, а кожа на щеках белеет от сдерживаемых эмоций. — А ты бабу тащишь сюда, нарушаешь свои же правила. Что у неё, поперёк там?
Отдельные смешки, как выстрелы, раздаются то здесь, то там, а я сжимаю пальцами переносицу. Они правы, конечно же. Когда Романов снова звереет, а нам приходится разгребать завалы и выстраивать линию обороны, не до рыжих баб. Вот только… она не просто рыжая баба. Она человек, имеющий к Коленьке отношения. И она мне помогла.
Я ничего никогда не прощаю и не забываю. Добро в том числе. А ещё, где-то совсем глубоко копошится гнилая мыслишка, что Злата пострадала полгода назад по моей вине в том числе.
Потому что именно я сорвал тогда Коленьке сделку.
— Так всё, мать вашу. Угомонились! Что вы сопли на кулак мотаете? Бабу увидели, прямо хай до неба подняли, завыли. Я разве когда-то делал то, о чём нам всем приходилось жалеть? Подставил хоть одного из вас? Ну, блядь, отвечайте! А то когда не надо, языки до китайской границы дотягиваются, а когда спрашиваю, онемели.
“Нет-нет”.
“Никогда”.
“Крым, не психуй”.
— Если я притащил сюда бабу, то точно не для того, чтобы ваши задницы пылали праведным огнём. И нет её уже, что вы трепыхаетесь, идиоты, как дохлые курицы? Заняться больше нечем?
Я действительно теряю терпение. И в таком состоянии говорю тихо, но убедительно. Все снова замолкают, я спрыгиваю с бочки и, подойдя к двери, поворачиваю рычаг выключателя.
Гаснет свет, я нажимаю на пульте кнопку и загорается большой экран проектора. А на нём…
Сожжённые ангары, от одного вида которых сатанею до белых пятен перед глазами. Ну и ещё по мелочи парочка “сюрпризов”, от которых несёт дерьмом Романова за версту.
Сашка щёлкает клавишами, все молчат, затаив дыхание, обозревают масштабы пиздеца.
— Это война, — выдыхаю, потому что ничем другим это назвать не могу. — Но Коля провоцирует, ясен хрен. Выводит на панику, заставляет рефлексировать и бегать. Так не годится, на это я не поведусь.
Одобрительные возгласы, а я усмехаюсь.
— Теперь насчёт рыжей бабы, из-за которой ваши яйца так запылали, что стали синие, как переваренный желток.
Ответом служат смешки, улюлюканье, а я снова включаю свет.
— Первое: она жена Романова, бывшая. И благодаря её помощи Савеловские пустыри будут нашими.
“Ох ты ж”.
“Нихуя себе”.
— Второе: нам нужно её найти. И третье: если какая-то сволочь из вас тронет её хоть пальцем, вырву руку вместе с головой. Саш, раздай ориентировки, а я уехал.
И в оглушительной тишине выхожу из зала не оглядываясь.
Я найду тебя, Злата. Где бы ты ни была.
10 глава
Артур
— Вон она, — Сашка указывает подбородком на устало бредущую по обочине девицу в длинной просторной юбке и белой блузке, наглухо застёгнутой до самого горла. На вид лет двадцать, но в ней нет энергии, что ли, лишь сплошная усталость. Круглолицая, довольно симпатичная, стройная, только зажатая и несчастная, и даже красивые волосы, лежащий на плечах, не делают её привлекательнее.
— Ты знаешь, что делать, — усмехаюсь и прикрываю глаза.
— Цель оправдывает средства?
— Нет, Саша, мне просто нужно с ней поговорить. Без насилия и принуждения. Только поговорить. Ты же у нас дипломат, уболтай девушку.
Саша кивает и, оставив меня одного, выходит из машины. Я в нём уверен почти также, как в самом себе, потому знаю: он не сделает девочке больно, если этого не потребует ситуация. И очень надеюсь, что не потребует.
