И заманчиво было бы пройти дальше, но… нет.
Обернувшись, Кайден убедился, что давешний мальчишка внимательно следит за каждым его шагом. И не стоило обманываться, не собственное его любопытство было тому причиной.
Кайден отошел к центру поляны. Крутанулся. И присел. Пальцы вошли в жесткую траву, а Кайден закрыл глаза. Вряд ли он вытащит хоть что-то, но почему бы не попробовать.
Гудели пчелы.
Муравьи спешили, касаясь пальцев. Им не было дела до забот людских. А вот корни… корни помнят многое.
Огонь.
И кровь.
Много-много крови… пролилось. Давно? Давно. Восприятие времени растений отлично от человеческого, и Кайден поморщился, чувствуя, как сознание затягивает в извечный круговорот жизни.
Снег.
Вода. И вода со снегом. Солнце, которого становится мало. Тяжелая листва, не способная удержаться на ветвях. Она ложится под корни, укрывая их и тех, кто обретает внизу.
Разбойников побили осенью, и листва только-только начинала осыпаться, а деревья еще не погрузились в долгий зимний сон.
Что ж, это совпадало.
А раньше?
Тоже кровь? Мало. Редко. Стало быть, банда и вправду заслужила виселицу. Люди… много. Огонь. Тоже много. Топор. И хруст ломающихся веток. Снова кровь. И опять кровь. И душный тяжелый запах наступающего болота. Вода, которая поднимается выше, отгрызая кусок берега за куском. Она заливает корни, заставляя те задыхаться, и потом, позже, поглощает мертвые тела деревьев. Они становятся частью болота, порастая мхом и ряской, покрываясь пленкой мертвой силы.
Чуждой силы.
Противной всему живому.
Кайден вытащил руку и вытер пальцы о штаны. Голова кружилась. И он сел на траву, а потом лег, сунул руки под голову и просто лежал, уставившись пустым взглядом на солнце. И солнце не ослепляло. Напротив, его тепло пробивало кожу, согревая кровь, позволяя вновь дышать.
Да, самое главное, не забывать дышать.
Вот так.
Вдох. И выдох. Ребра ходят, грозя разворотить грудную клетку. Но Кайден терпит. Вдох. И выдох. И снова вдох, чтобы потом выдох. Сила успокаивается, возвращаясь в хрупкий сосуд человеческого тела. А Дуглас, усевшись рядом, протягивает флягу с заговоренной водой.
Он молчит, но в глазах видится упрек. И вопрос. Неужели оно того стоило?
— Стоило, — говорит Кайден, когда к нему возвращается способность говорить. — Еще как… теперь я знаю, куда они ушли.
— Куда?
— Туда, — он вскинул руку, указывая на болото. — По мертвой тропе.
И Дугласу не надо растолковывать очевидное.
— Твою ж мать… извини.
— Ничего, — когда солнце стало невыносимо ярким, Кайден закрыл глаза.
Катарина разложила альбомные листы, состыковав края узора. И на этом желание работать иссякло. Точнее желание было, но где-то глубоко внутри, оно тлело под пеплом надежд и пустых мечтаний, а разум нашептывал, что стоит ли бороться с ветром?
Узор составляли опытные мастера.
Ученые.
И он совершенен в каждом изгибе своем. Так на что Катарина надеется? Думает, что она умнее королевских целителей?
Не думает.
Она сидит, разглядывая листы, заставляя себя смотреть, потому что заняться больше нечем.
Стук в дверь стал почти спасением, и поэтому должно быть Катарина вскочила, бросилась к двери и открыла, не спросив, кто за ней.
— Ах, дорогая, — тетушка Лу вновь сменила наряд на бледно-розовый. И цвет ей шел, как и розовый камень в светлой оправе.
Турмалин.
И серебро. Позолоченное для солидности, но все одно серебро. А в камне заклятье свернулось ящеркой. Оно живо и пульсирует, наполняя тетушку силой, придавая сияние увядающей коже и избавляя от морщин. Наверное, стоит предупредить, что, как только заряд иссякнет, кожа вновь начнет стареть и весьма стремительно.
Или не стоит? Вряд ли тетушка не понимает, что за все приходится платить. В том числе и за затянувшуюся молодость.
