Ко мне наверх поднимался Егор.
Встал в лестничном пролёте. Я его слишком сильно во всём подозревала, поэтому он ко мне в комнату боялся заходить. Хоть и рычал, но на своей территории. Чердак я отвоевала себе, недовольными взглядами, и молчаливым угнетением.
— Я просил тебя с ним не общаться, — зло бросил он через весь чердак.
Не долетело.
Мне на телефон пришло смс.
— Ещё раз повторяю, это мои одноклассники, — шипя, ответила я.
— Тебя изнасилуют, убьют, а мне Свете объяснять, почему я за семьёй присмотреть не могу.
— Вот когда изнасилуют и убьют, тогда и приходи.
Пришло ещё одно смс.
— Ты становишься невыносимой, Екатерина, — он сложил руки на груди. А я так и не удосужилась встать с кровати.
— Невыносимая у нас только вонь от твоих ботинок в прихожей, — бесил. Когда я уже уеду от них?
— Я скажу матери, что ты мне нагрубила.
— Беги, жалуйся, — не сдержала смешок.
— Пока тебе нет восемнадцати, я тебя высеку.
— Скину на попытку изнасилования, — предупредила я. — Егор, потерпи меня ещё полгода, я свалю отсюда и не увидишь.
— Глупая ты и мелкая, — вздохнул мужчина. — Не в доме дело, а в том, как опасно с неадекватными подростками связываться. В посёлке нет нормальных парней.
— Знаешь, потому что сам отсюда?
— Именно, — он стал спускаться с лестницы, исчезнув из вида.
Я рванула к телефону.
«Ты чего трубку так бросаешь?»
«Ты тапкам по попе получишь, киса».
Всем хочется меня отшлёпать, но у всех руки коротки.
Глава 7
Утром было темно и холодно. Я ехала к школе, не замёрзла, но на руках уже были перчатки, а на голове чёрная шапочка.
Мокрую землю, засохшую траву и увядшие кусты трогал иней. А на лужицах появлялись сахарные кромки льда. Колёса скользили, но я упорно буду ездить до снегопадов. Ходить пешком в такую даль меньше всего хочется.
У школы было шумно. Я приковывала своего двухколёсного коня к стойке. Подняла глаза, когда увидела рядом с задним колесом рваные кеды.
Трэшу хорошо, он рядом со школой живёт. Ему и нарягаться не нужно. Я сразу стащила с головы шапку. Кто далеко живёт, вечно упакованный и не модный.
Сегодня с утра мама заплела мне две косы. Её пробило на воспоминания. Долго и нудно рассказывала, как она меня провожала в первый класс. Оказывается, тогда у меня было три волосины, и ей хотелось меня остричь.
— Здоров, кис, — Никита внимательно на меня смотрел с улыбкой.
— Привет, Трэш, — я выпрямилась, поправив на плече ремень сумки.
Мы в школу пошли не сразу, постояли, помолчали.
— Ну что, сумку мою носить будешь, как перваклашка? — усмехнулась я.
— Давай, — протянул он руку.
— Да, ладно, — я направилась в школу, а у самой бабочки в животе, крылышками «бяк-бяк-бяк-бяк». — Что у нас алгебра первая?
— Угу, — он шёл за моей спиной в интимной близости. И наша пара от этого привлекала внимание.
Всё. Теперь поженят. И мне не обидно, я почему-то рада этому.
Анечка скромно стояла у гардероба, поникнув головой. Заметив меня, расцвела.
— Привет, Ань, — я её обняла. Вычитала, что это обязательно для забитых. Вот прямо, как чистый воздух и вода.
— Привет, Кать. Я вчера к тебе приходила, а ты с Сонькой гуляла.
Вот этого мне только не хватало! Она что, ревнует? Приехали.
Улыбка не пропадала, потому что Трэш даже куртку вешать увязался за мной. От него пахло чем-то знакомым, и я бы даже сказала родным. Его горячий взгляд от меня не отрывался, и я ощущала его чуть ли не физически.
Его пальцы тронули мои. По телу пробежала дрожь. Волнительное состояние окутало с головой. И это одно прикосновение, что будет, если я его поцелую?
А вот не поцелую! Я игриво подмигнула Савинову и отвернулась. За руку взяла Аньку.
