Муж как будто хотел выплеснуть в финальном сексе свою злость на брата или на то, что нас трое. Обнимал меня, кончая, и громко стонал.
Пальцы мужа перекатывали острые, затвердевшие соски, умножая приятные ощущения. Лёша держал меня на своих бёдрах, контролируя процесс проникновения.
Демьян никуда не торопился. Пока он наслаждался процессом, я успела кончить дважды.
— Закругляйся! — не вытерпел Лёша. — Или докончи начатое в душе, если не можешь кончить!
— Я не привык спрашивать советов. Поступаю по своему усмотрению, — возразил Демьян.
Он сцепил пальцы на моих плечах и резко ускорился, выбивая из меня громкие и протяжные стоны.
Брат мужа задержался на финальном толчке. На мгновение мне показалось, что он хочет кончить в меня, но потом он успел выйти и сжать член в кулаке, выплеснув струю мне на живот.
Через минуту мы лежали на кровати, пытаясь отдышаться. Мои тёмные волосы разметались чёрным покрывалом. Потом Лёша утянул меня в душ и помог вымыться.
Его пальцы нежили каждый сантиметр тела. Он покрывал меня поцелуями, будто извинялся за остервенелое и жадное принуждение к утреннему сексу.
— Ты моя, Карин, — шепнул он на ухо.
Лёша высушил волосы и причесал их, собрал в косы. Провёл губами по гладкому шёлку волос.
— Я готов терпеть брата ради тебя. Мне нравится чувствовать, как тебе хорошо. Но секс втроём — это временно. Дёма натрахается всласть. Потом он уйдёт. Ты останешься со мной. Будешь моей девочкой. Только моей…
* * *
Слова Лёши осели неприятным, мутным осадком внутри.
Натрахается и уйдёт…
Как бы я ни пыталась не думать о словах мужа, мысли с завидным постоянством возвращались на исходную позицию.
Демьяну удалось опять вытащить на поверхность все чувства, которые я так тщательно хоронила в себе.
Не желала признаваться в них и делала вид, что равнодушна. Мне почти удалось убедить себя в этом. Но… произошёл срыв. И теперь я не могла отказаться от желанного, но губительного наркотика.
Муж стал моим ангелом-хранителем, моим персональным напоминанием, что не стоит отдаваться Демьяну душой. Телом — можно, но только не душой.
Демьян плюнет и разотрёт плевок, уйдя с высоко поднятой головой. Красивый, жёсткий, желанный…
Мы встречались всё в том же лофте. Перед жаркими встречами обычно ужинали в одном из любимых ресторанов.
Но жажда близости гнала нас в просторный, модный лофт.
Жар двух мужских тел опалял и пьянил. Я не пыталась сопротивляться их напору и страсти. Они словно соревновались выбить из меня как можно больше криков удовольствия и стонов.
Зацеловать, зализать, трахнуть так, что я не могла пошевелить и пальцем. Я тонула в эмоциях и удовольствии.
Я соврала бы самой себе, если бы сказала, что не разобрала бы, кто меня ласкает.
Четыре руки.
Чьи это прикосновения, Лёши или Демьяна, я узнавала, даже когда братья хотели поиграть, завязывая мне глаза.
В прикосновениях Демьяна было больше звериной нежности и страсти, выдержанной с годами. Лютой и клеймящей, немного болезненной, но приятной. Он умел раскатывать по мне обжигающую ласку и топить в страсти так, что не хотелось выплывать.
Лёша был заботлив и нежен. В каждом движении чувствовался страх разбить и причинить боль. Он умел быть жёстким и страстным, но с ним я всегда была уверена, что не разобьюсь. Он не позволит.
Ночи проходили стабильно бессонными и сумасшедшими. Но чем больше времени мы проводили вместе, тем мрачнее становился взгляд мужа.
Слова Демьяна, брошенные им после первой ночи, растравливали Лёшу изнутри. Он охотно делился мной со своим братом и позволял многое. Но утром как будто просыпался и замыкался в себе. При свете дня Лёша вспоминал о том, что я — его жена, что брак — это только двое.
После очередной жаркой встречи Лёша завёл новую привычку — устанавливать на меня свои права.
Секс вдвоём. Дома или на работе. Он доказывал, что я — его. Себе, мне или мысленно продолжал соревнование с братом, даже когда его не было рядом?
