— Идем на веранду, — появился в гостиной Дар в легких брюках, закатанных до колена и расстегнутой белой рубашке.
— Там жарко, — робко глянула на него Саша.
— Еще не очень. Идем-идем.
Действительно, на веранде под навесом было хорошо, теплый ветер обдувал двоих, что сидели в круглых ротанговых креслах. До ушей доносилось журчание водопада в конце бассейна. Сад наполнился самыми разными звуками насекомых, пением птиц.
— Что дальше? — девушка прислонила чашку к губам.
— В смысле? — отвлекся от размышлений Дар.
— Ну, мы же здесь, чтобы ты написал свою серию картин. Или нет?
— Да, только из-за этого, — изобразил категоричность.
— И? Какой график работы?
— Что ж… я планирую писать по картине в два дня. Сегодня уже начнем. После работы, — усмехнулся художник, — будем всячески отдыхать.
— Всячески, это как?
— Сойкина, тебе график составить? Когда подъем, когда прогулки со сном? Расслабься уже. Можем на море пойти, можем весь день плевать в потолок, лежа на диване. Вариантов масса. А на завтра я запланировал поездку в мир людей. Окунешься в местный колорит. И, спасибо за омлет. Даже без скорлупок.
— Да, пожалуйста.
Глава 12
Да уж… Индия, несомненно, страна контрастов. Как же различается жизнь в турзоне и вне ее. Там чистота, тишина, приятные ароматы цветов и моря, а здесь…
Пока ехали в столицу, Саша увидела настоящую жизнь… Горы мусора, запах, от которого к горлу подступала тошнота, жуткий вид людей — грязных, в рваной одежде… везде облезлые животные. Еще в школе рассказывал учитель истории, что, несмотря на значимость тех же коров в Индии, бродят эти несчастные существа как неприкаянные, питаются из помоек, потом где-нибудь так и умирают от истощения.
В Панаджи было чуть лучше. Все-таки город переполнен туристами, а значит, надо держать марку.
— Ты чего без настроения? — Дар взял ее за руку, снова.
Всю дорогу в машине держал за руку, сейчас опять. Он не спрашивал, можно, нельзя… просто брал и все. А Саша в какой-то момент перестала отбирать руку, с ним порою бесполезно спорить. К тому же вчера Дар рисовал ее, подумать только, в нижнем белье! Точнее, в трусиках. Ну, это прямо-таки прорыв… И что самое интересное, картина получилась не такой натуралистичной, как предыдущие, хотя может по причине того, что полотно просто еще не дописано до конца.
— Насмотрелась всех этих ужасов… до сих пор не по себе.
Они шли по узенькой улочке в направлении базара. Там толпился народ, как туристы, так и местные. И продавалось на базаре все! От еды до меховых шуб.
— Индия она разная. Богатым здесь хорошо, а бедным… бедным быть везде плохо.
— И все-таки. Такого я еще никогда не видела.
— Все, отставить хандру. Пойдем, — потянул ее к лавке со сладостями. — Поднимем настроение.
— Я не очень люблю сладкое.
— Нет? — изобразил шок. Глаза вытаращил, рукой прикрыл рот. — Как так? Ты с какой планеты, Сойкина?
— В отличие от тебя, с Земли. Просто мне ближе фрукты, — и глянула на лоток с папайей, аж чуть слюной не захлебнулась. Посадил бы ее кто в серединку лотка и через пару часов тот бы опустел.
— Ок, будет тебе папайя, — понял ее желания. — Но прежде сладости. Просто ты еще таких не пробовала.
— Смотри, наем бока, останешься без натурщицы.
— Что ж поделать, буду рисовать шарпея с морским слоном.
Двое подошли к лавке. Здесь было столько всего, глаза разбегались от разнообразия. И митхай разных видов, как пояснил Дар, это лакомства из слоеного теста, и халва на любой вкус и цвет, и бурфи а-ля помадка, и много чего еще. Притом все из натуральных ингредиентов. Ну, как не попробовать?
— Открой рот, — Дар взял кусочек халвы и поднес к губам Саши.
А она замотала головой.
— Извини, но с рук я не ем.
— Могу по-птичьи, — так и не отступал.
— Не боишься вообще без языка остаться?
— Н-да, против такого возразить нечего. Язык мне нужен.
— И, кажется, догадываюсь для чего, — хмыкнула Саня.
