С обнаженными мечами, занесенными топорами и секирами колонисты в едином порыве устремились на врага, следя за тем, чтобы не поскользнуться в скользкой от крови и слизи траве. Их необычные союзники поспешно разбегались, давая людям дорогу, тех же кто не успевал это сделать давили солдаты. Деморализованные, напуганные зиггии уже не могли сопротивляться. На тех же кто пытался все таки это сделать набрасывались пауки, муравьи и мыши. Вскоре зиггии из многочисленной армии превратились в огромную, беспорядочную толпу, мечтающую лишь о том, чтобы поскорее скрыться с поля боя. Их догоняли, рубили и резали, снова догоняли и снова резали. Ослепленные кровью и своей неожиданной победой атланты хотели сполна отомстить варварам за недавние минуты, когда они все уже прощались с жизнью, за убитых товарищей и свой страх. Лишь когда бегущие зиггии вбежали в лесную чащу, Алиор приказал прекратить преследование. Он вложил меч в ножны и осмотрел поле боя, заваленное мертвыми телами. Призванные жрецами мелкие гады, выполнив свою задачу, исчезали в траве, зарывались в землю, возвращались в воду. Лишь огромные зеленые мухи кружили над пляжем, да какие-то черные жуки неторопливо вползали на убитых. Алиор усмехнулся: что же, союзники тоже должны воспользоваться плодами победы. Стараясь не смотреть на это, он направился к тому месту где возле воды сидели ломарские жрецы. Калавайм выглядел утомленным, на его лбу блестели крупные капли пота, но в бесцветных глазах плескалось явное торжество.
— Я был неправ, — признал Алиор останавливаясь перед жрецом Тсатхоггуа. — Если бы не ты, мы сейчас все легли костьми на этом пляже. Что ты хочешь взамен?
. — Хочу не я, а мой бог, — слабо усмехнулся жрец. — И поверь мне Алиор он не из тех, кто долго ждет платы за свои услуги.
На корабль возвращались быстро и споро. Нужно было перевязать раненых, похоронить убитых- по древнему обычаю Атлантиды их отдавали морской пучине, а заодно и оценить потери. Алиор был по прежнему мрачен- погибла треть его ветеранов, многие из колонистов также пали под ударами зиггиев. Правда, удалось уцелеть многим из тех, кто в самом начале бежал с поля боя и спрятался в лесной чаще. Когда все закончилось, они вышли и как ни в чем ни бывало, устроились в лодках. Алиор недобро посмотрел на них, но промолчал- сейчас и без того был каждый человек на счету. Из двухсот человек прибывших на триреме, осталось не больше половины. Алиор понимал, что если зиггии все-таки повторят свой набег им остается уповать лишь на милость богов- черных и страшных богов Ломара.
К жрецам сейчас относились с еще большим страхом, чем раньше правда теперь к страху примешивалась немалая доля уважения и даже благодарности. Впрочем, служители Тсатхоггуа сейчас особо и не показывались на глаза, — Калавайм, вернувшись на корабль завалился спать, восстанавливая силы после ритуала. Проснувшись к вечеру и перекусив на скорую руку, жрец без разрешения Алиора отплыл к берегу, взяв с собой несколько жрецов. Всю последующую ночь в лесу виднелись отблески костров, слышались заунывные песнопения и мерные удары бубна. Как пояснили триремарху оставшиеся жрецы — Калавайм «беседует с духами». Алиор поморщился, но возражать ничего не стал, — как никак жрец доказал свою незаменимость. Да и сейчас служители Черного Бога стали главными лекарями на атлантском судне. Они шептали заговоры над ранами, делали какие-то вонючие отвары, компрессы из различных растений. Благодаря их стараниям почти все колонисты пошли на поправку.