Мне не слышно, о чём Саша разговаривает с медсестричкой, но она не убегает, не пытается заорать или позвать кого-то на помощь. Пусть напряжённая, слегка испуганная — вон, даже тонкая нижняя губа подрагивает, — но слушает внимательно. Она невысокая, миниатюрная и ей приходится задрать голову, чтобы хоть так сравняться с очень высоким Сашей.
Вдруг на лице её зажигается надежда. Робкая, а щёки краснеют от переполняющих её эмоций, хотя она и не рискует выплеснуть их. И это убеждает окончательно: у меня получится сложить последнюю деталь мозаики без лишней крови.
Когда-то отец меня научил: холодный рассудок и грамотный расчёт — первый шаг к успеху. Нет, конечно, иногда не грех и голову снести, но тут уже по ситуации.
Я не святой и на мне дохренища грехов разной степени паршивости, но думать головой умею и в крайности без надобности не впадаю.
Саша указывает рукой на мою машину, улыбается даже, а Марина Жарикова неуверенно кивает и всё-таки делает крошечный шажок в нужную сторону. Давай, девочка, иди. Я не обижу.
Марина Жарикова ныряет на заднее сиденье, замечает меня и дёргается в сторону, но вдруг затихает. Обречённо как-то, а я заламываю бровь, потому что её реакция странная какая-то.
— Вы Артур Крымский? — спрашивает, откашлявшись, а я киваю. — Вы… большой.
— И страшный? — усмехаюсь, а она неуверенно пожимает плечами. — А ты Марина Жарикова, верно?
В совершенно круглых карих глазах тысяча вопросов. Марина нервно облизывает нижнюю губу и принимается лихорадочно теребить ремешок простенькой сумки.
— Я вас примерно таким и представляла, — голос похож на писк, а я подпираю голову рукой и внимательно смотрю на Марину. Просто смотрю, но она буквально на глазах съёживается.
— Зачем ты меня представляла? — мне уже откровенно весело.
От девочки так отчётливо несёт страхом, но она не пытается сбежать, только дрожит всё сильнее.
— Мне… я слышала, как одна… пациентка говорила о вас в бреду. Ей очень плохо было, а я ставила ей капельницы и слышала, как она просила у вас помощи. Постоянно повторяла “Артур Крымский, Артур”. Мне стало интересно и я погуглила.
— Погуглила она, надо же. Знаешь же, что очень любопытным девочкам злые и страшные волки откусывают голову?
Она снова вздрагивает и пытается улыбнуться, но получается слабо.
А у меня внутри копошится мысль, что той пациенткой была именно Злата. Чёрт возьми, как всё это странно.
— Ваш, — нервный жест в сторону, — амбал сказал, что со мной хотят из благотворительного фонда встретиться, что деньги на операцию бабушке помогут собрать. Я же обращалась, ждала ответа на заявку…
Она ещё что-то говорит, но вовсе неразборчиво.
— Глупая маленькая мышка, — улыбаюсь по возможности ласково, хотя и не уверен, что я так умею. Но очень пытаюсь. — Разве можно вот так, поверив первому встречному, прыгать в машины? Тем более, если в них приглашают, как ты выразилась, амбалы.
Бросаю взгляд на затемнённую стеклом улицу, а Саша расхаживает туда-сюда, курит и, активно жестикулируя, разговаривает с кем-то по телефону. И правда, амбал, но бабам нравится.
— Но вы же не из фонда!
Игнорирую её возглас и продолжаю:
— Но тебя не обманули в главном: я готов помочь твоей бабушке. Ей нужна операция, у меня есть деньги. Всё просто.
Марина трясёт головой, что-то обдумывает, а я жду, когда мысли в её голове встанут на место. Ну или она сорвётся в истерику и начнёт городить всякую чушь.
— Я не знаю, зачем вам это нужно. Вы шутите? Издеваетесь? Это ведь жестоко! Не понимаю. У вас такие развлечения? У богатых, да? Я в книгах читала, — тяжело вздыхает, жуёт нижнюю губу, словно не может решиться озвучить, о чём именно она там читала. — Вы хотите, чтобы я стала вашей любовницей? В обмен на деньги?