— Я подумала, что нам стоит поговорить наедине. По-родственному, — тетушка решительно переступила через порог и дверь прикрыла. — Пока твоя… мьесс занята.
Да.
Точно.
Джио говорила, что отлучится, что ей нужно проконтролировать мага, который завтра собирается заняться реконструкцией ведущих каналов, а это дело такое, непростое. И Джио велела сидеть в комнате.
Никого не впускать.
А Катарина забыла. И впустила.
Тетушка Лу вплыла в покои Катарины, огляделась, поморщилась. И платочек к носу прижала, хотя комнаты хорошо проветрили, а на столике появился букет лаванды.
— Если хочешь знать мое мнение, эта женщина совершенно ужасна.
— Не хочу.
— Что? — тетушка обернулась.
— Я не хочу знать ваше мнение. И не хочу говорить по-родственному. И буду весьма благодарна, если вы уйдете. Я занята.
— Да чем ты можешь быть занята? — отмахнулась тетушка Лу, сбросив с кресла книгу.
Катарины.
Давно начатую, но так и не дочитанную. Генрих вот любил, когда жены читали ему вслух. И Катарина читала, но почему-то при этом совершенно не запоминала, о чем именно читает.
— Что это за глупости? — тетушка подняла лист и поднесла к глазам. Поморщилась. — Ты вышиваешь?
— И вышиваю тоже, — Катарина лист вытащила. — Это руны. Заклятье.
Надо силовые потоки разметить, тогда станет понятна очередность узлов, да и точки наивысшего напряжения силы выявить следует.
Именно.
А дальше выбрать те, которые находятся на критическом или подкритическом уровне нагрузки. Полностью убрать заклятье нельзя, это Катарина уже поняла. Но почему бы не попробовать его преобразить? Доработать? Перенаправить силовые потоки…
Мысль заставила задуматься.
— Ты меня совсем не слушаешь, — с немалым раздражением произнесла тетушка Лу, и платочек исчез в рукаве, сменившись крупным круглым камнем на веревке.
— Не слушаю, — Катарина устроилась в кресле напротив и сложила листы аккуратной стопкой.
Сейчас она была почти счастлива и даже немного благодарна незваной гостье, которая взяла и своим появлением натолкнула Катарину на мысль. Пусть и совершенно очевидную, но… предыдущие пять лет ее голову не посещали даже очевидные мысли.
— Деточка, — тетушка сжала камень, над которым замерцал полог силы. — Ты должна понять, что здесь иные порядки.
Марево зыбкое, и пальцы окутывает, будто ластится.
— И то, что позволено в колониях, просто-напросто недопустимо в цивилизованном мире!
— Что именно? — уточнила Катарина, мизинцем коснувшись запястья.
И пусть узоры почти невидны, но она изучила их, она научилась видеть пальцами каждый завиток, каждую руну, выжженную на коже.
— Эта женщина… отошли ее!
— Зачем?
— Подумай о своей репутации!
— Мне казалось, что присутствие компаньонки как раз свидетельствует о том, что я забочусь о своей репутации.
— Но не такой же, — тетушку было сложно смутить. — Если тебе нужна компаньонка, я порекомендую тебе достойную женщину…
— Нет, — Катарина позволила себе улыбнуться. — Мне не нужна компаньонка. А что касается мьесс… поверьте, все не так просто…
— Если эта женщина тебя… пугает.
— Мьесс? — Катарина фыркнула. — Когда-то да… определенно… она меня пугала. Но теперь мы связаны. Клятвой крови.
Палец очертил круг на ладони.
— Клятвой жизни. Такова была воля… отца.
Почти правда.
Он привел Джио. Он взял клинок и, зажав ладонь Катарины, велел:
— Стой и не дергайся, и повторяй за мной. Надеюсь, у тебя хватит ума просто произнести клятву?
— Он всегда был странным человеком…
— А вы… были знакомы? — Катарина с интересом наблюдала за женщиной, которая пыталась направить силу весьма капризного артефакта.
— Увы… да… и не знаю, что тебе рассказала матушка… — напомаженные губы коснулись друг друга.
— Ничего. Она… не любила вспоминать прошлое.
…да и вообще разговаривала мало, и редко покидала собственные покои, пусть обставленные весьма роскошно — а как иначе, ведь она супруга самого Годдарда — но все же невыносимо тесные.
