— Ну, Крис, похрумкали. Теперь пора к суду готовиться, — вытирая руку, сказал Оскард.
— Так вот с чем ты тут возился.
— Ага, но это только три не самых готовых экземпляра. Думаю, десяти будет достаточно.
— Наверное, я никогда не участвовал в судах. А ты?
— О-о-о, друг мой, я на этом деле собаку съел. Судился правда только за изобретательское право.
— Много дел выиграл?
— Опустим этот момент, — отведя глаза в сторону, ответил Оскард.
Его реакцию было сложно трактовать как-то иначе. Но я всё же решил спросить.
— Так сколько?
— Да нисколько, блин. Ты знаешь, как сложно доказать, что изобретение именно твоё? Вот мне ни разу не удалось, иначе я бы уже был богат. А так моими, некоторыми более-менее удачными, штуками пользуются очень многие, а я с этого нихренашеньки не имею. Ни славы, ни денег! Ни хотя бы поклонников…
— У тебя же наверняка были чертежи, первые модельки. Что за суд такой?
— Конечно! Всё дело в судье — тупоголовом идиоте, которому на все это плевать. Он просто не верил, что настолько молодой парень вообще мог что-то изобрести. В итоге я просто перестал обращаться в суд после того, как очередная штуковина уходила в народ. Последним такой была заводная игрушка, теперь все дети хотят такие…
— Печально. Думаешь в несправедливом суде, где правит закостенелость мышления, мы сможем засудить толстяка?
— Красиво сказано… Попытаться стоит, у нас же и улики есть. Кстати, про толстяка. Ты случайно не знаешь его имени?
— Нет. Но его недавно сажали в темницу, его можно легко выяснить у стражи.
— Ладно. Лучше, конечно, пустых мест в документах не оставлять, но имя можно и потом вписать. А сейчас я тебе все растолкую.
Оскард положил передо мной лист и начал читать вслух, вместе с тем всё объясняя. Сначала он написал заявления от моего имени. Из которого следовало, что я требую провести разбирательство по факту поджога моего дома. Затем он очень подробно описал всю ситуацию. О том, что в момент поджога владельца дома, ну то есть меня, не было на месте. О том, как мы вообще узнали о случившемся. Мы — это сторона обвинения. Я — пострадавший, Оскард — помощник с моей стороны.
Затем он очень сухо, но максимально понятно описал и место преступления. Из-за того, что дом не стоял ни на одной из улиц, Оскард так и указал: дом на лугу вблизи улицы Сермента. Затем нужно было чиркнуть пару слов про свидетелей, но таких не нашлось, Оскарду пришлось пропустить столь важный пункт. Как я узнал от него, дожидаясь меня с лесного ручья, он опросил очень многих людей, которые жили на окраине. Но никто никакого поджигателя или просто подозрительного человека не видел. Многие лишь наблюдали, огромный яркий огонь, появившийся посреди глубокой ночи.
Следующий пунктом нужно было обозначить пострадавших. Тут никаких проблем не возникло, Оскард просто написал мои имя и фамилию, указал возраст и дал краткое описание. Перечитав это, я ни с чем спорить не стал, всё соответствовало действительности. Может быть он чуть меня приукрасил.
Затем следовала часть с обвиняемыми. Мы с Оскардом даже не сомневались, что наш подозреваемый и есть настоящий преступник. Во-первых, улики — большой кастет и гипсовый отпечаток ботинка, которые уже говорили о многом, во-вторых, мотив. Мы определили его не иначе, как месть за случившееся на площади. Оскард настаивал на том, чтобы мы записали и эту ситуацию со всеми подробностями. Но уже под мою диктовку, благо он оставил место на всех экземплярах. Ещё он сказал, что эта очень важная часть, потому что она поможет судье и присяжным понять и оценить мотив преступления на достоверность. Хорошо ещё, что случившееся на площади тоже сыграло в мою пользу.
В предпоследний пункт было нужно записать все доказательства. Оскард описал большой железный кастет, с явным указанием на то, что для моей небольшой руки тот слишком великоват. Затем он описал и след от башмака предполагаемого преступника. Максимально прозрачно объяснил почему именно этот след и принадлежал толстяку. Рассказал и о месте его нахождения. А в конце очень доходчиво объяснил, каким способом он получил гипсовый отпечаток этого следа и почему нельзя было просто показать его людям, когда тот ещё оставался на земле.
