Пара коробок отправились в багажник машины, где сейчас сидела я, а потом дверь неожиданно открылась и Андрей — личный водитель отца, сказал мне:
— Полина Сергеевна, вы должны пересесть вперед.
— Зачем?
Я всегда сидела сзади! Тут и места больше и никто не лезет в твоё личное пространство. Зачем мне пересаживаться вперед? Я нахмурилась и покачала головой.
— Это распоряжение Сергея Ивановича.
Ах, вот оно что, значит, это папочка распорядился? Ну-ну. Наверняка хочет выбить меня из колеи, чтобы я сама сделала первый шаг. Ладно, я всё равно с ним разговаривать не стану! Я вылезла из машины, а затем демонстративно отвернулась в сторону окна, чтобы не видеть ничего, кроме порога дома.
А вот мои вещи всё ещё продолжали грузить. И я поняла, для чего освободили заднее сидение — туда тоже влезли коробки! Причём много и они стояли друг на друге!
— Аккуратнее, это ведь моя одежда!
Но слова были проигнорированы ровно всеми. Я нахмурилась ещё больше и нашла взглядом отца, который о чём-то разговаривал с моей няней. Причем лица у обоих были слишком серьезными. Неужели у Светланы Георгиевны какие-то проблемы? Она меня столько лет воспитывала, не может быть! Я уже стала ждать, когда же Андрей сядет за руль, и мы наконец-то уедем из этого дома, но тут мне пришлось удивиться ещё раз. За руль сел мой отец.
— А почему ты? — спросила я у него, нарушив своё обещание с ним не разговаривать.
— Провожаю дочь во взрослую жизнь.
Я слова проигнорировала. Нечего было со мной ругаться, а сейчас вот так пытаться подлизываться. Я, между прочим, всё ещё жду извинений от него за те слова, которыми он облил моих друзей. А я себя знаю — упорства мне не занимать, всю жизнь перед глазами был его пример. Если отец что-то решил — его мнение ничто не изменит. Как и моё.
В общем, мы двинулись в путь. Полтора часа до города казались мне чуть ли не пыткой. Во-первых, мне было неудобно сидеть спереди, я к этому не привыкла. Во-вторых, я не могла написать сообщение для Кати, потому что как только я доставала телефон — отец на меня косился. Да и просто было некомфортно! Напряжение между нами можно было без ножа резать. Хотя отец был явно сосредоточен на каких-то своих мыслях.
Мы оказались в городе и почти сразу же попали в огромную пробку, которая, вообще не пойми каким образом, появилась посреди рабочего дня! Казалось, что весь мир был против меня. Я тут как бы хочу как можно дальше от отца убежать, а мироздание решает меня здесь ещё на некоторое время задержать. Ну и ладно, мы люди гордые, можем и дальше упорствовать.
— А где остальные мои вещи? — спросила я у отца, потому что коробок было явно маловато.
— Если нужно будет что-то ещё — вернешься домой и заберешь.
Казалось, к беседе он был не расположен. И извиняться, тоже не думал. Ну и ладно, — в который раз подумала я. Тряхнула головой и посмотрела в окно, где уже можно было различить высоченные шпили моего будущего университета.
Кааак же я хотела побыстрее там оказаться! Подальше от всех, кто контролирует мою жизнь, остаться наедине с собой. Осталось немного потерпеть опеку отца, а потом всё — здравствуй свобода и взрослая жизнь.
Правда, отец снова меня удивил. Машина остановилась ровно напротив какого-то высокого здания, рядом с главным корпусом университета. И что мы здесь делаем? Я крутила головой, силясь понять, что вообще происходит, но пока что не получалось.
Вышла из машины и отец кивнул мне в сторону входа в это здание. Это он мне здесь что ли квартиру снял? Оценила взглядом слегка потрескавшуюся облицовку здания и нахмурилась. Вот уж вряд ли я тут буду жить, папочка. Да здесь же наверняка даже лифта нет! С неохотой я пошла вслед за отцом, чтобы хотя бы посмотреть на то, что он мне предлагает. Может внутри всё лучше, чем снаружи?
И почти сразу же я поняла, как сильно ошибалась. Двойные двери, за ними — холл с диванами, маленькой кабинкой с консьержем и какой-то пропускной пункт. М-да, охрана здесь не блещет. Я осматривала какой-то куст, пока отец разговаривал с кем-то в этой странной кабинке. А потом, к моему ужасу, его пропустили, и отец позвал меня. Выбора не было — пришлось идти следом.
