Что-то есть в ее зеленых глазах, что мне не нравится: тот знакомый взгляд, который постоянно присутствовал, когда мы росли. Грусть, приправленная страхом и беспокойством. Я открываю рот, чтобы надавить на нее, но она выгибает спину и приближает свой рот к моему. Я, потеряв голову, целую ее, глубоко проникая языком в ее рот, и все мысли о страхе и то, что она от меня уйдет мгновенно исчезают.
Я совершенно уверен, что это лучший вариант не быть кинутым на свадьбе. Если бы только я мог убедить себя, что больше не будет каких-либо препятствий, но меня тревожит взгляд в ее глазах и возвращение домой ради женитьбы. Я беспокоюсь за Эллу. Несмотря на то, что ее отношения с отцом и братом действительно наладились, иногда в ее телефонных разговоров с ними поднимается тема прошлого, и я знаю, что это ее расстраивает. Они не пытаются причинить ей боль. На самом деле, я должен отдать должное ее отцу за то, как сильно он изменился, хотя меня до сих пор бесит, что он допустил все те ужасные вещи. Позволил своей дочери чувствовать вину за смерть матери до такой степени, что она задумывалась о самоубийстве.
Но сейчас он лучше справляется с подобными вещами, и я напоминаю себе, что если в жизни Эллы будет хорошая версия отца, то так тому и быть. И у нее сейчас все складываются хорошо, порой она все еще борется с депрессией и боится обязательств. Я беспокоюсь, что именно страх перед обязательствами стоит за тем, что только что произошло. И она просто тянет время, потому что не готова выйти за меня замуж. А, возможно, она действительно этого не хочет.
Глава 2
Элла
Я никогда не любила задумываться о далеком будущем, размышлять о том, что произойдет, когда я стану старше и где буду находиться. Я избегаю подобного рода мыслей в основном из страха перед тем, что пойму - кем стану - да и большую часть времени мне лишь кажется, что я действительно его заслуживаю. Но мне не хочется быть девушкой, испытывающий страх перед своим прошлым, кем она является и что натворила, девушкой, которая не в состоянии двигаться вперед. Я не хочу увязнуть в мире, переполненном ненавистью к себе. Я хочу быть сильной, быть достойной любви и делать что-то ради любимых людей.
Мне казалось, что я уже созрела для такого рода вещей, но вчера по почте мне пришла посылка, которую оставили на моем крыльце подобно предзнаменованию, от некоего парня по имени Гэри Флеммертон. Имя мне незнакомо, но зато было знакомо содержимое коробки - вещи, принадлежащие моей матери. Все мысли смешались. В итоге я наделала глупостей. Продинамила Мишу на нашей свадьбе, не потому, что не люблю его. Люблю. Очень сильно. Но я запуталась. Из-за посылки. Из-за ее содержимого - дневника моей мамы, ее рисунков, фотографии. Ее жизнь, запихнутая в коробку, раскрывала неизвестные мне о ней сведения, такие как рисование и сочинительство.
Я должна испытывать счастье оттого, что мне удалось узнать кое-что из ее прошлого. Но по какой-то причине это открытие мучительно разбередило старые раны, заставившие меня подвергнуть сомнению свое будущее. Я принялась думать о том к чему я иду. Где я буду через пять лет? Останусь ли психически здоровой? Где будем мы с Мишей? Будем ли мы жить в Сан-Диего? Будет ли он по-прежнему исполнять музыку? Буду ли я работать в художественной галерее или продавать свои полотна? Будет ли он все еще любить меня? Будем ли мы счастливы? Будут ли у нас дети? Последняя мысль действует на меня пугающе. Я никогда не представляла себя мамой, и единственные воспоминания, которые у меня есть о моей маме - это те, где я забочусь о ней. Я не хочу поступать так с собственными детьми, заставлять их нянчится со мной.
Вдобавок к панике по поводу моего будущего прибавилось чувство вины из-за отсутствия на свадьбе мамы Миши. Представляю, как она расстроится, тем более это она подтолкнула нас обручиться. В результате Миша будет испытывать угрызения совести, что всегда и происходит, когда кто-то огорчается. К тому же, есть еще кое-что... одна вещь, которая знаю звучит безумно, но я вроде как хочу, чтобы и моя мама была рядом, но единственный способ такому случиться - сыграть свадьбу в Стар Гроув, где она похоронена.
