Загадочные расследования Вайолет Стрендж
Тайна второй пули
— Вы должны ее увидеть.
— Нет.
— Она самая несчастная женщина. У нее погибли одновременно муж и ребенок. А теперь еще закончились и средства к существованию, только ваша гениальность поможет нам найти способ добиться страховки, несмотря на утверждения полиции, что это самоубийство.
Вайолет Стрендж качнула головой, подтверждая решительный отказ.
— Извините, но это не совсем в моей компетенции. Я слишком молода, чтобы вмешиваться в столь серьезные дела.
— Но не тогда, когда вы сможете спасти несчастную женщину, оставшуюся без единственной возможной компенсации.
— Пусть полиция занимается этим.
— Они не добились успеха в этом деле.
— Тогда может вы?
— И я тоже.
— И вы ожидаете…
— Да, мисс Стрэндж. Я ожидаю, что вы найдете недостающую пулю, которая подтвердит тот факт, что убийство, а не самоубийство прервало жизнь Джорджа Хаммонда. Если вы не поможете, то долгая судебная тяжба ждет бедную вдову, в которой, как обычно водится, победит более сильный. Есть альтернатива. Если бы вы увидели ее…
— Но это то, что я не хочу делать. Если бы я однажды увиделась с ней, то уступила бы ее настойчивости и попыталась сделать невозможное. Мои инстинкты заставляют меня сказать «нет». Поручите мне что-нибудь полегче.
— Все простое не так выгодно. Это дело принесет деньги, страховая компания вынуждена будет заплатить. Я могу предложить вам…
— Что?
Несмотря на все ее усилия казаться безразличной, в ее тоне сквозил интерес. Собеседник улыбнулся незаметно и быстро назвал сумму.
Это было больше, чем она ожидала. Ее посетитель определил это по тому, как опустились ее веки, и по тишине, которая на мгновение воцарилась.
— И вы думаете, я смогу их заработать? — Вайолет заглянула в его честные выразительные глаза.
Он едва мог скрыть свое изумление, ее желание было настолько очевидным, и причину его не так трудно понять. Да, ей нужны деньги — это повод взяться за эту не привлекающую ее работу. Не хочется, но надо! Он взглянул на нее: просто одета, но очень дорого — ему было понятно насколько дорого, он хорошо в этом разбирался. Затем осмотрел комнату, в которой они сидели. Снова кажущаяся простота, но простота высокого искусства — гостиная достаточно богата, чтобы увидеть роскошь изысканного вкуса, а именно: ненавязчивая элегантность и подчинение каждого тщательно подобранного орнамента общему эффекту.
Что этому благословленному ребенку удачи недоставало, чтобы она взялась за это дело, когда вся ее сущность восстала против характера предложенного задания? Вопрос был не нов для него. Но он никогда не слышал ответа и вряд ли услышит. Но факт остается фактом: согласие, которое, как он думал, можно было получить из сочувствия к случившемуся, можно было получить гораздо легче благодаря обещанию большого вознаграждения — и мужчина почувствовал тайное разочарование, даже признавая ценность открытия.
Но его радость была очень короткой. Почти сразу же он заметил изменения в ней. Искры, сияющие в глазах, в глубину, которых он никогда не мог проникнуть, превратились во что-то вроде слез, и она заговорила тем тоном, которого никто никогда не слышал:
— Нет. Сумма хорошая, и я могла бы ее использовать. Но я не буду тратить свою энергию на дело, в которое не верю. Человек застрелился. Он был игроком на бирже, вероятно, имел веские причины для своего поступка. Даже его жена признает, что у него в последнее время было больше потерь, чем выигрышей.
— Встретьтесь с ней. Ей есть что рассказать вам, это никогда не попадало в газеты.
— Обещаете? Точно?
— Честное слово, мисс Стрендж.
Вайолет задумалась. Затем внезапно согласилась. — Тогда пусть приходит. Через час. Я приму ее в три. Позже у меня будет чай, и я жду два звонка.
Ее посетитель поднялся, чтобы уйти. Ему удалось скрыть все признаки крайнего удовлетворения, приняв формальный вид. Провожая гостя, мисс Стрэндж выглядела просто светской красавицей и только. Но он знал, что это не так.