Конечно, я ошиблась, и лифт здесь был. Вот только насквозь чем-то провонял, а вместимость еле позволяла затиснуться нам с отцом, хотя ни он, ни я толстяками не были. Оказавшись чуть ли не вжатой в отца, почувствовала, как хочу отстраниться от него. Неприятные мурашки покрыли всё тело, и я чуть ли не задыхалась. Лифт открыл свои двери на седьмом этаже, и я сразу же выпала наружу. Воздух здесь лучше не стал, но хотя бы подальше от отца.
Странные прямые коридоры, бежевые стены, редкие деревянные двери. Я даже не понимала, где мы находимся, пока одну из таких дверей не распахнул отец. П-образный узкий коридор, четыре двери. Две раковины между ещё двумя комнатами с туалетом и душем, что было видно через приоткрытые двери.
Отец открыл одну из дверей ключом, и я поняла, что это все просто розыгрыш. Мне резко захотелось рассмеяться, но в горле застрял ком. Отец вошёл внутрь, а я за ним.
Очень-очень маленькая комната, едва ли размером в мою бывшую гардеробную. Две кровати на противоположных сторонах, две прикроватные тумбочки, два больших шкафа и рабочие столы. Что-то вроде мини-кухни, где стояла пара тумб и какая-то плитка. Для разграничения пространства здесь была какая-то тонкая стенка.
Следующая фраза отца — мой приговор:
— Здесь ты будешь жить во время учебы в университете.
Я попала в общежитие…
5
— Да ты шутишь! — не верящим голосом сказала я, стоило мне отвиснуть.
— Нет.
— Папа! — я обернулась на родителя и посмотрела ему прямо в глаза, там не было даже намёка на ложь, но и я отступать не была намерена, — Я не могу тут жить!
— Почему же?
Он серьезно об этом спрашивает?! Я со скептицизмом оглядела пространство, что не заняло и минуты. Да потому что просто нечего было осматривать! Комната не больше картонной коробки и какая-то игрушечная мебель для Барби. Конечно, я не могу здесь жить. Это же очевидно! Я подняла взгляд на отца, словно говоря: «Вот почему!». Но он стоял и ждал ответа. Я закатила глаза.
— Пап, это всё не для меня. — мне пришлось покачать головой, чтобы показать ему весь уровень моего разочарования, причём и в нём тоже — Ладно, давай уже уйдём отсюда, а то я боюсь, что найду в своей сумочке тараканов.
От последней мысли я даже поежилась. Тараканы…фу. Я ещё раз кинула взгляд видавшую жизнь кровать, содрогнулась всем телом и попыталась протиснуться между отцом и стеной, чтобы наконец-то выйти отсюда. Однако отец, перехватив меня за талию, не дал мне уйти, вернув на прежнее место.
— Ты останешься здесь. — твердо заявил он, нахмурив брови — Я уже оплатил твоё проживание в общежитии на год вперед, так что об этом можешь не беспокоиться.
Так, спокойно, Поля. Спокойно. Я смотрела на отца, но нет, кажется, он сейчас пытался что-то до меня донести… Кхм, ещё раз глубоко вдохнула и снова заговорила:
— Я и не беспокоюсь, — заявляю я, скрещивая руки на груди, — Я вовсе не собираюсь оставаться здесь. И уж тем более — здесь жить!
— Выбора у тебя всё равно нет.
— Я вернусь домой, — ответила я, закатив глаза, — До тех пор, пока ты не снимешь мне квартиру.
— Я этого не сделаю.
— Почему?
— Потому что ты будешь жить здесь. — он смотрит на вторую половину комнаты и припечатывает меня к полу следующей фразой — Вдвоем с соседкой.
— С соседкой? — взвизгиваю я.
— А что в этом такого?
Я смотрю по сторонам и не могу понять. Вот он реально это спрашивает или шутит? Я и соседка? Да в этой будке даже с хомяком жить нельзя, не то что со вторым человеком.
— Да здесь же нет места даже для меня одной! — искренне удивляюсь я, — Как здесь будут жить сразу два человека?
— Как живут все остальные. — он лишь пожал плечами, — Некоторые и втроем живут.
От ужаса у меня даже глаза расширись. Серьезно, втроем? В одной комнате? Я мотаю головой, стараясь избавиться от этого видения. Прижимаю к себе сумку, почему-то вспоминая о тараканах, которые могут здесь обитать и сглатываю. Ненавижу тараканов.