Решение созревает после возвращения Миши домой и наблюдением за тем, как он разматывает все приводящие в замешательство внутри меня узелки. Я все еще пытаюсь разобраться в своих мыслях, но решаю заниматься этим постепенно. После того, как я вылезаю из платья и надеваю джинсы и футболку, принимаюсь паковать вещи, чтобы отправиться в Стар Гроув и там выйти замуж. Я кладу коробку с дневником в большую спортивную сумку, намереваясь прочитать его позже, когда полагаю буду готова с этим справиться, вместе с эскизами моей матери и обручальным кольцом, которое я купила Мише.
– Я думаю, что мы должны пожениться на Рождество, – заявляет Миша, выходя из гардеробной с сумкой в руке. Он снял смокинг и упаковал его в черный чехол, чтобы мы могли по пути сдать его в прокатный пункт. Теперь на нем надеты выцветшие джинсы, черная футболка, черные кожаные часы и ботинки. Как бы сексуально он не выглядел в смокинге, я предпочитаю видеть его в простой одежде, так он похож на моего Мишу. – Это идеальный день, – добавляет он, положив черный чехол на кровать.
– Да, наверное, – соглашаюсь я, заталкивая пышное свадебное платье в сумку и пытаюсь застегнуть ее. Вообще-то, это платье Лилы. Она одолжила его мне после того, как мы пробрались в дом ее родителей и достали из шкафа. Во время нашей недолгой поездке я также познакомилась с ее мамой, и эта женщина показалась мне настоящей стервой. Я вспомнила то время, когда Лила приходила ко мне домой выплакаться, и теперь становится понятно, почему она в тот вечер, больше года назад, появилась в моем доме в Стар Гроув вся в слезах. Но по прошествии нескольких дней она почти не говорила о случившемся, а я не из тех, кто вынуждает людей вести разговоры по душам. – А действительно ли мы хотим отмечать нашу годовщину, совмещая ее с еще одним праздником? – спрашиваю я.
– Мне нравится, что ты заранее об этом задумываешься. – Миша бросает сумку на кровать и подталкивает меня локтем, чтобы я подвинулась в сторону. Спустя несколько секунд платье надежно упаковано, а сумка застегнута. – Но все же на Рождество выпадает и годовщина нашей помолвки. – Он опускает взгляд на кольцо на моем пальце. – Скоро будет год, как я подарил его тебе.
Я поднимаю перед собой руку; сквозь лучи света, подчеркивающие царапины, следы и дефекты, мерцает черный камень. Красота. Совершенство. Предназначение.
– Меня устраивает идея рождественской свадьбы, главное, чтобы не было этих пошленьких рождественских украшений, таких как Санта-Клаус, северный олень и тому подобное.
– Ты можешь выбирать любые украшения, какие только пожелаешь, – говорит он, перекидывая через плечо черный чехол со смокингом, а затем собирает наши сумки. – Главное, чтобы ты вышла за меня замуж.
– Ты слишком мягок со мной. – Я опускаю руку на бок и улыбаюсь, хотя от нервов скручивает желудок. – Но по рукам. Рождественская свадьба без рождественских украшений.
Он выглядит счастливым, обнимает и целует меня, а затем мы выходим на улицу в прохладный океанский воздух и кладем наши сумки рядом с «шеви» 69 года Миши. Затем он бежит обратно за оставленными на столике ключами. Я смотрю через дорогу на надувного Санту, машущего мне, или, может быть, это просто ветер раздувает его. Хотя здесь почти не бывает ветров, но ничто не сравнится с зимней страной чудес, в которую я охотно собираюсь вернуться. Стар Гров. Мой родной город. Место, где я была сломлена и снова собрана во едино. Место, наполненное столькими воспоминаниям, как хорошими, так и плохими. Надеюсь, оно того стоит. Надеюсь, ничего плохого не случится. Надеюсь, что эта поездка, в конце концов, пройдет хорошо.
По какой-то причине меня гложут сомнения, и чем дольше я стою на подъездной дорожке, глядя на Санту, тем сильнее испытываю тревогу. Наконец, Миша, вместе с позади него идущей Лилой, выходит из дома, спускает с лестницы ее чемодан и везет его по дорожке. Он подходит ко мне и целует меня, затем открывает багажник и укладывает внутрь чемодан Лилы.
– Ты попросишь своего отца проводить тебя к алтарю? – весело спрашивает Лила, когда я вручаю Мише свой чемодан.
