1.- текст песни Queen "somebody to love"
Глава 9. Настя
День рождения Виктора мы празднуем в самом ужасном месте, которое только можно придумать. Караоке-бар — это кошмар для меня, я не умею петь, я не хочу петь, и я не буду петь, даже если мне приставят нож к горлу.
На мне легкое платье с юбкой-солнце выше колен, я постоянно одергиваю подол, потому что мне кажется, что любое дуновение сквозняка и юбки на мне нет. Как я сюда дошла — это отдельная история. Я прижимала ее к бедрам, сорвала кучу комплиментов от рабочих, что чинили прорвавшиеся трубы. Сестра божилась, будто мне невероятно идет этот фасон, а я клятвенно поклялась ей, что к Семёну не подойду на расстояние пушечного выстрела.
Иногда мы болтаем на съемках, бывает сидим за одним столом, но я стараюсь уходить от скользких и недвусмысленных разговоров, все-таки у него серьезные, долгосрочные отношения. Не думаю, что Семен хотел бы повторения, а я стараюсь не вспоминать об этом.
И когда немного выпив, Семен и Виктор оккупируют микрофон, я не в силах успокоить бешенное сердцебиение. Слышу, как он поет, улыбаясь при этом, и не могу себя заставить смотреть на сцену. Он слишком милый, непомерно красивый, чересчур очаровательный и до потери пульса сексуальный. И нет у него никакой звездной болезни, и самое главное, он не глупый, каким я хотела его видеть.
Когда из уст Семена звучит: «Ты никогда не узнаешь, я никогда не покажу, что я чувствую, что мне нужно от тебя, нет…»
Я сползаю со стула и бреду на улицу. Стою без верхней одежды, потирая синюю кожу. Надеюсь, что это выветрит дурь из моей глупой головы, ведь я все-таки погрязла во всем этом, прониклась, хотя не должна была.
Да и это не главное. Просто он Катин, а я ничья.
Оборачиваюсь, вижу его сквозь огромные окна заведения на сцене караоке-бара, смотрю на улыбку и хочу удавиться. Я никогда в жизни никому не завидовала, а Кате завидую. Завидую, что она может прикоснуться к нему в любой момент, поцеловать в губы… Да, я мечтаю об этом. Я спала с ним, но не целовалась. Этого он со мной не захотел. Чувствую себя ужасно жалкой. Возвращаясь к столу, беру бокал розового шампанского.
Я так и не начала писать, скоро издательство разорвет со мной контракт, и я останусь одинокой безработной писательницей, у которой даже елки нет. Не хочу елку, особенно после того, как она нарядила ее для своего щеночка. У меня была серая, однообразная жизнь, а теперь моя жизнь — это полное дерьмо. Я становлюсь несчастной занудой.
Правда алкоголь расслабляет, будоража мою кровь. Когда меня приглашают на медленный танец, я на какое-то время забываю о страданиях. Сменяя партнеров, слушаю комплементы и глупые истории, изображаю смех.
Пока случайно не натыкаюсь на его пристальный, внимательный взгляд. Он смотрит на меня поверх своего бокала, не могу стерпеть этой пытки, отворачиваюсь. К черту его, не нужно мне все это, не хочу его знать. Но руки мужчин, что обнимают меня за талию и держат пальцы в своих ладонях, никак на меня не действуют, не волнуют, так сильно, как один случайно брошенный взгляд.
Он не приглашает меня. Это и понятно, на танец зовут, чтобы пообщаться, выразить восхищение. Впрочем, он не танцует с другими женщинами, несколько раз его приглашают девушки, но он не соглашается. А вот я никому не отказываю, плевать, надоела мне эта сомнительная история без конца и начала.
Парень из незнакомой компании, пришедшей сюда совсем по другому поводу, мне даже кажется милым. У него очень черные глаза и темные волосы, говорит, что не женат, вернее был женат, но с первой супругой у него не сложилось. Он хорошо сложен. Его руки довольно сильные, когда он сжимает мою талию, я смеюсь. Взгляд непроизвольно скользит по залу, возвращаясь в то место, где только что стоял Семен, но его там больше нет.