И, наконец, завершающая часть, которая осталась незаполненной. Оскард ждал меня, чтобы посовещаться и уже после решить, что мы будем требовать от суда.
— Я думаю нам просто нужны деньги, чтобы заняться золотодобычей.
— Ты чертовски прав, а отомстить уроды не хочешь? Всё таки твой дом спалил, я бы такое не простил, — сказал Оскард, почёсывая рыжие бакенбарды.
— Плевать на толстого дурня, его жизнь наказала… Дом уже не вернуть.
— Понял. Но, знаешь не стоит в документах про золотодобычу распространяться. Напишем-ка мы лучше, что деньги нужны на новый дом или съёмную комнату.
— Почему так?
— Ты хочешь выиграть суд? Тогда нужно сыграть на присяжных, да и потом мы ведь и не обманываем.
Затем он мне несколько минут объяснял почему мы не обманываем. В итоге мы пришли к тому, что на возможно выигранные деньги закупимся оборудованием, затем добудем много золота. И уже с его продажи купим дом или снимем комнаты… В общем-то да, обманом это назвать сложно…
— Кстати, Крис ты уж прости мою любознательность, но расскажи про первый пожар. Это может нам как-то помочь, — доброжелательно попросил Оскард и отложил свою чудо-ручку.
— Думаешь? Ну, хорошо. Я тогда был совсем ребёнком. Именно в тот день меня впервые отпустили порыбачить одного. Я поймал большого усача и побежал домой, чтобы похвастаться… Но… В общем, когда я дошёл до дома, то увидел только, как его тушили. Кругом бегали какие-то люди, стражи, пожарные. Ко мне подбежал староста, у него тогда ещё бороды не было и всё рассказал. Вот так я и узнал, что остался без родителей. Хирульд даже не позволили мне на них взглянуть в последний раз…
— Незачем ребёнку такое видеть.
— Наверное… Их похоронили, а едва уцелевший дом перешёл мне. Я вообще только недавно понял, что такого быть не могло в принципе.
— Конечно, тебе тогда и четырнадцати лет не было?
— Ага.
— Думаю, это староста поворошил документы и помог тебе.
— И мне так кажется, он мне ещё и денег дал. Если бы не они, то я бы умер с голоду или не пережил самую первую зиму. Но в какой-то момент они закончились… Долгая история, это уже всё прошлом. Но доброту Хирульда я не забуду никогда.
— Конечно, — друг хлопнул меня по плечу, — теперь-то перед тобой открыты все двери!
— Это точно.
— А пока ты не прихлопнул нос, нужно сделать ещё экземпляров.
— Да, давай.
— Вот это будет наш образец, — Оскард указал на тот лист, что мы заполняли вместе, — нужно переписать всё слово в слово. Чудо-ручка у меня всего одна. Попишешь пером?
— Да, — по правде сказать, только такими мне и доводилось писать.
* * *
Рука разрывалась от боли, давно я так много не писал. Ладно бы ещё просто чиркать на что-то на листочке, так нет же. Надо было, постараться сделать так, чтобы все экземпляры были максимально схожими. Даже, чёрт побери, почерком и силой нажатия.
Не за долго до того, как мы закончили с бумагами крабики в ведре стихли. Оскард предположил, что шоколадка в нём переварилась и больше геосоздания не могли её чувствовать. Я хотел выпустить Орешка из «темницы», но друг не позволил. Сказал, что я буду только лишний раз отвлекаться.
Все экземпляры мы подготовили ближе к вечеру. Затем я встал и открыл чулан. Оттуда вышел совершенно спокойный голем, осмотрел меня и уселся на доски. Агрессии я в нём не заметил, вёл он себя, как обычно.
— Ой, смотрите какой тихоня! Крис, видел бы ты, как он буянил пока тебя не было.
— Ну и как же?
— Смотри.
Оскард поставил ногу на табуретку и задрал штанину. След от укуса вполне хорошо просматривался: округлая фигура с точками из запёкшейся крови.
— Неплохо он тебя покусал, но сейчас-то Орешек ведёт себя хорошо, — попытался я оправдать своё детище.
— Ты не подумай, я же понимаю, что это всё шоколад… Кстати о големах! Я же придумал для нашего дружка трудовые перчатки.