В них всегда пахло резко, неприятно.
Дымили курительницы. И старуха в красном одеянии сыпала в них листву. Матушка вдыхала дым и улыбалась, радовалась, так казалось Катарине. И радостная, встречала мужа, чтобы подарить ему очередного ребенка. Правда, о детях она забывала сразу после того, как выталкивала их из собственного тела, но все благородные дамы передавали младенцев прислуге.
И не младенцев.
— Конечно… понимаю… она, пожалуй, была на меня обижена, а я на нее. Я ведь ей завидовала. Ее красоте. Ее положению. И тому, что на нее обратил внимание сам герцог. Я тоже не отказалась бы стать герцогиней. Она же твердила о любви. И это казалось глупостью, будто недостаточно ей было того, что случилось с Эвелиной Гленстон.
Тетушка вздохнула и отвернулась к окну.
— Я бы с радостью поменялась с ней местами, но увы, и в половину не была столь хороша, как она, да… а потому, узнав, что она собирается бежать, я промолчала. Мне следовало бы обратиться к родителям, и отец сумел бы найти способ… удержать ее.
О да, способов много.
Катарина тронула щеку, которая вновь заныла от пощечины. Катарине хватило одной, а вот Луизу отец отправил в монастырь, откуда она вернулась спустя два месяца тихой, молчаливой и невыносимо похожей на матушку в равнодушии ее.
— Но я… я была молода и глупа. Я решила, что если ее не станет, то я займу ее место. Это… было неправильно.
Катарина кивнула.
— И я не сразу поняла, насколько моя глупость ударила по семье. Я могла бы найти себе мужа, хорошего мужа… многие бы захотели породниться с сестрой герцогини.
Только герцогиня не состоялась.
— Потом… позже… я винила во всем ее. И была права. Ей следовало бы думать не только о собственных удовольствиях, но и о семье, которой пришлось сложно. И признаюсь, в письмах своих я позволила себе некоторую… резкость. И теперь жалею. Мне стоило помириться с Бетти раньше, но я вновь опоздала. И теперь все, что осталось от моей семьи, это ты. И я искренне хочу помочь.
— Спасибо, — вежливо поблагодарила Катарина.
Правда, потом вспомнила, что в той, прошлой жизни, желающих помочь тоже было немало. И помогали они зачастую, не спрашивая, желает ли Катарина принимать эту вот помощь, а после требовали благодарности.
Услуги.
Внимания.
И всего сразу, искренне обижаясь, когда Катарина отказывала в этакой-то малости.
— Я так много думала… я так переживала… когда пришло то письмо от Бетти, в котором она искренне просила прощения, я… я понадеялась, что мы помиримся. А потом мне сообщили, что моей сестры больше нет.
По розовой щеке скользнула слеза.
…интересно, а если горный хрусталь взять за основу? Он, конечно, более хрупок, нежели алмазы, и обладает куда меньшим сродством к силе, но и обрабатывать его легче. Почему тогда его, если и применяют, то крайне редко?
— И тут я узнаю, что ты возвращаешься. Заметь, узнаю не от тебя, но от нашего поверенного… — тетушка выставила палец. — И конечно, я рада… я не просто рада… это как мой шанс все исправить!
Надо будет сказать Джио о поверенном.
А еще спросить, почему тогда, десять лет тому, она согласилась разделить свою жизнь с испуганной девчонкой. У Катарины выбора не было. А Джио?
Или она тоже задолжала отцу?
Но что?
И может ли Катарина как-то помочь? Хотя… чем она может помочь? Она и королевой была на редкость бестолковой, а сейчас она просто вдова… чья-то там.
— Дай мне шанс, дорогая, и ты увидишь, как все изменится. Этот дом… он давно вышел из моды. Его стоит продать, пусть много и не дадут, но у нас есть свое поместье, оно куда больше и современней этого. И дом в столице, конечно, не в старом городе, но почти… я познакомлю тебя с чудесными людьми.
— Я не хочу.
— Чего?
— Наверное, — Катарина задумалась, — ничего из того, что вы перечислили. Я не хочу продавать дом. Он мне нравится. И уединенность его тоже. Я не хочу переезжать в ваше поместье. Или в ваш дом. Я не хочу в столицу…
Она вовремя прикусила язык, и не сказала, что нет в старом городе ничего-то хорошего, лишь темные стены, узкие улочки, которые летом раскаляются, а осенью и весной заполняются потоками грязной воды. Там воняет, несмотря на усилия магов и новые законы.