Мы поднимались на второй этаж втроём. Трэш, как личная охрана, как курица над цыплятами возвышался над нами и закудахтал матерщиной, когда увидел Котова.
— Кэт, привет! — крикнул через весь коридор Макс, приблизиться побоялся.
— Привет! — весело помахала ему рукой, и Анька тоже.
Раздражённый Трэш влез между нами и, обидевшись, первым зашёл в класс. Это вызвало у меня смешок. Забавно, когда вот так ревнуют. Правда забавно было только до того, пока я не увидела, что Трэш позирует Ложке.
Он парень красивый, и улыбка у него ослепительная. Ложка многих гоняет, чтобы фотки ей не портили, а тут и обниматься полезла и в щёку… поцеловала.
Я резко отвернулась и села на последнюю парту.
Сонька пришла без грамма косметики и с убранными волосами.
— Лядь, ты с похмелья что ли? — заржал Трэш и был послан на три буквы.
Лядина наклонилась ко мне, и решив, что Анечка пустое место, прошептала:
— Не выдержала вчера, нашла его в соцсети. Прикинь, он мне ответил! Я ему фотки с оленями выслала.
— Сонь, не перегни палку, — испугалась я.
— Ты что! Я с мамкой поговорила, она тебя поддержала во всём, так что я теперь отличница и на косметике сэкономлю. Тоха сказал, что слишком много её.
— Капец, — тихо рассмеялась я. — Это всё равно игра с огнём.
Сонька чмокнула меня в щёку и пошла толкать Трэша, чтобы освободил место рядом с Ложкой. Вот лучше б меня Вася поцеловал, тогда бы было интересно.
Савинов показал взглядом Анечке, чтобы сдрыснула, та не поняла, зажалась вся. Так Трэш её за шиворот взял и отсадил к Шишкову за парту насильно.
— И чё мне с ней делать? — возмутился Ромка.
— Научи в морской бой играть, по моське видно ни разу не пробовала. Будь, так сказать, первым, — веселился Трэш и грохнулся рядом со мной.
— Скажите сыр, — протянула дура Лера.
Трэш оскалился на камеру, я быстро спрятала лицо ладонями.
Пришла долговязая математичка, алгеброичка, геометричка, в зависимости какой урок. В классе стояла относительная тишина. Кто бы куда не вздумал поступать, математику придётся сдавать всем.
Я не поняла, на какой минуте урока, мы остались с Трэшом вдвоём в своём собственном мире. Звуки извне стихли, и я слышала только стук своего сердца и его дыхание рядом.
На моей руке ещё была повязка, я аккуратно выводила простым карандашом на полях завитки и листики. Загибала виноградные лозы, рисовала крохотные ягоды.
Трэш присоединился ко мне.
Начало происходить волшебство.
Из-под грифеля его карандаша являлись невероятно красивые линии. Мои заросли с листьями медленно перетекали в локоны вьющихся волос. Волосы стелились, как на ветру, а потом из леса вышла я.
Появился лоб и нос, как на парте, которую Никита ковырял ножом. Только в этот раз Трэш навёл светотень. Подышал мне в ухо, а потом нарисовал его между клеточек тетради по алгебре.
Ухо моё от такого пристального внимания сильно покраснело и, казалось, начало плавиться.
Я видела, что карандаш тщательно вырисовывает серёжку в мочке. Это серебряные серьги с сердечками, папа подарил на первое сентября, когда я пошла в школу. Поэтому они маленькие и еле заметные.
А рисунок проявлялся. Глаза девушки были закрыты. Губы приоткрыты. К её губам вдруг были пририсованы другие губы.
Я начал краснеть, как будто в этот момент, мы с Трэшом целовались.
Но это так и было!
Вот его волосы отдельными прядями, прямой нос. Голова склонилась набок, чтобы было удобно целоваться. На лице девушки вдруг появились пальцы, и я словно почувствовала прикосновение.
Трэш рисовал правой рукой, а левая рука под партой тронула мою коленку. Это было невероятно развратно. Само собой не в жизни, а в распустившихся мыслях, где мы уже целовались и прижимались друг к другу.
И спасибо Трэшу, что он рисовал на нас одежду.
Я сжала ноги и отстранила его руку. Никита тоже улыбался и краснел, как и я.
Нарисованная пара нежно обнималась и целовалась. Ладони парня держали лицо девушки. А её пальчики покоились на его талии.