* * *
Дело можно было кратко описать следующим образом: в одну из знойных ночей в сентябре, молодая пара, живущая в одном из больших жилых домов в верхнем Манхэттене, была так раздражена непрекращающимся криком ребенка, что встала. Он покурить, она посидеть на окне, дыша прохладным воздухом. Они поздравили себя с мудрой мыслью, которая пришла им в голову, отказаться от сна, потому что плач ребенка не прекращался — когда (возможно, было два часа, а может и позже) вдруг где-то рядом прозвучал странный резкий звук выстрела из пистолета.
Он решил, что это произошло наверху, она подумала, что сбоку. Они посмотрели друг на друга в беспомощном удивлении, будучи поражены наступившей тишиной. Ребенок перестал плакать. В соседней квартире было по-прежнему слишком тихо. Их взаимный взгляд выразил ужас.
— Это оттуда! — прошептала жена. — Произошел какой-то несчастный случай с мистером или миссис Хэммонд, мы должны пойти…
Ее взволнованные слова, были прерваны криком снизу. Они выглянули в окно и увидели проходящего полицейского.
— У вас там что-то не так?
Мистер Сондерс немедленно ответил:
— Здесь ничего не случилось. (Они были всего в двух этажах от тротуара.) Но я не настолько уверен в соседней квартире. Мы думаем, что слышали выстрел. Офицер, не лучше ли вам подняться? Моя жена нервничает из-за этого. Я встречу вас у лестницы и покажу дорогу.
Офицер кивнул и вошел. Молодая пара поспешно накинула кое-что из одежды, и, к тому времени, как он появился на их этаже, была готова сопровождать его.
Между тем, в доме никто не проявил никакого беспокойства, пока полицейский не позвонил в квартиру Хаммонда. Затем стали слышны голоса и звуки дверей, открывающихся сверху и снизу, но не той, перед которой стоял полицейский.
Еще один звонок, и на этот раз настойчивый — и все равно нет ответа. Рука офицера поднялась в третий раз, когда из-за двери, к которой он приложил ухо, раздался треск, и, наконец, тихий голос произнес непонятные слова. Затем рука начала бороться с замком, и дверь, медленно раскрылась, открыв их взглядам женщину, торопливо накинувшую накидку, с признаками крайнего ужаса на лице.
— О! — воскликнула она, увидев лишь сострадательные лица своих соседей. — Вы тоже это слышали! Там, в комнате моего мужа, выстрелили из пистолета. Я не осмелилась войти,…я…я… О, Боже помилуй, посмотрите, не случилось ли что-нибудь! Там так тихо, так тихо, а только мгновение назад ребенок плакал. Миссис Сондерс, миссис Сондерс, почему так тихо?
Она упала в объятия соседки. Ее рука, указывающая на какую-то дверь, упала на бок, женщина пребывала на грани обморока.
Офицер пристально посмотрел на нее, заметив по еевнешнемувиду, что женщина поспешно встала с постели.
— Где вы были? Чтос вашим мужем и ребенком, разве вы незнаете, что там произошло.
— Я спала в коридоре, — выдохнула она. — Я нездорова… я… О, почему вы все стоите на месте и ничего не делаете? Там мой ребенок. Идите! Идите!
И с внезапной энергией встала прямо, ее глаза широко распахнулись и загорелись на маленьком белом, как полотно, лице, которое она пыталась прикрыть.
Офицер согласился. В следующее мгновение он пытался открыть дверь, на которую снова указывала женщина.
Дверь была заперта.
Оглянувшись на женщину, почти съеживающуюся на полу, он толкнул дверь и попросил находящегося там открыть.
Ответа не последовало.
Резко повернувшись, полицейский снова взглянул на женщину.
— Вы говорите, что ваш муж находился в той комнате?
Она кивнула, проговорив слегка задыхаясь:
— И ребенок!
Он повернулся, прислушался и подозвал мистера Сондерса:
— Мы должны будем выбить дверь вовнутрь. Хорошо, теперь подойдите к двери. Начали!