— И, вот да… Никто еще не жаловался, — сам съел кусок халвы. — Но ты не расслабляйся, я еще не раз предприму попытку покормить тебя.
— Рискни здоровьем, — и улыбнулась, хотя тут же отвела взгляд от его самодовольной физиономии.
Получилось, что возвращались на виллу с тремя огромными пакетами. В одном лежало несколько крупных папай, а в других сладости, пряности, овощи, хлеб и еще по мелочи. Из-за жары с обоих успело сойти сто потов, посему мечтали поскорее попасть в душ, а после отдохнуть. Единственно, Сашу смущал тот факт, что Дар постоянно был рядом. Он каждый раз вероломно врывался в ее личное пространство. Да, без грубости, но тем не менее.
В доме художник первым делом пошел и поставил пакеты на столешницу острова.
— Надо разобрать, — бросил, не глядя на Сашу, которая сидела на подлокотнике дивана и растирала ногу, натертую новыми балетками.
— Приму душ и разберу.
— Нет, надо сейчас.
Вот же… вот он… проклятый педантизм.
— Извини, но я сначала в душ. За десять минут с продуктами ничего не случится.
И пошла в ванну. Нет уж! Под его дудку плясать в таких бытовых мелочах?! Еще чего!
А когда вернулась, даже глаза потерла. Во всю длину острова были выложены покупки по возрастанию и наименованию. Фрукты отдельно и каждый фрукт занял свое место рядом с собратом в зависимости от размера, с остальными продуктами такая же картина. Дар же сидел на диване и читал журнал.
— Это что вообще? — Саша встала у стола. — Ну, ты и псих.
Вдруг он вскочил со своего места, обдал ее ледяным взглядом, в следующий миг швырнул журнал куда подальше и ушел на улицу.
— Дабл псих, — прошептала девушка, но почему-то стало неловко. Надо было все-таки промолчать.
Пока раскладывала все по полкам холодильника, никак не могла успокоиться. И почему ее вообще беспокоит, обидела она этого гада или нет? Это ее мама привыкла потакать отцу во всех его ненормальных прихотях, поэтому и превратилась в безмолвную служанку. Таким, как отец, как Дар… им только дай волю, тут же на шею сядут, и начнут убивать в тебе личность, убивать индивидуальность, насаждая свои правила с законами.
Размышляя обо всем этом, не заметила, как приготовила обед. Сварила обычный куриный суп с картошкой и вермишелью. С индийской кухней все равно не знакома, а желудок устал от сухомятки. Мысли же так и не отпускали. Дар козел, конечно. Но даже козлам надо есть.
В итоге, ругая себя за излишнюю мягкотелость, пошла, искать причину всех своих бед. На территории виллы причины не оказалось. И Саша поплелась к морю. Вышла на берег. Вот и Дар… Плещется в волнах. Что дальше? Подойти, спросить, не желает ли его Величество пожрать-с?
— Сойкина?! — а звать не пришлось, Дар сам помахал рукой. — Иди сюда!
Саша сняла балетки и пошлепала по влажному песку. И встала так, чтобы волны еле-еле касались ног.
— Я приготовила суп. Если хочешь, можешь… — но не успела договорить, как Дар взял ее за руку и потащил за собой. Уже через мгновение она стояла по грудь в воде. — Ну, блин…. — пискнула Саня, — теперь снова идти в душ!
— Что ты там приготовила? — привлек ее к себе.
И что? Уже не обижается? Сошла спесь?
— Суп, — посмотрела ему в глаза. Нет, все-таки там еще сидит обида.
— Я бы хотел попросить тебя кое о чем, — положил руки на талию.
— О чем же? — словно онемела.
— Не называть меня психом. То, что ты видела, это не психоз. Это ананкастное расстройство, которое проявляется в навязчивых идеях, ритуалах если угодно. И, по сути, мои ритуалы вполне безобидны.
— Хорошо, — Саша вдруг покраснела.
В его глазах поселилась грусть. Откуда? У человека с такими деньгами, таким самомнением и презрением ко всему живому. Будто он сейчас не объяснял, а оправдывался, а параллельно извинялся.
После обеда они еще поработали. Саша два часа сидела с задумчивым видом. Уже не смущалась голой груди, двусмысленной позы.
— Ты там где витаешь? — выглянул Дар из-за холста.