— Я не буду здесь жить.
— Будешь.
— Папа! — снова пищу я, — Я не могу здесь жить!
— Ещё раз спрашиваю: почему?
— Да потому что я достойна большего! — в конце концов, срываюсь я.
Отец молчит. Не люблю, когда он молчит. Я глубоко дышу и буквально чувствую, как раздуваются мои ноздри от еле сдерживаемого гнева. Как он может не понимать очевидных вещей? Мне нужна квартира, машина, в конце концов, личное пространство. Я этого заслуживаю, чёрт подери!
— Я жил в общежитии, когда учился в университете, — в конце концов говорит он, — Как и твоя мать. — а потом он щурится и пристально смотрит мне в глаза — Значит, ты думаешь, что выше прочих, Полина? Что достойна большего только по тому, что родилась в богатой семье? — отец делает шаг вперед, — Смею тебя огорчить, я был простым разносчиком газеты в первое время. А твоя мама подрабатывала после университета уборщицей.
Я чувствовала, что где-то в глубине души закипает ярость. Такая сильная злость, способная разорвать всё на свете. Его слова обижают меня. Конечно же, я такого не говорила! Всё вывернул наизнанку и пытается пристыдить меня. Но не выйдет. Я знаю, чего стою. Одного не могу понять. За что он так со мной? Что я ему сделала? Почему он буквально выбрасывает меня на произвол судьбы? Я для него что, просто развлечение? Почему он выворачивает мои слова наизнанку и коверкает как хочет? Делает из меня какую-то…стерву.
На глаза наворачиваются слезы, и лишь тогда отец заговаривает сам.
— Полина, — говорит он спокойно, — Ты должна всё правильно понять.
— Что мне понимать? — рявкаю я, — Что мой отец решил от меня избавиться? Так я это уже поняла!
Он качает головой.
— Полина, я вовсе не избавляюсь от тебя, — он тянет руку к моим волосам, но я отшатываюсь от него, как от огня — Всё это, — он окидывает помещение взглядом, — Вовсе не наказание для тебя. И не моя попытка избавиться от тебя. Всё как раз наоборот.
— Да что ты несешь? — спрашиваю я, а слезы уже срываются с глаз.
— Полина, — голос отца непоколебим, — Я был слеп всё это время и слишком поздно понял, что многое упустил в твоём воспитании. — я хлопаю ресницами, пока холод медленно охватывает тело — Я знаю, что ты очень умная, добрая и светлая девушка, такая же, какой была твоя мать. Но из-за моих ошибок, возможно, из-за того, что я никогда не мог сказать тебе «нет», ты выросла избалованной и капризной, такой, какой никто из нас видеть тебя не хотел.
Ещё немного и я потеряю сознание. Мне холодно, хотя с утра обещали жару больше тридцати градусов. Всё моё тело колотится от мелкой дрожи, и я абсолютно не понимаю того, что происходит. Капризная? Избалованная? Не хотел меня видеть…?
— Я лишь хочу, чтобы ты научилась ценить то, что имеешь, Полина, — заканчивает свою речь отец.
У меня в горле встает ком. Я не знаю, что мне ответить. Я не понимаю, что сейчас чувствую. Однако, осознать не успеваю, потому что меня захватывает ярость, рвущаяся наружу. И даже с какой-то долей удовольствия, я даю ей выход.
— Значит, ты считаешь, что я плохая дочь? — может я и шепчу, но ледяные нотки в словах отец замечает, а потому снова хмурится — Так иди и найди себе другую! — рявкаю я, задыхаясь одновременно — Как ты можешь поступать так со мной, отец? Что я тебе сделала? — я задаю вопросы, которые всё это время кружатся в моей голове — И вовсе я не избалована! И не капризна! Я лишь добиваюсь того, чего хочу. Вот и всё.
— Ты не добиваешься этого, Поль, — с какой-то снисходительной улыбкой отвечает он — Ты просишь купить тебе машину, снять квартиру, какое-то платье за бешенные деньги, которое ты портишь в этот же день до состояния, которое уже нельзя исправить. — я хмурюсь, — Адекватные взрослые люди так себя не ведут, Полина. Ты должна ценить то, что у тебя есть.
— Я ценю! — реву я, но отец снова качает головой.
— Нет, милая, не ценишь.