Песня заканчивается, я вырываюсь из цепких объятий брюнета по имени Максим, обещаю, что вернусь. Честно говоря, в туалет мне не нужно, но я слишком запуталась в своих эмоциях. В зеркале уборной я вижу совершенно другую женщину. Эти несколько недель изменили меня. Я выгляжу иначе: красивее, сексуальнее и свободнее от собственных комплексов. Этот новый год я запомню надолго. В коридоре темно, колонны большого диаметра расставлены густо, составляя своеобразный лабиринт, здесь легко заблудиться. Источник света — открытая дверь в зал, но даже там сейчас горит лишь новогодняя елка и фонарики вокруг сцены.
Но дойти до зала я не успеваю.
— Что мне делать с тобой, Настасья? — я закрываю глаза, невольно откидываясь на твердую грудь.
Его рука ложится мне на живот, с силой прижимая к себе. По телу пробегает толпа мурашек, когда Семен наклоняется к моему уху. Я хочу избавиться от этого, желаю, чтобы мне стало все равно, но ноги подкашиваются, лишь от звука его голоса.
Он с силой тянет меня за колонну, туда, где нас никто не увидит. Разворачивает лицом, заставляя посмотреть себе в глаза. Нужно сопротивляться, я хочу оттолкнуть его, но не могу. Душа делает сальто с переворотом, когда он долго смотрит на мои губы. Господи, ну пожалуйста, пусть он меня поцелует. За прикосновение его губ, я бы отдала что угодно. От этого бесстыжего желания я теряю связь с реальностью.
Во мне столько чувств, что меня бросает то в жар, то в холод. Но Семён наклоняется к моей груди, кусая через ткань платья затвердевший сосок. Его сильные руки заползают мне под юбку. Верх платья полностью закрыт, у него нет доступа к моей голой груди, для этого нужно снять одежду, но даже то, как он целует через материю, сводит меня с ума. Я как будто знала, надела тонкий лифчик, состоящий из невесомых лоскутков ткани без какого-либо уплотнителя или поролона, и теперь чувствую его губы.
— Давай не будем, — пытаюсь образумить.
— Давай, — шепчет Семён, но не останавливается, находя мою вторую грудь, запуская пальцы в трусики.
— Это плохо, — перебираю его волосы.
Настырная ласка рукой возбуждает, заставляя хотеть его еще больше. Моя женская сущность предательски реагирует, бесстыже увлажняя, смазывая его пальцы. Кожу царапает широкий ремешок часов. Подол платья мнется, скручиваясь на поясе.
Семен, улыбаясь, скользит внутрь, ритмично и требовательно насаживая меня на свою руку. Это сказочно, вкусно и немыслимо. Я вижу красивые блестящие глаза полные желания, чувствую бессовестные, наглые движения и не выдерживаю, взрываюсь бурным оргазмом, вскрикивая от наслаждения. Сжимаю бедрами его сильную руку, ощущая блаженство, пытаясь продлить приятную пульсацию внутри. И слава богу, что музыка орет так громко.
Семён поднимает на меня глаза, улыбаясь:
— Ты просто чудо.
Я не понимаю, что я такого сделала. Это ведь он доставил мне удовольствие, пытаюсь прийти в себя, но слышу шелест разрывающейся упаковки презерватива.
— Нехорошо, неправильно, мы не должны, — выдавливаю из себя.
— Я знаю, — с какой-то непонятной грустью, вперемешку с необузданным желанием, говорит Семён, раздвигая мои бедра и толкаясь внутрь.
Он сильный, с легкостью прижимает меня к стене, удерживая на весу, проникая глубоко и резко, совсем как в моем романе. Он читал мою книжку, ему известно, что это моя сексуальная фантазия. И он изящно исполняет ее. От бегающих по телу мурашек и неземного удовольствия на глазах выступают слезы. Его тугие, плавные и в тоже время мощные движения внутри заводят меня по новой, как будто не было оргазма минуту назад. Чтобы не упасть, цепляюсь за широкие плечи.
Прости меня, Катя. Прости меня, сестра. Знаю, что сгорю за это в аду, я тварь и нет мне пощады, но мое сердце кулаком стучит в груди, вырываясь наружу.
Это еще хуже, чем в первый раз, тогда у меня была надежда спастись, теперь ее нет. Его дыхание на моей шее и сильные руки повсюду. Никогда не испытывала ничего подобного. Я правда хочу, чтобы мне стало все равно, но мое тело реагирует на него с такой силой, что я не справляюсь с собой и снова вскрикиваю, мякну, прекращая поддаваться движениям. Чувствую его бурное удовольствие, слышу глухой стон у самого уха. Мне невыносимо нравится то, что мы делаем, боюсь умереть от этого наслаждения, сладкой болью бьющегося внутри.