В очередной раз на работе муж зашёл в мой крохотный кабинет и закрыл дверь на ключ изнутри.
Лёша сел на край стола и молча потянулся к пуговицам на моей блузке.
Последствия предыдущей жаркой ночи расцветали синеватыми отметинами на бёдрах. Я не выспалась и едва разбирала цифры финансовой отчётности.
Я накрыла ладонями руки мужа и устало посмотрела на него.
— Лёш, остановись, пожалуйста. Я не хочу.
— Не хочешь?
Лёша вскочил и смел рукой накопитель с бумагами с моего стола.
— Значит, нас всегда будет трое?
— Лёш, я просто устала. Не выспалась…
— Ночь выдалась жаркой, да? А сейчас что?
Лёша выглядел взбешённым. Долбанул кулаком по стене.
— Знаешь, чего я боюсь? Вдруг тебе и нас двоих однажды станет мало?
Это не его слова. Не Лёшины. Он просто повторяет тот яд, что усердно льёт ему в уши Демьян. Старший брат хочет окончательно нас рассорить.
— Это Демьян тебе так сказал?
— А вдруг он прав, Карина? — усмехнулся Лёша. — Ты отказываешь мне. И я не знаю, что думать! Ну что, нужен тебе ещё один в постели? Три? Четыре? Пять? Может, тебе хочется гарем мужчин завести и перебирать их от скуки?
Я встала и, дрожа от негодования, залепила мужу пощёчину. Отступила, понимая, что я на грани. Скоро сорвусь…
Муж дёрнулся в мою сторону. Я сжалась от страха и заслонила голову руками. Лёша застыл недалеко от меня. Ласково притянул к себе.
— Карин… Чёрт! Ты чего? Не бойся. Карин, я же не ударю тебя. Ни за что! Карин, солнце, прости!
Лёша сел в кресло и усадил меня на колени. Виновато гладил меня по плечам, успокаивая, и целовал волосы.
— Прости. Я наговорил лишнего. Это всё из-за ревности...
Лёша поцеловал мои губы.
— Я не буду тебя ни к чему принуждать. Давай поставим всё на паузу? Ты выглядишь такой уставшей.
— Много работы. Давай я лучше займусь ею? У тебя в бумагах бардак, Лёш, — сквозь слёзы сказала я.
Посмотрела на мужа. В отличие от меня он выглядел взбудораженным, а глаза лихорадочно блестели.
Я ещё несколько дней назад заметила, что он постоянно на взводе, но считала, что Лёша просто ревнует меня к своему брату.
Но сейчас я отметила расширенные зрачки, и взгляд был беспокойным.
— Лёш, ты на энергетиках, что ли?
Лёша иногда работал на износ и любил добавлять себе сил энергетиками, пока я не запретила ему делать это.
— Нет… — отвёл глаза в сторону.
— Лёш, — забеспокоилась я. — Только не говори, что ты попробовал что-то другое, чтобы…
— Чтобы скакать всю ночь напролёт, а днём впахивать, — грустно усмехнулся Лёша. — Дёме по хрен. Он отсыпается целый день, а потом готов трахаться до потери пульса, уделывая меня по всем фронтам. Именно так, да?
— Чёрт, Лёш. Прекрати. Не надо…
— Не надо, да. Мне ничего, кроме твоего счастья не надо, — выдохнул Лёша, мне в шею.
Муж расплёл причёску, начал продевать прядь за прядью между пальцев. Это его успокаивало.
Лёша был влюблён в мои волосы. Его личный фетиш, к которому он ревностно относился и злился, если во время секса Демьян позволял себе намотать волосы на кулак.
Это было только его, Лёшино, право — нежить мои волосы, касаться их…
Между нашими телами завибрировал телефон, лежавший во внутреннем кармане пиджака Лёши.
Он ответил на звонок.
— Чего тебе, Дёма?
Муж не отстранился, поэтому я слышала решительный голос Демьяна.
— Лиля, сестра мамы умерла. Её дочка звонила. Завтра похороны.
— Не думаю, что поеду. У меня дел полно, — Лёша поморщился.
— Ну и что? Это наша родная тётка. У нас не так много близких родственников …
Лёша прикрыл глаза и простонал:
— У меня реально завал, мозг еле соображает.
— Я разгребу твои бумаги, — шепнула я, целуя мужа в щёку. — Или поеду с тобой. Хочешь?