Особо старались девять жриц Бога-Жабы, — чуть ли не единственные женщины на триреме. Было, правда, еще несколько осужденных преступниц, — две воровки, одна проститутка и одна рабыня с африканского побережья, из ревности убившая своего мужа. Но все они были настолько уродливы, грязны и стары, что только самые неразборчивые из висельников не брезговали приближаться к ним. Жрицы же Черного Бога, все кроме одной, были молоды, довольно привлекательны и что немаловажно в этих краях- весьма чистоплотны. Когда корабль становился на якорь, жрицы долго плескались в морской воде, ныряя и плавая, не хуже тюленей. Естественно, что глядя на них, чуть ли не вся команда истекала слюной от вожделения. Да и сам Алиор, с большим интересом рассматривал точеные фигурки ломарок, отнюдь не страдавших избытком скромности. Но даже самые отпетые из каторжников не рисковали приближаться к этим симпатичным девушкам. Особенно, после того как один из ссыльных, — наполовину негр, наполовину атлант, грубая и наглая скотина, отпустил в адрес одной из жриц какую-то похабную шутку. Та в ответ лишь мило улыбнулась, а на утро каторжника нашли мертвым, с лицом, перекошенным от ужаса и вывалившимся языком, ухватившим себя руками за горло. С тех весь экипаж триремы стал относиться к девушкам с подчеркнутым уважением, стараясь даже не смотреть лишний раз в их сторону. Еще больший страх вызывала старшая жрица Гильтине, — немолодая женщина в черном одеянии, правая рука Калавайма. Впрочем, сейчас она находилась на берегу, заклиная духов.
Утром с берега вновь отчалила лодка, с жрецами. Поднявшись на борт триремы, Калавайм сразу же отправился к Алиору.
— Ну и что сказали твои духи? — не очень приветливо буркнул атлант. Ему все еще не давала покоя мысль, что надеяться приходиться не на мечи атлантов, а на заклятия чужеземных колдунов.
— К сожалению, мало хорошего, — спокойно ответил ломарец. — Зиггии собираются устраивать новый набег, — и гораздо большими силами. Вчера на нас напал только передовой отряд одного племени. После же этого поражения, на пришельцев поднимутся все племена северного берега.
— И когда это произойдет? — угрюмо спросил Алиор.
— Дня через два, а может чуть позже. Им требуется время, чтобы собрать все силы в единый кулак.
— Может нам лучше поискать другое место для колонии? — произнес Алиор.
— На этом берегу безопасных мест уже нет, — ответил ломарец. — К тому же, это скорей всего будет атака не с суши, а с моря. Далеко мы все равно не уйдем.
— А ты не можешь повторить свой фокус с лягушками? — с надеждой спросил Алиор.
— Может не получиться, — подумав, сказал Калавайм. — Тогда они не ожидали, что здесь будут колдуны, поэтому нам и удалось их так подловить. Теперь, я думаю, все будет иначе- духи говорят, что они собирают всех своих шаманов.
— Неужели заклинания каких-то безумных колдунов, с перьями в волосах и трещотками из птичьих костей, могут превозмочь магов самого Ломара? — язвительно произнес Алиор. — Или Боги Тьмы боятся племенных идолов зиггиев?
— Нас слишком мало, а шаманов будет, чуть ли не сотни, — резко ответил Каалавайм. — К тому же это их земля и они лучше знают как повелевать местными духами лесов, ручьев и гор.
— Так значит у нас и вовсе нет никакой надежды? — медленно сказал Алиор. — Хоть так, хоть этак — все равно мы найдем здесь свою смерть?
— Ну почему же, триремарх- снисходительно ответил верховный жрец. — Вы же не думаете, что натравливать лягушек и пауков на невежественных дикарей — все, что умеют жрецы Тсатхоггуа? Как я уже говорил нам ведомы такие тайны, какие даже такой храбрый человек как вы не мог бы узнать, не сойдя с ума. И нам есть чем ответить и на это нападение. Ответить, не потеряв при этом не единого солдата.
— Это уже мне больше нравится, — ответил повеселевший Алиор. — Клянусь Маалоком, Калавайм! Похоже, губернатор просчитался, отправляя тебя сюда. Тебе может что-нибудь нужно?
— Только одно, триремарх- недобро улыбнулся ломарец. — Жертва.
Алиор расхохотался и хлопнул Калавайма по плечу.
— Вот уж о чем можешь не беспокоиться, жрец! Думаю, твой бог будет доволен, когда узнает, какой подарок я ему приготовил.
* * *
К северо-западу от бухты в которой бросила якорь трирема атлантов в море вдавался длинный болотистый мыс. Его окружало своеобразное созвездие небольших островков и отмелей, разделенных многочисленными протоками и ручьями. На мысу и самых больших островах произрастали высокие разлапистые ивы с причудливо деформированными стволами. Ползучие лианы прочно оплетали и без того сросшиеся меж собой верхушки деревьев, почти не пропускающих солнечный свет в запутанный лабиринт естественных каналов. То тут то там из вязкой болотной грязи выпирали, поросшие мхом извивающиеся корни, похожие на гигантских червей или змей. Впрочем, были здесь и настоящие змеи, — непохожие ни на гадюк, ни на ужей, коричневые твари толщиной чуть ли не в человеческую руку, то и дело падали в воду с свисающих веток. В густых зарослях и в кронах деревьев, беспрестанно раздавался стрекот, шорохи, мелькали силуэты каких-то непонятных существ.