Чтобы я не упала на своих высоких каблуках, Семен аккуратно ставит меня на пол. Я не подымаю на него глаз, потому что теперь виновата я и только я. Не оттолкнула, позволила ему, знала, что он чужой и все равно попыталась урвать кусок собственного счастья, как грязная воровка на рынке.
Но Семен смотрит на меня с восхищением, касается лица рукой. И это, пожалуй, самое интимное, что между нами было.
— Ты потрясающая женщина, Настасья, два раза подряд. Это ж надо.
Я поднимаю на него глаза. И поначалу, затуманенными оргазмами и угрызениями совести мозгами не понимаю смысла его слов, но постепенно, остывая, начинаю соображать. Жалею, что родилась такой проницательной.
Мое лицо искажается от внутренней боли, когда до меня доходит, почему, имея такую Катю, он снова трахнул меня.
— Так вот оно что, — говорю тихо, но Семен меня слышит.
Вспоминаю его слова в тот, самый первый раз: «Я хочу, чтобы ты кончила».
— Вот в чем причина, — начинаю смеяться, качая головой, — она настолько прекрасна, что даже такой, как ты, не способен отправить ее на небеса.
Семен мрачнеет, а я прижимаю руки к лицу, щеки горят, поправляю дурацкую юбку.
— А я-то, грешным делом, решила, что понравилась тебе. А все куда банальнее. Ты самоутверждаешься, доказываешь самому себе, что мужик! Чего проще, чем трахнуть тайком такую как я?
— Какую? — злится Семён, усмехаясь.
— Обычную, некрасивую, такую как все! — я разворачиваюсь, ухожу быстрым и очень решительным шагом.
— Кто тебе сказал, что ты некрасивая? — слышу я вслед, но мне уже все равно, я физически чувствую, как кровоточит мое сердце.
Глава 10. Настя
Сестра врывается в мою квартиру без предупреждения. Смотрю на нее, затем отворачиваюсь обратно к своей белой стене с шершавыми обоями.
— Мне сказали, что ты неделю не появлялась в студии?
Она не разулась и разносит по квартире снег вперемешку с грязью, немного бесит, но черт с ней.
Вздыхаю, не хочу ни с кем разговаривать.
— Настя, что происходит? — вытягивает подушку, и моя голова безвольно падает на кровать.
— Я пытаюсь поспать.
— Неделю?
С сестрой в квартиру прокралась морозная свежесть, пахнуло зимним настроением. Ненавижу елки, палки и шары в полосочку. Мишуру тоже не люблю.
— Да хоть две, — бубню в матрас с закрытыми глазами.
— Новый год через четыре дня, — скидывает дубленку сестра, наконец-то снимая грязные сапоги.
Звук расстёгивающейся молнии грохотом отдается в моих ушах.
— Поздравляю, подарок в шкафу, — затыкаю уши.
— Настя!? — трясет она меня за плечо.
И кто меня только наградил такой навязчивой родственницей? Не дает умереть спокойно.
— Алёна, оставь меня в покое.
— Ты заболела? — разворачивает она меня к себе.
— Нет, я в порядке, — отворачиваюсь обратно.
— Посмотри на меня, — сестра грубо дергает.
Оставляя мое бренное тело, она прохаживается по комнате. На полу, возле шкафа, уже неделю валяется то самое платье, в котором он трахал меня у стены, а ещё сапоги на высоком каблуке.
— Нет, — качает головой Алёна, брезгливо приподымая ткань, — моя сестра не могла. Ты же не спала с ним снова?
Мои безжизненные глаза безразлично скользят по ней.
— Настя, второй раз?! — сестра так громко вскрикивает, что я закрываю голову подушкой, но она отбирает, отбрасывая ее в другой конец комнаты.
— Да он же с бабой встречается другой, тебе же не семнадцать лет. Она же красотка, от таких не уходят. Молода и прекрасна, снималась для GQ без лифчика.
Тру моментально занывшие вески, надо забрать у нее ключи, чтобы не врывалась, когда ей заблагорассудится.
— Он поцеловал тебя?
Резко качаю головой, утыкаясь в стену носом.
Сестра вздыхает, но садится на край моей постели, нежно гладит по голове.