— Домой хочу, — произнесла на выдохе, — хочу вернуться к прежней жизни, хозяйкой которой была я и только я.
— Так, вернешься… в чем проблема? А еще станешь знаменитой брейкершей Сойкиной, будешь кататься по всем городам и весям с концертами в составе крутейшего танцевального коллектива.
— И к чему вся эта ирония?
— Никакой иронии, детка. Я в людях очень ценю трудолюбие, настойчивость, целеустремленность. В тебе этого с лихвой. Поэтому снимаю шляпу.
— Снимаешь шляпу и одновременно гадишь на порог. Как интересно.
— Соечка, ну вот такой я обосран в шляпе. Что ж теперь… Смирись.
А перед сном Саша переписывалась с Пашей. И снова врала, врала, врала, от чего потом долго не могла заснуть.
И побежало время…
Каждый день до обеда по два-три часа они проводили в мастерской, Дар активно писал картины. Иногда Саша с ним спорила до позеленения, когда художник требовал от нее нечто совсем уж непристойное. Иногда просто бросала в него чем-нибудь тяжелым и уходила. Но в целом работа продвигалась…
А после мастерской наступало время отдыха. Дар постоянно старался быть поблизости, даже взял за правило варить для Саши кофе по вечерам. Эта привычка переросла в новый ритуал, который был одним из самых приятных для художника, ведь она не отказывалась от кофе. К тому же пересмотрела свое отношение к его комплексу навязчивых идей, теперь не акцентировала на этом внимание, но и не шла на поводу, когда подобные заскоки шли вразрез с ее желаниями.
Сегодня они снова выехали в Панаджи, чтобы посетить городской пляж, где для туристов местные аниматоры решили устроить фестиваль красок навроде праздника Холи. Там же развернули небольшую сцену с диджейским пультом.
— Детка, ты опять зажалась. Что с тобой не так? — по дороге к пляжу Дар выпил банку какого-то местного пива, от чего глаза его приобрели нездоровый блеск.
— Не люблю пьяных…
— А кто пьяный? — нарочито замотал головой.
— Хватит ломать комедию. Ты пьяный, ты.
— Н-да? Так, сейчас искупаемся, и я стану снова трезвый. Вот увидишь.
— Дар, — Саше уже не хотелось никуда идти, — может, обратно?
— Сойкина, ты невероятная зануда. Где твой задор? Там музыка будет, сможешь показать всем класс.
На пляже собралась тьма народа. В основном молодежь. Музыка гремела так, что забивала все остальные звуки, прожекторы били мощными лучами света в сумеречное небо. И конечно же краска… Все были перепачканы краской. То там, то здесь в воздух взмывала очередная порция сухого красящего порошка. И вся эта дикая дивизия, а иначе Саша не восприняла беснующуюся толпу, была под градусом алкоголя, а может и таблеток каких.
Дар действительно пошел в воду, а вот Саня осталась дожидаться на берегу. У нее тоже была своего рода привычка — не пить на масштабных мероприятиях, максимум вино или ликер дома или в кругу близких друзей, где все друг друга знают и уважают. Когда он вывалился на берег как раненый дельфин, девушка поняла, что в банке было что-то посерьезнее пива.
— Саша, — подполз к ней Дар и улегся головой на колени. — Ты была права, я в стельку.
— И когда только успел?
— Не знаю. Дома всего чуть-чуть виски выпил.
— Ах, вот оно в чем дело.
Волны накатывали, оставляя пену на ногах. В стороне от двоих сходила с ума молодежь под индийский транс.
— Сойкина? — приоткрыл один глаз. — Давай поговорим по душам…
— С какой бы радости? — она смотрела на море, на черное-черное море, пыталась слушать звуки прибоя, а не музыку.
— Потому что я этого давно хочу.
— Дар, ты задолбал уже своим «хочу». Мне тебе нечего сказать. Могут только повторить, что ты человек-говно.
— А чего это? Что я тебе такого сделал?
— Ты издеваешься? — посмотрела-таки на него. Мокрый, на роже песок, глаза осоловелые, волосы синие от краски.
— Я, правда, не понимаю, — ухмыльнулся, затем потянулся к ней и коснулся рукой лица.
— Блин, — Саше так противно стало, что она сейчас же спихнула его с себя. — Пошел ты.
Но тот снова подполз, правда, лег просто рядом.