В самом центре этого топкого и мрачного мирка, раскинулась большая лагуна, почти идеально круглой формы, со всех сторон окруженная могучими деревьями. Сейчас в него по одной по извилистой протоке одна за другой вплыли три лодки атлантов. В первой из них, ведомой двумя гребцами, стояли Алиор и верховный жрец Калавайм. Как ломарец нашел это гнилое место, триремарх мог только догадываться, но подозревал, что здесь не обошлось без подсказки Черного Тсатхоггуа. И в самом деле, глядя, как спускаются длинные ветки ив, похожие на волосы уродливых великанш, слыша оглушительное кваканье огромных лягушек и вдыхая удушливые болотные испарения, Алиор не мог не признать, что мало какое место могло быть столь подходящим для вознесения молитвы Богам Хаоса.
Во второй лодке сидело пять беловолосых жрецов и все шесть жриц Тсатхоггуа, в черных одеяниях. В третьей же лодке гребли десять солдат- атлантов. Им было явно не по себе- ветераны Алиора нервно оглядывались по сторонам и пугливо перешептывались между собой. Но куда как хуже чувствовали себя пять висельников, связанных по рукам и ногам и лежащих на дне лодки. Такие же пленники были и лодке служителей Бога-Жабы. Алиор сдержал обещание данное им Калавайму- в жертву ломарскому божеству будут принесены каторжники бежавшие сразу же после нападения зиггиев. Они искупят свой позор кровью, — так объявил триремарх остальным колонистам и среди них не нашлось ни единого, кто бы вступился за своих недавних товарищей.
На северном берегу темного водоема возвышался огромный гранитный валун, наполовину ушедший в землю. Именно к нему причалили лодки. Трое жрецов и несколько солдат тут же разбрелись по берегу, разыскивая хворост для костров, которые, как объяснил Алиору Калавайм понадобиться зажечь в ходе ритуала. Либо в этом болотистом и сыром месте оказалось каким-то чудом оказалось много сухих дров, либо опять не обошлось без колдовства, но уже через некоторое время по всей окружности лагуны вспыхнули девять костров, горящих неестественным темно-зеленым пламенем. Длинные языки колдовского огня извивались, словно змеи и уродливые тени заплясали на черной поверхности воды. Самый большой и сильный костер горел у подножия гигантского монолита.
Между тем солдаты тоже приступили к подготовке мрачного ритуала, — чуть ли не самой жестокой его части. Под руководством седой жрицы Гильтине, они вытаскивали на берег связанных пленников, разрезали веревки, стягивающие им ноги, грубыми пинками и уколами копий заставляя их идти к огромным деревьям. Здесь, следуя указаниям жрицы атланты подводили пленников к дереву, после чего на шеи каторжников набрасывалась скользящая петля ремня из сыромятной кожи. Свободный конец перебрасывался через какую-нибудь толстую ветку и пропускался вниз. Несмотря на очевидность своей дальнейшей судьбы, каторжники покорно позволяли делать с собой все, даже не пытаясь сопротивляться. Причиной тому был гипнотический взгляд Гильтине, — её глаза пылали таким же зеленым пламенем, как и разожженные жрецами костры. Любой взглянувший в эти колдовские очи становился безвольным и бессильным, словно кролик перед взглядом удава.
Когда все приготовления были закончены все жрицы и жрецы Тсатхоггуа встали полукругом у огромного монолита. Отблески зеленого пламени делал их похожими на утопленников. Перед самим костром уселась одна из молодых жриц, — Алиор припомнил, что остальные называли её Сальме. Её одежда отличалась от других- на ней был голубой плащ, одетый прямо на голое тело, голову скрывал капюшон из шкуры черного ягненка, в руке у неё был стальной жезл. Его верхушку увенчивал набалдашник в виде раздувшейся жабы, обхватившей лапами человеческий череп. Светло-серые глаза жрицы были подведены черными тенями, стройную шею украшало ожерелье из черепов крыс и змей, на пальцах красовались перстни из черной меди, покрытые угловатыми рунами. Рядом с Сальме, в длинном черном балахоне встал Калавайм. В правой руке он держал большой бубен, на который, как знал Алиор, была натянута кожа одного из зиггиев. Длинные светлые волосы Калавайма были распущены по плечам, так же как и остальных жрецов, в то время как у всех жриц, кроме Гильтине, волосы были острижены коротко, едва прикрывая уши. Алиор краем уха слышал об этом условии ритуала, — показное стирание различий между мужчиной и женщиной облегчало доступ в мир энергиям Хаоса.