Миша с любопытством смотрит на меня в ожидании ответа и бросает мою сумку в багажник.
– Не будет никакого прохода к алтарю. – И я не хочу, чтобы отец провожал меня. Да, я не возражаю против его присутствия на свадьбе, но не хочу, чтобы он был тем, кто подводит меня к финишной прямой, когда был не на высоте в течение большей части путешествия.
Лила кладет руки на бедра и, прищурив свои голубые глаза, смотрит на меня.
– О, проход к алтарю будет. Вот увидишь.
Миша смеется и бросает чемодан Лилы в багажник.
– Я думаю, она не шутит, милашка.
Только я собираюсь ему сказать, чтобы он заткнулся, как из дома с сумкой в руке появляется Итан, прищуривая глаза от солнечного света.
– Вы двое, уверены, что не желаете поехать в Вегас и пожениться там? – он раздосадовано приближается к нам, а затем кидает Мише свою спортивную сумку. – Я действительно не хочу видеть предков или Стар Гроув – я наслаждался их отсутствием в своей жизни.
– Да, ладно, малыш. Позволь им. Они заслуживают красивую свадьбу, а не тайное бракосочетание в дешевой фальшивой церкви. – Лила скользит рукой по его груди, встает на цыпочки и целует в шею. Затем шепчет что-то ему на ухо, поигрывая с его волосами.
Признаю, что из них получилась милая парочка, особенно теперь, когда Лила стала неравнодушной ко всем этим гранджовым штучкам. Ее светлые волосы острижены до подбородка, а мелированные черные пряди сочетаются с волосами Итана. Она одета в джинсы и майку, которые далеко не брендовых марок, как те, что она носила, когда мы жили вместе. Ее стиль хорошо гармонировал с непринужденным видом Итана: клетчатая рубашка, выцветшие джинсы и кроссовки, которые он, вероятно, носил с шестнадцати лет. А средний рост Лилы позволяет ей уютно прижиматься головой к груди Итана. Глядя на них, стоящих в лучах солнечного света перед моим домом, я ловлю себя на мысли, что мне хочется их нарисовать.
После множества поцелуев и сказанных шепотом слов на ухо Итана, Лила убеждает его перестать жаловаться, и он нехотя соглашается с тем, что Вегас – смехотворная идея и мы с Мишей должны пожениться в Стар Гров.
– У нас неделя на подготовку свадьбы, а это не так много времени, – заявляет Лила, натягивая солнечные очки на глаза. – Она не станет настоящей без украшений, цветов, платьев, смокингов и гостей. Боже, как бы я хотела, чтобы у нас было больше времени.
– А я не хочу, чтобы ты тратила на это время, – возражаю я, и когда она хмурится, вздыхаю. – Прости, просто все эти свадебные штучки не мое. – Я обхожу машину с пассажирской стороны, проведя пальцем по нескольким вмятинам и сколам, появившихся после того, как Миша намеренно врезался в сугроб.
Миша открывает дверь с водительской стороны и отступает, чтобы Итан мог забраться на заднее сиденье.
– Не имеет значения, какая у нас будет свадьба, – говорит он, – главное, чтобы Элла оставалась со мной. На самом деле, нам не нужны платья и смокинги. Мы можем оставаться голыми и провести церемонию у меня на заднем дворе, и я буду счастлив. – Он подмигивает мне поверх машины. – До тех пор, пока мы вместе, я буду счастлив, а обнаженность станет дополнительным бонусом.
Его слова вызывают у Лилы смех, она наклоняет голову и запрыгивает в машину на заднее сиденье к Итану. Я откидываю сиденье назад, закрываю дверь и опускаю козырек, загораживаясь от солнечного света.
Прежде чем закрыть дверцу автомобиля и запустить двигатель, Миша регулирует сиденье.
– Итак, все готовы? – Он оглядывает нас, но останавливает, в конце концов, свой взгляд на мне. Я знаю, что его в действительности заботит только мой ответ.
Я не сразу отвечаю ему, и он, замечая мои сомнения, хмурится. Но несмотря на сухость в горле мне удается произнести:
– Конечно. – Мой голос немного дрожит.
– Тогда ладно. – Подарив мне небольшую, но слегка вымученную улыбку, он съезжает по подъездной дорожке и едет по направлению к шоссе, к дому, где все началось. Туда, где мы с Мишей впервые встретились, впервые заговорили друг с другом, впервые стали играть, целовались, дурачились, танцевали, признались в любви.