— Сойкина, ты ко мне несправедлива. Я твое все, — уже еле выговаривал.
Да что он принял такое?
— Ты моя боль, — пробормотала, глядя на воду. — Ты мой страшный сон. Ты насильник, Дар…
На это он аж очнулся от дремы:
— Я кого-то изнасиловал?
— Меня, дебил, — прошептала со слезами на глазах.
— Когда? — перевернулся на живот и лег головой себе на руки.
— Тогда. В день твоего рождения…
— А-а-а-а… да-а-а-а… круто было, — и улыбнулся. — Ты такая красивая получилась.
А Саша не в силах больше сдерживаться заплакала. Какая же он тварь…
— Красивая, говоришь?
— Да. Очень. Я теперь бережно храню её.
— Ты чего несешь?
— В тот вечер, детка, я нарисовал тебя.
— Ты поимел меня, подонок, — и пихнула его ногой в бок.
— Эй, больно же… я не имел. Я рисовал… и чуть-чуть потрогал, — хихикнул, а получилось, что хрюкнул.
— Что? — тотчас уставилась на него. — Что ты сказал? — принялась трясти его за плечо.
— М-м? — кое-как разлепил глаза. — Что чего я?
И вырубился.
— Урод, — процедила сквозь зубы, но его слова засели в мозгу. Что значит, рисовал? Что значит, чуть-чуть потрогал?
Так и провели всю ночь на пляже. Дар пробыл в отключке до самого утра, а Саша была вынуждена караулить рюкзак с вещами. Этой ночью на пляже было много таких же «спящих». С первыми лучами Саня решила искупаться, ибо глаза слипались, а еще будить этого гамадрила, ехать на виллу и устраивать с художничком очную ставку. Ей важнее всего сейчас было понять, правду он сказал или это все лишь пьяный бред.
Саша засунула под его голову рюкзак, сама же быстро стянула с себя шорты с майкой, благо, купальник был на ней, и пошла в воду. Море теплое, не успело остыть с ночи, и волн почти нет, полнейший штиль. Солнце окрасило водяную гладь в рыжий цвет, небо местами краснело, местами синело. Некоторые туристы тоже проснулись и поплелись в воду.
Плавала долго, то кролем, то брасом, то лежала на волнах, надо было растормошить организм, да и мысли успокоить. Когда выбралась на берег, еще какое-то время лежала на песке, отдыхала. А с пробуждением большей части разноцветных пьянчуг, пошла, будить и Дара.
— Вставай! — отжала ему на лицо мокрую футболку, которую он вчера снял с себя.
— Какого? — заворочался. — Хорош.
— Ладно, — сбегала к воде, прополоскала там еще раз футболку и повторила соленый душ. — Вставай, алкаш несчастный! Я домой хочу! Есть, в душ, в туалет, блин! Из-за тебя, урода всю ночь просидела тут!
— Все, все, все… встаю, — попытался подняться, но вышло только со второго раза, — разоралась тут.
Выглядел он разве что чуть лучше бомжа у метро. Глаза опухшие, красные, на лице, волосах, теле — везде песок. И это знаменитый богатейший художник России? Чем он сейчас отличается от синяков, что валялись в метрах трех от них? Да, ничем.
Домой отправились спустя полчаса. Дар же напялил солнечные очки, и всю дорогу в такси изображал бодрого, но спящего. На вилле Саша тут же побежала в душ, увы, но и ей досталось — майка теперь была сине-буро-зеленая, на коже красовались отпечатки, как выяснилось, чьих-то рук.
Когда спустилась вниз, обнаружила полуголого художника на диване, понятное дело, спящего. На нем были только трусы. Пришлось отложить очную ставку до того момента, как Дар снова научится говорить и ходить прямо. И за время его коматозного состояния, Саша приготовила завтрак, поела, потренировалась в мастерской и снова спустилась вниз, чтобы проверить состояние горе-художника. Каково же было удивление, когда нашла его, сидящим на острове, в солнечных очках и поедающим прямо из сковороды омлет.
— Здрасте, — бросила Саша.
— Угу, — кивнул тот.
— Дар?
— У?
— Нам надо серьезно поговорить.
— Угу.
— Ты издеваешься? — подошла ближе.
— У-у… — затем снял очки и тут же скривился от яркого света. — Прости, детка. Но мне сейчас очень, очень, очень хреново.