— Да ну, не хочется тебя тащить…
Братья договорились и уехали на похороны. Я осталась одна. Впервые за последнее время.
Забила себя работой до отказа — её оказалось очень много.
В тот день я даже не поехала домой — спала в кабинете, на диване. Следующий день провела так же, вышла из клуба поздней ночью и внезапно поняла, что не хочу возвращаться домой. На душе было неспокойно и одиноко.
Неожиданно для себя я приехала в лофт, снятый Демьяном. Мне нравилось быть с двумя братьями. Они оба значили для меня очень многое.
Но их пикировки и желание унизить друг друга отзывались на мне саднящей болью в груди. Мы притягивались невозможно близко ночами и были едины.
Но потом наступало отрезвление и братья принимались огрызаться. Я чувствовала себя виноватой, потому что не могу выбрать.
Не могу шагнуть в сторону Демьяна.
Не могу бросить Лёшу.
Они нужны мне оба.
Но каждый новый день показывал, что это временно.
Наше трио — хрупкое и ненадёжное. В нём много страсти, но нет взаимопонимания.
И я не знаю, как скоро полыхнёт окончательным взрывом и уничтожит всё вокруг.
Это преступление — любить двоих? По-разному, но любить.
Хотелось выть и раздирать небо в клочья криком, полным тоски и боли…
Карина: «Лёша, когда вернёшься?»
Лёша: «Завтра. Ближе к обеду. Скучаешь, Карин?»
Карина: «Хуже…»
Лёша: «Всё будет хорошо. Я вернусь. Мы обязательно поговорим. Найдём решение. Люблю тебя больше жизни. Спи сладко и не бойся кошмаров. Я всегда с тобой. Твой…»
Я улыбнулась сквозь слёзы. Как бы мне хотелось, чтобы не только Лёша, но и его брат снял камень с моей души.
Я до сих пор глупо надеялась получить от Яна хотя бы капельку нежности и внимания. Но брат мужа не хотел выставлять свои чувства напоказ, когда мы были втроём. Не хотел или не мог?
Вдруг я ошибаюсь, и в нём больше нет ничего? Только похоть, только желание отыграться за прошлое унижение, за уязвлённое самолюбие?
Мне хотелось верить, что под толстым налётом цинизма сохранился тот Ян, которого я знала.
31. Демьян
С похорон мы возвращаемся по отдельности. Лёхе позвонили из его клуба и попросили приехать.
Я вернулся в лофт. И замер, сражённый увиденным.
Моя желанная и ядовитая заноза спит на кровати. У неё есть ключи, как у каждого из нашего ебанутого трио, но я не ожидал увидеть её здесь.
Но она — на постели. Спит. Осторожно подступаю к кровати. Я бы ни за что не признался вслух, но только сейчас я могу спокойно любоваться ею и не опасаться, что меня поймают на отступничестве от собственных принципов.
Карина выдыхает во сне и переворачивается на спину. Одеяло зажато между обнажённых ножек. У неё длинные, стройные ноги с точёными икрами и узкими лодыжками. Но бёдра круглые и попка тоже — задорная, аппетитная.
Карина умудряется соблазнять даже во сне. Разнеженная и разомлевшая, с закинутой за голову рукой.
Безвольная и доступная.
Мой взгляд сам вольготно прогуливается по её телу. Я заставляю себя оторваться от созерцания её полных губ. Перемещаюсь ниже, сфокусировавшись на груди с нежными розовыми сосками.
Сейчас они мягкие и спокойные. Рот наполняется слюной от желания втянуть их в себя и сделать твёрже несколькими знойными прикосновениями.
Она спит обнажённая.
Ждёт своего мужа? Или просто спит голой по привычке?
Раньше она всегда ложилась спать в шёлковой пижаме или сорочке, надевала их для меня. Пока я не показал, что лучшая одежда — это нагота её атласной кожи.
Я опускаюсь на кровать рядом с ней. Наклоняюсь, вдыхая аромат свежего постельного белья.
Запах её кожи взмывается вверх, заставляя меня жадно дышать им. Нежная и чувственная, она пахнет сладким миндальным молоком и цветущей вишней.
Я борюсь с желанием попробовать её губы на вкус прямо сейчас. Опускаю ладонь на грудь, медленно перекатывая сосок между большим и указательным пальцем. Он мгновенно просыпается, становясь твёрдым. Осторожно сжимаю грудь. Острая пика соска колет ладонь, умоляя о продолжении…
Выдыхаю, стараясь не шуметь и не постанывать вслух.