— Что-что?
Следующие несколько минут Оскард рассказывал мне о том, как они будут работать. Как позволят сэкономить на инструментах и сколько времени помогут выиграть. Потом начал описывать, как он планирует их собирать. Не самая интересная «история», я едва сдерживал зевоту. А потом поймал себя на мысли, что точно также себя могли чувствовать те мужики-работяги, которым я рассказывал что-то интересное. Конечно, интересное только для меня… В общем, поняв это, я стал вслушиваться в слова друга и пытаться заинтересоваться. По крайней мере, думаю, мне удалось изобразить вдумчивое лицо.
Оскард как раз перешёл к той части, где он жаловался на сложную жизнь изобретателя. Как выяснилось, чтобы сделать трудовые перчатки, нужен кузнец или сам горн, а лучше целая кузница. Да, Оскард кое-что умел, вот только не имел в своём распоряжение необходимых вещей. Всё, что у него было в его свинарнике это печка на дровах, точильный круг и целая груда разных мелких штуковин. Хах, теперь я примерно знаю, что подарить ему на день рождение.
— Есть у меня ещё одна шальная мыслишка, но не знаю сможем ли мы такое провернуть…
— Выкладывай, придумал что-то круче трудовых перчаток? — спросил я.
— Крис, скажу тебе честно. Это моя лучшая идея за долгие годы. Но всё зависит от твоего навыка лепить големов.
— Интересно-интересно, продолжай.
— Знаешь, что такое шестерёнки? Зубчатая передача?
— Примерно представляю, — когда-то я читал и об этом. Без большого интереса, правда.
— Ты бы смог сделать голема с вращающейся шестерёнкой на руке? Или с зубчатым браслетом?
— Не знаю, не пробовал.
— Пробуй же! Ты только представь какие просторы перед нами раскроются. Големы с бурами на руке, с дисковыми лезвиями. А это только самое очевидно… Вообще что угодно можно присобачить к шестерёнке!
— Это же может пригодиться в золотодобыче, — сообразил я.
— Вот именно! — воскликнул Оскард, — если мы сможем приделать к Орешку какой-нибудь механизм, и он станет работать на зубчатой передаче, то… то я съем свою шляпу. Это промежду прочим телячья кожа, дорогая вещица.
— Хм… — я задумался. Про себя уже посмеивался, представляя, как друг будет уплетать шляпу за обе щеки.
Но настроение мне подняла и хорошенько так взбодрила его идея. Для меня это новый вызов: смогу или нет? А сама мысль превратить големов в источник энергии для механизмов напомнила мне изобретение колеса. Вроде бы сделать голему вращающуюся шестерёнку или зубчатый браслет простейшая идея, ничего сверх сложного. Но, тем не менее, я никогда раньше о таком не слышал и не читал, уж те более не думал сам.
Интересные люди эти изобретатели, открывают, казалось бы, очевиднейшие вещи, вот только они становятся таковыми уже постфактум. Наверное, поэтому все так и недооценивают их труд. Всем ведь кажется: «о, да такую ерунду бы и моя собака выдумала…»
Наверное, такие люди забывают о том, сколько веков существовал человечески род без умения добывать огонь, пользоваться колёсами. И вообще я в одной из книг вычитал, что раньше люди даже общего языка не имели: общались звуками с разными интонациями. Поэтому, я оценил весь изобретательский талант Оскарда по достоинству. Встал со стула и произнёс:
— Согласен, я попытаюсь. Мысль очень стоящая.
Увидев, что я встал он тоже поднялся на ноги и протянул мне руку.
— Шикарно, Крис. Запомни этот день, как тот, когда мы изобрели себе путь к мечте!
— Научишь меня как-нибудь так красиво говорить, — я хитро улыбнулся и отпустил руку.
— Если Орешек будет себя хорошо вести, — отшутился Оскард.
Мы снова сели по местам. Уже давно стемнело, скоро мы должны были ложиться спать. Но Оскард решил показать мне все улики, чтобы я заранее ознакомился с ними и не накосячил в суде. Первым делом он достал из-под доски в полку кастет. Передал его мне и велел хорошенько осмотреть, затем померить.
— Великоват, — подвёл итоги я, — и вообще мой отец таким не пользовался. Он был простым крестьянином, а не разбойником.