— Я хотела пойти с тобой, но я почему-то была уверена, что ты справишься, я недооценила силу твоей глупости.
Не выдерживаю, сажусь рядом с ней, опуская ноги на пол, она обнимает меня за плечи, притягивая к себе.
— Алёна, Семен нравится мне, нравится по-настоящему, понимаешь? Я не знаю, как это вышло.
— Бедная моя девочка.
— Прости меня сестра, мне так стыдно, — Алена вытирает мои слезы, прижимая к себе, — он оргазмы мои считал. Я ему нужна была для того, чтобы самоутвердиться.
— Чего? — глаза сестры сужаются до маленьких щелочек.
— Он радовался, как ребёнок, когда я два раза с ним…
— О, а вот это уже интересно. Я думала он просто бл*дун, а тут оказывается все плохо в модельном королевстве. Обычно самые красивые яблоки — безвкусные, — усмехается Алена.
Сестра встает.
— Куда ты? — тяну к ней руки, мне нужны объятья.
— Пойду чай себе налью, — исчезает на кухне.
— Я тебе не предлагала.
— А я не спрашивала.
Сестра гремит чашками и крышкой металлической банки с заваркой.
— За работу не переживай, есть у меня знакомый лор, напишем тебе гайморит поперечного уха.
Алена приносит дымящийся бокал, а я забираю у нее чашку.
— Капец, заварила себе чайку называется.
Снова уходит, кричит с кухни:
— Мне знаешь, что интересно? Почему Катя такая слепоглухонемая?
— Может он не изменился, — отпиваю горячий напиток, дую в чашку.
— Ага, как же не изменился. Если любишь мужика невозможно не заметить, что он стал считать чужие оргазмы.
— Это все не имеет смысла. Мы все равно не подходим друг другу, и наши отношения — это за гранью фантастики.
— Это еще почему? — громко мешает сахар Алена, гремя ложкой по стенкам чашки с нарисованными букашками.
Смеюсь, пожимая плечами.
— Это же очевидно, — набрасываю на плечи красный плед в малиновую клетку, — кто я? И кто он?
— Для меня не очевидно.
— Он модель, а я простой сетевой автор, — по полу тянет сквозняком, забираюсь обратно на свою кровать.
Сестра смеется, чешет затылок.
— То есть основная проблема заключается в его профессии? Тебе было бы легче, если бы красавец Семен работал кондуктором? Или стоял в Макдональдсе на кассе?
Смеюсь, почти проливая чай.
— Не знаю, что мы будем делать вместе?
— А что вы делали до этого? Общаться, трахаться на столе…
От ее слов низ живота немеет, тело простреливает горячим импульсом. Ненавижу себя за то, что так реагирую на него.
— Алена!
— Не все ли равно кем работает твой парень, если вам хорошо вместе? Сама говорила, что вы болтали почти каждый день.
— Не все ли равно кем работает Катин парень. И кто сказал, что ему было хорошо? — вздыхаю, чай в чашке заканчивается.
— Не было бы хорошо, не нахлобучил бы тебя повторно. Первый раз мог сойти за пьяный перепихон, но еще один — это влечение.
— По все той же пьянке.
— Ну он же понимает, что трезвая ты ему так просто не дашь.
Хмурюсь, прикусывая нижнюю губу, ставлю чашку на пол, скрещивая руки на груди.
— Не надо дарить мне надежду, — смотрю на нее исподлобья.
— Ничего я тебе не дарю, лишь голые факты. Кстати, дуй в ванну чистить зубы, — сестра подходит к шкафу, выбрасывая мои вещи на кровать, — на работу пойдешь.
— Не хочу, я страдаю.
— Некогда страдать, худшее, что ты можешь придумать — это показать ему, что запала на него.
Находит полупрозрачную белую блузку, прикладывая ее к моему телу.
— Ни на кого я не западала! — отпихиваю развратный вариант.
— Ты только что ныла, что он тебе нравится, — не сдается Алена, продолжая пихать эту блузку, через которую все видно.
Она делает грудь аппетитной, а я не хочу быть аппетитной, но с Аленой спорить бесполезно.
— Я по-прежнему считаю, что дело в сиськах, — копается в моих лифчиках сестра, выискивая тот, что будет красиво смотреться под этой блузкой.
— Это же не значит, что я на него запала, — бубню под нос.
— Это значит именно это. А он как-то заметил твое отсутствие? Звонил, писал?
Качаю головой.