Петли двери заскрипели. Замок сломался, дверь с треском открылась. Миссис Хэммонд издала низкий крик. И, приподнявшись с пола, где скорчилась от ужаса, искала на лицах двух мужчин хоть некий намек на то, что они увидели в тускло освещенном пространстве. Это было что-то ужасное, что заставило мистера Сондерса выйти с криком:
— Уведи ее! Немедленно уведи ее! Отведи ее в нашу квартиру, Дженни. Она не должна этого видеть…
Не получится! Он осознал тщетность своих слов, когда его взгляд упал на молодую женщину, подходящую к нему. И теперь неподвижно стоял, молча, со страхом в глазах, глядя на нее, впервые осознав бездну человеческих страданий.
Мистер Сондерс опустил глаза. Если следовать инстинкту, то нужно как можно скорее бежать из дома, избегая вопроса в ее глазах и застывшей фигуре.
Возможно, в милосердии к его безмолвному ужасу, может быть, щадя саму себя, именно она, наконец, нашла слово, излагающее их взаимную муку.
— Мертв?
Нет ответа.
— А мой ребенок?
Этот крик! Он остановил сердца всех, кто его услышал. Это потрясло души мужчин и женщин как внутри, так и за пределами квартиры. Все смешалось. Она (жена и мать) бросилась на место происшествия и замерла рядом с невозмутимым полицейским, смотря на опустошение, произошедшее в роковой момент в ее доме и сердце.
Они лежали там вместе, им помощь уже была не нужна, оба были мертвы. Ребенка просто задушил вес отцовской руки, лежащей прямо поперек его горла. Но отец пал жертвой выстрела, который они услышали. На его груди была кровь, а в руке — пистолет.
Самоубийство! Ужасная правда. Неудивительно, что они хотели увести молодую вдову. Ее соседка, миссис Сондерс, встала на цыпочки и обняла качающуюся, ослабевающую женщину. Нечего было сказать — абсолютно нечего.
По крайней мере, так думали соседи. Ведь женщина бросилась на колени не перед мужем, а перед ребенком, вытащила его из-под душившей руки, обнимала и целовала, диким голосом зовя врача. Увидев это офицер хотел, было, вмешаться, но не нашел в себе сил, хотя и знал, что ребенок мертв, а потому по всем правилам коронерской конторы его нельзя было трогать до приезда полиции. Тем не менее, поскольку ни одна мать не поверит в смерть дитя, офицер позволил ей сидеть с ребенком на полу, пытаясь оживить его, пока отдавал приказание дворнику и ждал прибытия врача и коронера.
Она все еще сидела с широко открытыми страдающими глазами, поочередно то лаская маленькое тельце, то отводя его назад, чтобы посмотреть на крошечное личико младенца, пытаясь увидеть хоть какой-то признак жизни. Пришел доктор, и, взглянув на ребенка, мягко забрал его, положив тихо в кроватку, из которой отец, видимо, достал его, незадолго перед этим. Затем врач повернулся к женщине, которая едва стояла на ногах при помощи двух поддерживавших ее друзей. Поняв его действие, без стона приняла свою судьбу, казалось, она не могла ни говорить, ни что-либо делать. Вдова смотрела на тело мужа, которое впервые увидела полностью. Была ли у нее какая-то печаль или обида за ту роль, которую он так непреднамеренно сыграл в смерти своего ребенка? Трудно было сказать. И когда, медленно поднимая палец, она указала на пистолет, который он так крепко сжимал в другой протянутой руке, никто из находившихся в комнате людей, а к тому времени их собралось там предостаточно, не мог предсказать, какими будут ее первые слова, после того как ее речь восстановится, и она сможет говорить.
— Где пуля? Неужели он выстрелил из пистолета?
Вопрос был явным бредом, на который никто не ответил, что, казалось, удивило ее, хотя она ничего не сказала, пока ее взгляд не прошелся по стенам комнаты, остановившись на открытом окне. Ночью его нижняя створка была полностью поднята.
— Там! Посмотрите туда! — воскликнула женщина с проступившим акцентом и, подняв руки, впилась мертвой хваткой в поддерживающих ее.
Никто ничего не понял, но, естественно все бросились к окну. Перед ними раскинулись просторные поля, еще не разбитые на участки и не застроенные. Но люди смотрели не на них, а на крепкие решетки для виноградной лозы. Сейчас, когда поддерживать было нечего, прутья решетки образовывали настоящую лестницу, ведущую от земли к окну.