Туда, где началась наша история: моя и Миши.
* * *
В течение нескольких часов наш путь пролегает по темному, пустынному шоссе, на черном небе ярким светилом сияет луна, а на обочине дороги различаются лишь очертания деревьев. Из динамиков льется музыка, Итан храпит на заднем сидении, опрокинув голову на подголовник и прижимая Лилу к себе. На моих коленях лежит открытый альбом, в руке я держу карандаш.
На рождественских каникулах мне надо поработать над своим портфолио к выпускному в мае. Не уверена, чем захочу заниматься после получения степени младшего специалиста, но моя работа будет иметь отношение к искусству. Честно говоря, будь моя воля, я бы проводила дни с Мишей, слушая его пение, в то время как сама рисую значимые для меня вещи - те, которые вызывают у меня эмоции. Я бы не хотела рисовать ради получения прибыли. Да, деньги были бы дополнительным бонусом, но обязаловка отнимет часть моей страсти к созиданию.
На данный момент все страницы в моем альбоме пусты или не закончены, я останавливаюсь из-за невозможности прочувствовать композицию. Она должна состоять из кусочков, которые что-то значат для меня, которые заставят людей испытать эмоции, рассказать страстную историю, исходящую из самого сердца. Я не могу найти удачный ракурс, и каждое начинание заканчивается чувством принуждения.
Интересно, мама испытывала подобные проблемы.
– Итак, я пытаюсь решить, говорить ли матери, что мы едва не поженились, – произносит Миша, переплетая свои пальцы с моими, и наше соприкосновение отвлекает меня от моих мыслей, я охаю, ошеломляя тем самым нас обоих.
– Ты в порядке? – спрашивает он. – Выглядишь рассеянной.
– Да, я в порядке... и голосую против. – Я откладываю карандаш и закрываю нетронутый альбом, так как все равно слишком темно, чтобы рисовать, и кладу его рядом на пол. Я потираю усталые глаза, затем наклоняю голову в сторону и наблюдаю за льющимися в ночном небе звездами, озаряющимися всевозможными цветами, стараясь не думать о спрятанной в багажнике сумке с дневником. Дневником и рисунками моей мамы. Мамы, которой не будет на моей свадьбе. Мне хочется накричать на себя, потому что это не должно быть так важно. Ее почти не было рядом, когда она была жива, так какое это имеет значение? Но по какой-то причине имеет.
– В чем дело, милашка? – Миша смотрит на меня, и в его тоне прослеживаются дразнящие нотки. – Боишься, что она расстроится? – Он отпускает мою руку, чтобы убрать пряди светлых волос со своих глаз цвета морской волны, которые так поразительно прекрасны, что даже темнота не может скрыть такую красоту.
– Я ничего не боюсь, – уверяю Мишу, когда его пальцы снова прикасаются к моим, принося мне мгновенное тепло. – Я просто беспокоюсь, что она расстроится и расплачется, и тогда возникнет неловкая ситуация.
Он тихо посмеивается, а затем нежно целует костяшки моих пальцев, заставляя мое сердце трепетать.
– Значит, тебя беспокоит только возникновение неловкой ситуации? – Кольцо в его нижней губе царапает мою кожу, когда он отрывает свой рот, а затем кладет наши переплетенные пальцы на рычаг переключения передач. – И ты не переживаешь из-за других вещей? Например, что тебе придется предстать перед толпой людей и назвать им причины, по которым ты любишь меня?
Я ошарашенно смотрю на него:
– О чем ты говоришь?
– О наших свадебных клятвах, – отвечает он. – Ты забыла?
Я устремляю взгляд в окно, чтобы скрыть виноватое выражение лица. Из-за прибывшей на мой порог вчера посылки и паникой из-за предстоящей свадьбы, я совершенно забыла о клятвах. Миша считал отличной идеей написать наши собственные клятвы, и я согласилась, потому что церемония должна была проводиться только в присутствии нас с Мишей, Лилы, Итана и священника. Я знала, что не смогу написать ничего такого поэтического, как Миша. Парень изумляет своими текстами, буквами и словами в целом. Я, не слишком хороша в этом, особенно когда дело доходит до написания о тяжелых вещах, таких как мои чувства. Я на самом деле полный лузер в самовыражении, если оно не касается искусства. Интересно, прокатит ли, если я покажу несколько его портретов?