— Вот это всё в суде и расскажешь, — улыбнулся друг, забрал кастет и спрятал обратно.
— Легко.
— Теперь я покажу тебе отпечаток, сравним его с нашими башмаками.
Спустя несколько минут танцев вокруг ящика с гипсовой формой, мы пришли к выводу, что такой след действительно мог оставить только очень толстый человек, с большими ступнями. По правде говоря, я это не считал каким-то неопровержимым доказательством. Оставить след мог кто угодно. Высказался об этом другу и тот сыпанул на гипсовую форму чуть чёрной сажи. После этого мы отчётливо увидели следы от протекторов. Оскард сказал, что это и есть наш козырь.
Он объяснил мне, что сапожники в нашем и ближайшем городе крайне редко делают одинаковую обувь. А, значит, отпечаток в гипсе вполне можно использовать, как доказательство. Остаётся только надеется, что тот толстый дурень придёт в нужных ботинках. Впрочем, если потребует суд, то ему придётся принести и все остальные.
Разобравшись со всеми уликами, мы обменялись ещё парочкой не шибко важных фраз и улеглись по кроватям. Оскард, но свою скрипучую, а я в другом конце комнаты. Орешек, когда выбирал себе место для ночного бездействия обосновался рядом со мной. Бедняга, ему всё ночь пялиться в потолок. Да, големы никогда не спят, они, как рыбы. Сидят на одном месте, с открытыми глазами. Никогда об этом не задумывался, но было бы здорово научить Орешка спать, особенно если это позволит ему подкапливать энергию.
— Спокойно, Оскард, — шепнул я.
— И тебя чтоб волчок не укусил за бочок, — буркнул он и очень скоро захрапел.
Глава 2
Утром я проснулся. Не открывая глаз, понял, что солнце уже светит в не большое окно у потолка. Щека и часть шеи так приятно нагревались в утренних лучах, сразу как-то хороша стало. Вставать с постели совсем не хотелось, ещё и левая рука начала побаливать, особенно в тем местах, где натёр тот дурацкий протез. Хорошо, что теперь он в груде хлама, там ем самое место. Стало очень жарко, я стянул одеяло пониже.
Валялся в постели и думал ни о чём. В голову шли самые разные мысли. То я представлял, как собрал команду голем, Оскард вооружил их различными чудными механизмами, и мы отправились разграблять золотоносные породы. То, как я нашёл мастера кузнеца и тот сковал для меня магический протез… Образы сменялись и кружились в голове, словно листья, попавшие в ураган.
Затем я подумал о еде. Шоколаде и вине. Мне вспомнилась реакция големов на эти «опиумы». Я всё пытался понять, что же в них может быть такого, что даже каменный гигант, напившись вина, начал дрожать. Чёрт! В подземелье Лока же хренова куча ящиков с вином. Голем их наверняка почувствует, попытается вырваться. Интересно, оковы его удержат?
Сказать честно, я вовсе не горел желанием помогать лично Локу. Его я уважал только, как мужика, любящего своё дело и готово работать чуть ли не круглосуточно. Но его отношения к людям, мягко говоря, бесило меня. Впрочем, немного подумав, я понял, что в случае чего пострадает не только он или его прибыль.
Допустим каменный гигант порвёт цепи, разломает болты, разнесёт замки. После сдадутся толстенные скобы, если, конечно, болты к тому времени уцелеют. Что он будет делать дальше? Кинется к вину, начнёт крушить ящики и опустошать бутылки. Хотя, это ведь голем, может станет жрать вино вместе с бутылками. Не суть важно. Затем, когда энергия переполнит его выше всяких пределов, он начнёт вести себя неадекватно.
Только сейчас я понял, что это очень похоже на одичание. С одним лишь отличием, когда голем становится диким он обычно испытывает нехватку в еде и соответственно «усталость». Каменный гигант, переполненный энергией, наверное, станет крушить всё вокруг, лишь бы дать её избыткам выход наружу. Может быть потом он доберётся до железной двери и протаранит её. Окажется в мастерской, где много мужиков… Затем выбежит на улицу, и чёрт его знает, что будет делать. Побежит в лес? А может в соседний домик, где какая-нибудь семья собралась за столом? Ну уж нет! Я должен предупредить Лока, пока не стало слишком поздно.