Привлекала ли она внимание к этому факту? И были ли ее слова выражением другой идеи, чем очевидность самоубийства?
Если да, то до какой степени воображение женщины может дойти, так или иначе, казалось, это отразилось на лицах присутствовавших. Вдруг, к своему великому изумлению, они увидели, что офицер, который до сих пор выглядел спокойным, переменил свое положение и с удивленным возгласом направил свой взгляд на часть стены, видневшуюся из-за полога кровати. Зеркало, висящее там, имело звездообразную дыру, такую, которая появляется от пули или яростно брошенного камня.
— Он произвел два выстрела. Один сюда. Другой в себя, — высказал свое мнение офицер.
Мистер Сондерс вернулся из дальней комнаты, куда он помогал отвести миссис Хаммонд, посмотрел на разбитое зеркало и сказал:
— Я слышал только один, когда этот бедный младенец разбудил меня. Дженни, ты слышала несколько выстрелов? — спросил он, поворачиваясь к жене.
— Нет, — ответила она, но не с той готовностью, которую он, очевидно, ожидал. — Я слышала только один, но что-то было не совсем обычное в его звуке. Я привыкла к оружию, — пояснила она, обращаясь к офицеру. — Мой отец был военным, и он очень рано научил меня заряжать и стрелять из пистолета. Но этот выстрел имел продолжительный звук. Что-то вроде эха самого себя, следуя за первым звуком. Разве ты этого не заметил, Уоррен?
— Я помню нечто подобное, — согласился ее муж.
— Он стрелял дважды и быстро, — сдержанно вмешался полицейский. — Мы найдем пулю за этим зеркалом.
Но когда по прибытии следователя было проведено исследование зеркала и стены позади него, пули не было обнаружено, ни там, ни где-либо еще в комнате, кроме как в груди мертвеца. Только один выстрел был произведен из его пистолета, как свидетельствовали пять находящихся в нем пуль. Случай, который казался таким простым, имел свои тайны, но утверждение, сделанное миссис Сондерс, больше не имело веса, и не было доказательств, предлагаемых разбитым зеркалом, которые считались, бесспорно, установившими факт того, что в комнате был произведен второй выстрел.
Тем не менее, было также очевидно, что пистолетный выстрел был произведен, издалека. На пижамной куртке и теле убитого не было никаких следов пороха, но пуля была выпущена из пистолета, который он держал в руке. Таким образом, аномалия столкнулась с аномалией, оставив открытой еще одну теорию: пуля, найденная в груди мистера Хэммонда, выпущена из окна, и тот, кто его застрелил, ушел через него. Но это требовало бы, чтобы выстрел был произведен не с того места, где убитый был найден. Но его рана была такой, что с трудом можно было поверить, что убитый мог двигаться.
Тем не менее, поскольку следователь был добросовестным и внимательным, он предпринял самый серьезный осмотр земли под вышеупомянутым окном. Обыск полиции был безрезультатен, за исключением того, что привлек внимание людей по соседству, рассказавших о человеке, которого видели ночью, пересекающим поля в большой спешке. Но поскольку никаких дальнейших подробностей не поступало, и даже не было описания этого человека, по которому его можно было бы опознать, не было никакой зацепки в этой истории, если бы не выяснилось, что в тот момент, когда сообщение об этом дошло до ушей миссис Хэммонд (почему всегда находится кто-то, кто передает эти сообщения?) Она очнулась от оцепенения, в которое впала, и диким голосом воскликнула:
— Я знала это! Я ожидала этого! Муж был застрелен через окно этим негодяем. Он никогда не стрелял в себя, — эти заявления, затихая, переходили в непрерывный крик. — О, мой малыш! мой бедный ребенок!
Такие слова, несмотря на то, что это плод домыслов, заслуживали какого-то внимания, подумал следователь, и при первой же возможности, едва женщина пришла в себя и немного успокоилась, чтобы ответить на его вопросы, он спросил ее, кого она имела в виду под словами «Этот негодяй» и по какой причине приписывает смерть мужа чему-либо другому, кроме его собственного отвращения к жизни.