Мои губы зудели, стали тяжёлыми, требуя этого. В коленях появилась дрожь, и я уложила руки на них. И мою левую руку накрыла рука Трэша. Ладони его вспотели, и мы слиплись пальцами.
Был невероятный трепет в теле. Бабочки в моём животе натужно пытались вырваться на волю.
Мы с Никитой встретились взглядами и утонули.
Дышать было сложно, но нужно было что-то сказать иначе…
Трэш чуть-чуть склонил голову на бок.
Только не на уроке алгебры!
— Здесь надписи не хватает, — еле слышно сказала я.
Никита ещё мгновение смотрел мне в глаза, опускал взгляд на губы, а потом вернулся к рисунку. Он быстро вывел: «Туга…». Потом передумал. Длинными пальцами перевернул карандаш и резинкой стёр, что написал.
Он медлил.
А потом решился. Очень быстро начертал размашистыми буквами: «Я люблю тебя».
— Тугарина!
Я вскочила на ноги, делая неглубокие вдохи, стараясь успокоиться и вздохнуть полной грудью. Получилось не сразу.
— Вы чем там с Савиным занимаетесь?
Класс заржал, стали высказывать мнения, чем мы тут занимаемся.
Я прикрыла свою тетрадь и выдала:
— Если показатель корня целое чётное число, то подкоренное выражение не может быть отрицательным.
— Савинов! — крикнула алгебраичка.
Трэш тоже вскочил с места и протараторил:
— Если показатель корня целое нечётное число, то подкоренное выражение может быть отрицательным.
Я, открыв рот, уставилась на Трэша, кто-то присвистнул.
— Сава, Леся сядьте на заднюю парту, — попросила учительница. — А вы, сладкая парочка, вперёд.
Класс опять заржал. Сквозь хохот, я слышала слова Анечки:
— Е — три.
— Ранила, — отвечал Шишков.
— Е — четыре.
— Убила. Пля, научил на свою голову.
— Есть, — Анечка сжала кулак и повела локтем вниз в знак торжества победы.
Хоть кому-то удастся оторваться на свободе — задних партах.
В коридор вываливал шумный народ из всех кабинетов.
Моё настроение было отличным, я порхала от навалившегося счастья. Шла, подпрыгивая в другую часть школы ближе к кабинету литературы. Трэш немного отстал, когда я вышла на перемену.
Зато Котов догнал меня на лестничной площадке, где росли цветы в кадках, и стоял бюст какому-то старику, очень напоминающего Ленина. Наверно, он и был. Наша Жопа-Голова коммунистка, так что не удивительно.
— Кэт, — вид у Котова был немного растерянный. — Придёшь завтра ко мне? Народу будет! Все свои.
— Макс, послушай, — надо было прекратить эту фигню и сказать, что я не буду с ним гулять. И плевать мне на машину и его деньги. И клуб со странным названием «Дали», тоже нафиг нужен.
— Это ты послушай, — он взял меня за плечи и заглянул в глаза. — Он наркоман. У Него друг, цыган Колька Арбузов. Это бараки на выселках. Слышала?
— Их же разогнали, — ошарашенно прошептала я.
Историю про наркоманский притон знали многие.
— Не всех. Трэш торчок. У него поэтому денег нет никогда. Сколько бы не заработал, всё спускает.
— Не верь, Кис!
Трэш подлетел к Максу и ударил его кулаком в нос без предупреждения.
Котов от неожиданного удара отлетел в сторону и рухнул лицом в декоративную пальму, что росла в белом старом горшке. Горшок от веса парня раскололся на несколько частей.
Из носа Котова полилась алая кровь. Но Макс не футболист, которому нужно сыграть на публику, он популярный парень школы. Вытерев кровь рукавом, он плюнул на осколки горшка и кинулся на Трэша, свалив того с ног.
Пол был выложен гранитовой плиткой, и когда парни бились головами об неё, я содрогалась и, казалось, слышала, как со звоном вываливаются на пол и бьются алгебраические функции и химические формулы.
Верещала от вида крови Ложка. Довольная Лядина снимала видео.
— Жопа-Голова! — выкрикнула Верещагина.
Котов и Савинов метнулись в разные стороны, в мгновение ока, скрывшись в толпе.
Меня потащила за собой Сонька, уводя подальше от места битвы.
— Сонь, Трэш наркоман?