И вот тут я начинаю ржать. Честно, наивные маленькие птички — очень забавные.
— Это же надо, какие книги ты читаешь… увлекательные, — вытираю выступившие на глазах слёзы, а внутри всё ещё вибрируют отголоски смеха. — Про любовь, наверное. Но, увы, я не герой такого романа. Да и секс не настолько дорогое удовольствие обычно.
— Тогда что? Я не понимаю.
Похоже, она расслабляется, потому что в глазах уже нет той паники и обречённости. Теперь в них мелькает интерес. Любопытство.
— Знаешь, Марина, что в нашей жизни — самая главная ценность?
Она неуверенно пожимает плечами, а я тянусь за сигаретами. Закуриваю, и терпкий аромат с кофейными нотами наполняет салон.
— Информация, Марина, информация.
Смотрю на неё сквось подрагивающее облачко сизого дыма, а Марина почему-то икает.
— Я никогда не платил за секс, но за информацию — с удовольствием.
— Но я же ничего не знаю!
— Тебе кажется, — улыбаюсь, и делаю новую глубокую затяжку. Сухой табак, сгорая, тихо потрескивает, и звук этот успокаивает. — Мне нужна вся информация о пациентке Злате Романовой. Ну или как вы там её записали в документах? — делаю вид, что напрягаю память и после затяжной паузы выдаю: — Карелина Евгения Фёдоровна? Вспоминай.
Марина снова трясёт головой, но я подаюсь вперёд и едва сдерживаюсь, чтобы не надавить ещё и физически. Но нет, птичке и так от судьбы досталось.
— Надеюсь, ты не дура и понимаешь, что я твой счастливый билет и шанс на спасение.
Я достаю свой телефон, вхожу в банковское приложение, ввожу нужную сумму в строке перевода и протягиваю мобильный экраном к Марине.
— Смотри, девочка. Осталось лишь заполнить несколько строчек и твоя бабушка будет спасена.
Вглядывается в написанное на экране так напряжённо, что на лбу выступает трепещущая жилка, а щёки краснеют. Не моргает, и я боюсь, что её глаза нахрен пересохнут. А потом снова испуганно икает и моргает часто-часто.
— Мне не нужен от тебя секс, мне не нужны клятвы верности. Просто скажи всё, что ты знаешь об этой пациентке.
И через час мы расстаёмся, весьма довольные друг другом. Марина уносится прочь чуть ли не вприпрыжку и лишь раз оборачивается, расплывается в улыбке и машет мне рукой так активно, что ещё чуть-чуть и конечность отвалится.
— Ну что? — Саша ныряет на водительское сиденье и поворачивается ко мне. — Порядок?
— Полный. А теперь отвези меня на базу. Мне нужно… переварить услышанное.
Всю дорогу я смотрю за окно, а в голове бьются самые разные мысли. То и дело всплывают обрывки разговора с Мариной. Чёрт, она даже расплакалась, когда рассказывала, как жалко было ей ребёночка. Злата мучилась, едва не тронулась рассудком. А может быть, тронулась, раз ко мне пришла? Не знаю. Поставила на кон всю себя, свою душу, а потом просто растворилась в воздухе.
Стерва. Сжимаю кулаки, бью себя по колену, чтобы отвлечься физическим дискомфортом. Ну вот что за баба? Шальная же, невероятная. Огонь, мать его.
Злата ни единым словом не обманула меня — её рассказ подтвердила несчастная и готовая на всё ради своих близких Марина. Марина, когда-то по наивности посмевшая всунуть нос в дела клиники, усомниться в правильности решений напрочь продажной верхушки. Молодость всегда пора наивности и ошибок, которые оставляют непроходящие отметины на всей дальнейшей жизни.
Марину выбросили на улицу, как использованный носовой платок. Избавились.
Зато теперь у меня есть информация. Чьё-то несчастье и отчаяние всегда выгода для другого. Так и живём в этом жестоком мире.
— Вот, смотри, — Саша суёт мне в руку ещё тёплую распечатку, когда мы оказываемся в моём кабинете на базе. — Охрана заметила машину на парковке клуба.