В штанах у меня всё одеревенело. Зависимость по ней с первого взгляда, с первогo прикосновения никак не отпускает меня.
Заставляет желать её снова и снова.
Карина вздрагивает во сне. Я отстраняюсь, замирая. Мне не хочется её будить. Замираю без движения.
Куколка беспокойно вздрагивает и поджимает ноги, стискивая одеяло изо всех сил. Потом расслабляется и выглядит умиротворённой, словно пережила короткий пик напряжения и отпустила себя.
Я осторожно веду пальцами между её бёдер, собирая остатки влаги и возбуждения.
Я понимаю, что перед сном она трогала себя.
Думала ли обо мне?
Хочется верить, что так и есть.
Сейчас я думаю только о том, что она делала это своими пальцами — разносила по кругу ласку, проклиная собственное влечение ко мне.
Она пахнет желанием до сих пор. Сейчас я остро улавливаю нотки её возбуждения в воздухе, ставшем густым и плотным.
Я не должен возбуждаться ещё больше. Больше, кажется, не получится. Член подпирает ширинку и болезненно твёрдый. Но я прекрасно знаю, как именно она любит ласкать себя.
Вижу, словно наяву, как она раздвигала бедра, проникала пальцами в горячую влагу, кружила вокруг клитора, как кусала губы, выгибаясь от наслаждения и злости.
Я думаю только о ней.
С первого момента нашей встречи. Мой круг замкнуло на ней сразу же.
И как бы я ни пытался потом стереть с себя отпечатки её узких ладоней, кажется, она прожгла меня ими насквозь.
Я сменил много девушек после неё.
У меня нет проблем с сексом. Но ни с одной из них не хочется быть полностью открытым и незащищённым.
У меня всегда есть барьер в виде натянутого гондона и правило — никаких слов в постели. Пусть стонут, хрипят, орут, но только не говорят.
Разговоры — табу. Разогревающие словечки — тоже.
Карина считает меня грязным и пошлым, озабоченным.
Но вся моя грязь и пошлость — только для неё. Я не трачу ни капли на других. Долблю их со скоростью автомата, выполняющего свою работу, по избавлению от напряжения — и только.
С ней же меня кидает по американским горкам эмоций. Карусель из тончайшей похоти и вожделения кружит меня, не переставая. А потом выбрасывает прочь — слишком.
В нас с ней всего слишком — это постоянный взрыв и образование сверхновой.
Нужно встать и уйти.
Нужно?
Нужно ли?
Лёша, чёрт бы его побрал, любит Карину. Обречённо любит, сохнет по ней…
Я замечаю синеватые тени под глазами Карины.
Потому что она опять сидела допоздна и разгребала тот завал, который мой брат постоянно устраивает в своих счетах и отчислениях.
Сам чёрт ногу сломит, но Карина усердно трудится рука об руку со своим мужем. Верит в счастливое будущее с ним и усердно плывёт в одной лодке.
Знала бы она, что у лодки подгнивает дно, и вода вот-вот хлынет… Осталась бы с ним тогда? Или нет.
Смотрю на её подрагивающие губы.
Осталась бы.
Мне назло.
Пошла бы ко дну, с плотно сжатыми губами и ни за что. Ни за что не попросила бы о помощи.
Красота её тела заставляет меня дрожать и сходить с ума от похоти.
Я могу трахнуть её.
Могу перевернуть на живот и войти одним толчком.
Я возьму её сонную и ни хрена не соображающую. Вобьюсь толчками до предела…
Или разведу её ноги и вылижу так, что она забудет обо всём на свете.
Она всегда забывает обо всём, когда я в ней. Неважно — пальцами, членом или языком.
Есть нечто постоянное в мире меняющихся правил — наша гравитация и закон личного притяжения.
Я бы заставил выкинуть из её головы весь бред и туманную влюблённость в Лёху. Вымел бы весь мусор. Но… как быть с тем, что она однажды изменила мне?
Что делать с этой каменной глыбой, раздавившей моё доверие?
Мысль об измене как чёрный камень Мекки — место паломничества моей ненависти.
Но сейчас грудь навылет, как девятимиллиметровой пулей, пробивает мыслью об усталости.