Лядина скривилась, оторопело оттянув нижнюю губу.
— Правда? — ошарашенно уставилась на неё.
— Ну, как сказать, — мялась Сонька, подбирая слова. — Тугара, курнул парень пару раз, с кем не бывает.
— Да, пошли вы все, — обиделась я.
Трэш меня догнал у самого кабинета.
— Ещё раз с ним увижу! — орал он. На скуле темнел синяк.
— То, что?! Нарик!
— Ты охренела?! Вот так ему и поверила?
Он хотел меня схватить, но я увильнула и забежала в класс, где Анечка нам уже заняла последнюю парту среднего ряда, как я люблю. А Трэшу пришлось довольствоваться второй партой у входа.
Вошла Маргарита Петровна. Мы, как всегда, встали, приветствуя классного руководителя. Она ничего не сказала.
В руках у неё не было ни журнала, ни тетрадей. Выглядела она плохо. По лицу и шее бежали красные пятна. За стёклами очков сверкали слёзы.
Мы все тихо уставились на неё. Замерли в ожидании.
— Ребята, — голос её срывался. — Я так была рада, что мне дали…классное руководство над вами. — Она стала говорить с трудом, сжимая кулаки. Не смотрела на нас, и это напряжённостью отразилось на всех. Мы даже дышать боялись. — Сегодня утром, в стопке тетрадей вашего класса… я хотела сегодня их проверить… Я обнаружила… мерзкую, гадкую, — она стала визжать, захлёбываясь рыданиями. — Просто отвратительнийшую карикатуру на себя. Я думала, вы взрослые люди. Я очень хотела быть с вами одной семьёй…
Она не выдержала и метнулась к двери, где столкнулась с деректрисой.
— Савинов!!! — заорала Жопа-Голова. — В кабинет ко мне.
— Я ничего не рисовал, — озлобленно оправдался Трэш. — На кого угодно, только не на Маргариту.
— Ублюдок, — выдохнула Ложка.
Трэш окинул наш класс синим взглядом, на мгновение, задержав его на мне. И ушёл.
Стояла гробовая тишина.
— Сидите, я узнаю, — сорвалась я с места.
— Почему ты? — возмутилась Сонька, она же староста класса. Я всё время забывала об этом.
— Мне скоро восемнадцать, — это мой любимый способ указать Лядиной место.
Я бежала со всех ног в кабинет директора. Концентрировала внимание на сложившейся ситуации. Было необходимо трезво подойти к этому конфликту.
Я не верила, что Трэш мог так поступить с Марго. Это исключалось сразу. А это значило, его нужно защитить любой ценой. Не получилось из меня художника, но стиль Трэша я отличу, если что.
Влетела в кабинет, игнорировав секретаршу. За её спиной трудовик капал капли в столовую ложку, и спаивал это всё Маргарите Петровне, которая рыдала навзрыд.
— Тугарина, — только открыла рот директриса, как я нагло подлетела к её столу.
Там лежал рисунок. Точнее сказать, отличная компьютерная работа. Картинка была откровенного содержания, восемнадцать плюс. Группа самцов и наша Маргарита Петровна. Всё было так отлично заретушировано, что у меня косички от позора чуть вверх не поднялись.
Я, покраснев до кончиков волос, быстро свернула лист до маленького прямоугольника и спрятала омерзительную гадость в карман джинсов. Взяла себя в руки.
— Антонина Васильевна, — строгим голосом заявила я. — Это не Савинов. У него нет компьютера, принтера тем более с печатью. И редакторов он не знает.
Нависла пауза.
Трэш за моей спиной перестал дышать. Аргумент был веский, поэтому директорша нахмурилась.
— Кто горшок сломал? — сурово спросила она.
— Это я, — выпалила, не дав Трэшу и звука произнести. — Поскользнулась и рухнула. Не призналась, потому что… Не говорите родителям. У меня есть карманные деньги, я сегодня же куплю новый.
Она внимательно меня изучала. Я смотрела на неё и тихо произнесла:
— Антонина Васильевна, мы выясним, кто нашу любимую классную руководительницу оскорбил. Обязательно выясним и вам сообщим.
— Никакого самоуправства, Тугарина, — недовольно сжала губы Жопа-Голова.
— Я поняла, — кивнула и пошла из кабинета.
Марго продолжала выть белугой. Похоже, уроков у нас сегодня не будет.