А еще там слишком много людей.
— Я не хочу знакомиться с чудесными людьми. Мне и без того достаточно знакомств. Я хочу тихо жить здесь и заниматься делом, которое мне действительно интересно.
— Здесь ты не найдешь себе мужа.
— А как же ваши сыновья? — поинтересовалась Катарина, склонив голову набок. — Они не подойдут?
Тетушка отвернулась к окну и вздохнула.
— Я надеялась, что вы понравитесь друг другу, — наконец, сказала она. — Однако, я вижу, что ошибалась. Пойми, дорогая, я не стану принуждать тебя к браку. Мальчики… достойные молодые люди. И возможно, вам нужно больше времени, чтобы привыкнуть друг к другу. Или осознать, что, несмотря на все твои потери, жизнь продолжается…
Она убрала камень в складки платья.
— Я, конечно, понимаю, что тебе пришлось тяжело, что сейчас ты растеряна, а потому предлагаю просто дружеское плечо…
Тетушка Лу поднялась.
— И еще… — у дверей она остановилась, окинув Катарину внимательным взглядом. — Я несказанно рада узнать, что кого-то из нашей семьи Боги наделили даром… странно только, что Бетти об этом упомянуть не удосужилась.
— Может, не считала, что это важно? — Катарина тоже поднялась. — В конце концов, к чему женщинам магия?
— Действительно.
Глава 12
Кайден мрачно жевал мясо. Он взял кусок руками, поставив локти на стол, но в таверне никто, кроме Дугласа, не оценил по достоинству мятежный порыв его души. Заведение было из простых, и оттого люди, если и косились на Кайдена, то вовсе не из-за его манеры есть.
Пальцы он облизывал.
— Болотники, стало быть, — Дуглас вот вяленую говядину нарезал тонюсенькими ломтями, которые макал в темный острый соус и заедал хлебною коркой. — Уверен?
— Тропа старая. И для людей проложена, — Кайден поморщился. — Пользовались часто, потому и не заросла, но если дальше сунуться, думаю, выйдем на открытую воду.
А там и за топью дело не станет.
Топи здесь имеются.
Местные болота, появившиеся в незапамятные времена, некогда простирались от Бристона до подножия Сизых холмов, с которых они и питались, поглощая воду осенних дождей. Но пришли люди, и часть болот осушили, а другие высохли сами, лишившись хозяев. И огромная некогда топь распалась на куски, притихла.
— Может, все-таки…
Дуглас мясо и не жевал, медленно рассасывал с видом презадумчивым.
— Нет. Все сходится. Теперь понятно, почему не нашли ни людей, ни животных. Почему сама их смерть не потревожила струны мира.
Кайден сыто икнул и бросил на тарелку обглоданную кость. Облизал губы. Тронул языком выступающие клыки, которые бабушка некогда искренне надеялась подпилить. Благо, она вовремя поняла, что ничего-то из этой затеи не выйдет.
— А вот если их тихонько притопили… — кивнул Дуглас.
— Если притопили, — Кайден потер руку о руку, теперь ему и здесь чудился гниловатый запах болота. — Хуже, если царица вызрела и расширяет улей.
Вот тут Дугласа передернуло. Он с упреком взглянул на подопечного и сказал:
— Не за столом же.
— Я поел. Но будь это улей, людей пропадало бы куда больше. Думаю, она готовится войти в силу, вот и делает запасы. И стало быть, люди еще живы…
…и жизнь эта будет длиться годами.
Да, пожалуй, за столом о таком думать не следовало.
— Что живы, это хорошо, что болота — это плохо. На болотах мы их не найдем. Вода… — Дуглас подцепил очередную пластину. — Вода силу распыляет.
— На болотах и не надо. Они среди людей. Кто-то ведь договаривался с разбойниками. Кто-то принес им голос Сирены. Кто-то научил, как остановить караван. И кто-то сдал же их лорду Тирби, зная, что дальше копать он не станет. Нет, она не так и юна, скорее наоборот. Она жила среди людей и умеет прятаться, притворяясь человеком.