— Ой, блядь, такой хернёй я только не занимался. Пусть охрана с ней и разбирается, — мне действительно плевать, какой придурок насвинячился так, что не смог уехать на своих колёсах, да так и не вернулся за тачкой.
— Нет, ты почитай, — скалится Саша, и по выражению его довольной рожи понимаю: он вышел на след. — Арендованная тачка. Просто посмотри.
И я фокусирую внимание на имени в одной из строчек, и губы сами собой расплываются в улыбке.
— Злата, чёрт её дери. Наследила всё-таки.
— Вот-вот. Будем ждать, когда она попытается за ней вернуться?
Идея здравая, если бы речь шла не о шальной Злате.
— Она не вернётся, — озвучиваю свои мысли, а Саша хмыкает.
— Думаешь? Ла-адно, — растягивая слоги, стучит карандашом по идеально выбритому подбородку, но телефонный звонок отвлекает меня от созерцания его задумчивого лица.
— Феликс? Что у тебя?
Феликс не тратит время на рассусоливания и сразу приступает к делу:
— Шеф, я тут кое-какие связи перетряс. Рыжая эта, Злата, у неё же нет никого. Родня вся на том свете.
— Ну? Это я и без тебя знаю. Есть что-то конкретное?
— Есть городишко, не очень далеко, пару часов езды. Там живёт одна баба. Если верить источнику на автостанции, рыжая в спортивном костюме там.
Да, мать его!
— Мне рвануть туда? — проявляет инициативу Феликс, но у меня вдруг перед глазами возникает картинка, как он трогает Злату своими ручищами и дурно делается.
Ну уж нет, хрена с два.
— Скинь мне адрес и не рыпайся даже в том направлении. Понял?
— Вроде бы никогда идиотом не был.
— Вот и не тупи. И да пусть хранят тебя дорожные боги, — бросаю прежде, чем отключиться.
11 глава
Злата
Я сижу в беседке и пью терпкое домашнее вино из красивого хрустального бокала. Всего несколько глотков сделала, а тело словно бы на морских волнах качается. Приятный шум в голове, мерный и успокаивающий. Закрываю глаза и позволяю себе ни о чём не думать, ни о чём не беспокоиться. Просто отключить все мысли, желания, ощущения и освободиться от тяжести в груди — это ли не счастье?
Сумерки сгущаются — ещё немного и наступит вечер. Воздух напоён ароматами разнотравья, а где-то вдалеке жужжат пчёлы. Настоящий гул огромного роя, и он всё приближается и приближается. Хм, странно как-то.
Спустя несколько мгновений до меня доходит, что это вовсе не насекомые так агрессивно жужжат. Мотор. Я поднимаю голову, вглядываюсь в сереющий вид сквозь редкие штакетины низкого забора, и мимо проезжает молотоцикл. Блестящий, чёрный, массивный — точно такие же стояли у клуба Крымского, а после и на парковке странной базы. Не успеваю хорошенько рассмотреть “всадника”, а он уже скрывается за поворотом.
Внутри что-то ёкает, когда воспоминания о недавних событиях всплывают будто бы сами по себе. Ну да ладно, надеюсь, Крымский не грустит. Да и с чего бы? Я же избавила его от необходимости уходить первому, что-то мне объяснять. От неловкости его избавила, а то бы ещё мучился, пытаясь втолковать глупой бабе, что ночь действительно была единственная, а дальше каждый идёт своей дорогой.
Мы странно встретились и странно разойдёмся.
Древний мотив в голове на повторе, я встряхиваю волосами, которые пахнут цветочным шампунем и одним махом допиваю плещущееся на дне рубиновое вино. Оно обжигает язык и дарит бодрость, а ещё странный кураж.
— Давайте я вам помогу? — захожу в дом, споласкиваю бокал, а тётя Таня возится с пирогом и сдувает с лица тонкую прядь светлых волос.
— Нет, детка. Ты же помнишь моё правило? — улыбается широко и вытирает руки клетчатым полотенцем с крошечными уточками по краешкам.