Калавайм ударил в бубен и повинуясь этим ударам служители Бога — Жабы начали водить хоровод вокруг огромного костра и сидящей перед ним девушки. Верховный жрец выбивал какой-то непонятный ритм, повинуясь которому Гильтине затянула какую-то заунывную песню, тут же подхваченную остальными. От звуков мрачного гимна Богов Тьмы, даже у бесстрашного Алиора по спине бежали крупные мурашки. Хотя триремарх почти не знал ломарского языка, он почему-то понимал общий смысл мрачного песнопения. В нем говорилось о Великих Древних, что таятся в затонувших городах и в глубоких порах в земной коре, о царстве безграничного Хаоса, который ворвется в сотворенный мир, погасив Солнце и звезды. Этот древний призыв к силам Тьмы был старше Атлантиды и Гипербореи, старше самого человечества — его распевали еще в те далекие времена, когда мохнатые предки человека скакали с ветки на ветку в мезозойских лесах, а на Земле сшибались в яростных схватках ужасные империи змеелюдей, разумных амфибий и гигантских насекомых.
В ветвях деревьев зашумел сильный ветер, в котором многим солдатам послышался отзвук потустороннего издевательского смеха. Почти в унисон древнему гимну вторили многочисленные лягушки и козодои, отозвавшиеся ото всех уголков болота. Черный омут подернулся крупной рябью, по нему расходились большие круги, из воды выпрыгивали причудливые рыбы, какие, насколько знал Алиор, никогда не водились в здешних водах. Появлялись и другие еще более непонятные твари. Алиор едва удержался от крика, когда ему на колено прыгнуло омерзительное существо, — стеклянисто- прозрачное, с огромными выпуклыми глазами, это отродье напоминало помесь паука и креветки, только размером с большую крысу. Содрогнувшись от отвращения, атлант брезгливо сбросил тварь, карабкающуюся вверх по его ноге, обратно в воду.
Между тем ломарский ритуал приближался к своей кульминации. Песнопение прекратилось, — теперь жрицы Черного Бога один за другим старательно произносили одно слово или звук. Алиор вспомнил, что в магии ломарцев много внимания уделяли руническим песнопениям и что руны, произнесенные в определенной последовательности, приводили в движение настолько ужасные силы, что о них не могли даже помыслить смертные. При этом жрицы Бога-Жабы извивались, словно змеи в причудливом и развратном танце, который спустя тысячелетия будут исполнять вакханки в своих самых жестоких и извращенных обрядах. Жрецы же произносили имя которое даже триремарх, несмотря на все свое невежество в ломарском языке мог определить как — «Тсатхоггуа». Все это сопровождалось размеренными ударами бубна Калавайма.
Но центральная роль в мрачном обряде все-таки принадлежала Сальме. Чем дольше выводили свои рулады жрицы, тем более непроницаемым и отсутствующим становилось выражение её лица. И без того бледное, сейчас из него вовсе исчезли все краски, даже алые губы стали пепельно-серыми и все время подрагивали. Глаза жрицы закатились, пальцы то сжимались, то разжимались словно хватая что — то, из приоткрытого рта стекала струйка слюны. И чем громче пели свои заклинания ломарцы, тем беспокойней вела себя их жрица.
Алиору нравилось это все меньше и меньше. Он бросил быстрый взгляд на черную воду- из неё уже перестали выпрыгивать всякие твари, черная гладь стала ровной как зеркало. Смолкли все шорохи и крики в окрестных зарослях, притихли лягушки, даже ветер перестал шуметь в вершинах деревьев. Вся природа замерла, трепеща от ужаса, и Алиор трепетал вместе с ней, в ожидании чего-то страшного.
Удары бубна вдруг резко прекратились и одновременно с ним смолкли и чудовищные песнопения. Вперед к воде шагнул Калавайм и резко развернулся в сторону вошедшей в транс девушки.