Он подходит и гладит меня по голове, а я уже не могу сопротивляться. Мне слишком больно и обидно. Чувство предательства снедают меня изнутри, и я не знаю, как мне на это реагировать. Видеть его больше не хочу!
Я толкаю отца в грудь, да ещё и с такой силой, какой никогда за собой не замечала. Отец, конечно, не отшатывается на несколько метров, но отступает, удивленно глядя на меня.
— Я тебя даже видеть не хочу! — кричу я, захлебываясь слезами, — Уходи! Уходи сейчас же!
Я плачу. Наверное, впервые в жизни, я по-настоящему плачу. Захлебываясь слезами, давясь ими и ощущая противный комок в горле, заставляющий меня задыхаться. Приходиться часто дышать грудью, но от этого боль становится только сильнее. Даже не замечаю, как сама сажусь на эту ужасную кровать, держась за грудь и пытаясь удержать сердце внутри. А отец не уходит. Он просто смотрит на меня, и я вижу сомнения на его лице, но мне слишком больно, чтобы это использовать. Я продолжаю плакать, вспоминая его слова.
— Я попрошу поднять твои вещи, — немного заторможено говорит отец, но я его едва слышу, — Там будет всё, что может понадобиться в первое время.
— Уходи, — шепчу я, не обращая внимания на его слова.
— Я перевел все деньги с твоей карты, — продолжает он, — Через некоторое время я пришлю тебе некоторую сумму, на которую тебе придётся жить.
— Уходи, — повторяю я.
Я не слышу звуков удаляющихся шагов, но когда поднимаю взгляд — отца уже нет в комнате. И почему-то я снова утопаю в слезах. Я думала, что он одумается. Надеялась, что он поймёт, как ошибся. Ждала, что он извиниться за всё, что сказал ранее. Но он ничего из этого не сделал. Как он мог? — вот единственный вопрос, который крутился у меня в голове. Единственный вопрос, ответа на который я не могла найти.
Мне захотелось лечь спать. Уткнуться лицом в подушку и просто побыть наедине с собой. Хотя бы немного. Но глядя на подушку, которая лежала на кровати — поморщилась. Она казалась новой, как и матриц, на котором я сидела. Наверное, это отец купил, — подумал я и усмехнулась. Значит, он давно это планировал, да?
— Как же давно ты хочешь избавиться от меня, папочка?
Я не знаю, как долго просидела на одном месте, но в какой-то момент в комнату кто-то зашёл. Как оказалось, это был Андрей — водитель отца. Даже знать не хочу, почему он тут, хотя я ясно видела, что он оставался сегодня дома. Он входил и выходил из комнаты несколько раз, занося различные коробки и ставя их в какой-то угол. Я же сидела на кровати и смотрела в одну точку. Не могла поверить, что я реально в общежитии. Я! В общаге! Да это даже не анекдот.
Когда тело одеревенело, я поняла, что мне пора встать. Необходимо немного размяться и привести тело в чувство. И умыться бы не помешало, наверняка от слез макияж потёл рекой. Так я и сделала. Вот только не успела пройти и пяти шагов, как дверь снова открылась и в комнату вошла какая-то девушка.
— Ой, а ты уже здесь? — она широко улыбнулась, бросая свою сумку на пол и подходя ко мне с протянутой рукой, — Меня зовут Дина, кажется, мы будем соседками в этом году.
6
Вот это вряд ли, — промелькнуло у меня в голове, стоило мне её хорошенько рассмотреть. Рыжеватые волосы с темно-красными кончиками, голубые глаза, россыпь веснушек на лице и полное отсутствие макияжа. Она стояла в рубашке, заправленной в джинсовый комбинезон, явно больше её на пару размеров, и улыбалась мне. Точно, ещё тянула свои лапки ко мне. Ну, уж нет, быть любезной со всеми я не собираюсь, особенно после того, что сегодня со мной произошло. Как и задерживаться здесь, вообще-то.
Кажется, она поняла, что я не так уж и рада нашему соседству, потому что руку через минуту опустила и вытерла об комбинезон. М-да, а салфеток у неё нет для такого случая? Я закатила глаза. В отличие от меня, комнату девушка рассматривала с восторгом. Интересно, в какой конуре она жила до сегодняшнего дня, если так радуется этой коморке? Я села обратно на кровать и стала думать о своём следующем шаге, а пока думала — наблюдала за соседкой. Она как раз оккупировала один из шкафов и начала складывать туда вещи из своей сумки. Странные рубашки, футболки, джинсы и ещё какая-то безвкусица.