— Ты бариста?
— Нет, визуал. Это я тебе горячие перечислила. Есть еще кокосовое молоко, можно приготовить коктейль или холодный чай, морс…
— А можно… — Наташа подняла йорка на руки. — Я посижу рядом, а все-все на твое усмотрение?
— Конечно. У меня часа три свободных есть, прежде, чем надо будет домой и к родне.
— Чувствую себя обнаглевшей и бессовестной.
— Для профилактики депрессии это бывает очень полезно. А мне кажется, что ты не только болеешь, но и расстроена. Как тебя угораздило накануне нового года?
Я нарочно спросила. Если решит, что я лезу не в свое дело, то или прямо скажет об этом или отговорку найдет. А если надо выговориться, — вот она я, слушатель, и не надо будет «орать в пустоту». Наталья не ответила ничего.
— Ну, раз на мое усмотрение, тогда я еще сбегаю к себе и кое-чего принесу.
Я взяла со своей кухни большие каплевидные кружки, и комплект к празднику.
Через десять минут я выдвинула на стойку две кружки горячего какао на сливках с грецким орехом и фундуком, а на тарелке рядом разломанный горький шоколад и кунжутное печенье.
— Сахар не добавляла. Нет в наличие.
Соседка, сидевшая на стуле, заместо рюкзака, с грустью смотрела на угощение и гладила утихомиренного йорка. Я успела подумать, что не угодила с напитком, как та вдруг с той же грустью улыбнулась, соскочила с места и стала рыться в одной из коробок. Собаку посадила на кресло, в котором уже устроился второй «собакен». Достала большую кофту крупной вязки, надела, потом нашла и вязанные носки — тоже надела, и вернулась. То, как она устроилась на круглой сидушке высокого стула, собрав под себя ноги, вызвало восхищение гибкостью и чувством баланса. Наталья была выше меня на полголовы, крупнее по фигуре, но сейчас в своих спутанных светлых волосах, в изяществе — казалась феей, присевшей на каплю росы, а не на стул.
— Это очень вкусно, очень празднично и очень давно хотелось.
— Приятного аппетита.
Я, не вызывая ее больше на разговор, уточнила наличие посуды для готовки и принялась за пирог. Пила какао тоже, попутно закидывала печенье в рот и рассказывала о своих любимых блюдах и о некоторых провалах в освоении кулинарии. Наталья, кажется, слушала меня как фон — улыбалась, пряталась носом в кружку, оглядывалась на своих собак и иногда мне кивала. А мыслями собрана где-то глубоко в себе.
Она не знала, того, что знала я. Вернее сказать — не догадывалась о том, что мне открылись ее особо отчаянные мысли о «Наташке-потеряшке». К моменту, когда все было готово, особо есть и не хотелось — напитки насытили. Я разложила из формы маленькие порции, больше чтобы попробовать, и помыла зелень.
Наталья взялась за вилку, в вдруг, вытянув свою спину совсем в струну, вскинулась и указала ей на меня:
— Я тебя вспомнила! Ты была в метро в тот день!
От неожиданности едва не подпрыгнула и я, и удивленно уставилась на соседку.
— Вот! И смотрела ты точно с таким выражением. А ты меня помнишь?
— В какой день?
Я постаралась удержать выражение недоумения, но, кажется, на лице проступали и другие эмоции.
— Тогда у нас на этаже, где я зал для занятий снимаю, случилась авария. Все пришлось отменить, не было света. Я, не зная, куда деваться в свободное время, каталась куда попало по веткам в метро… да-да-да, это точно была ты.
— А если и так, то что?
— Ты правда живешь здесь, в соседней ячейке? Давно?
— Уже шесть лет. А ты думаешь, что я тебя преследую?
— Нет… но чувство странное.
— Совпадение. А тогда, это был особенный день?
Наталья пытливо смотрела мне в лицо, пытаясь что-то определить для себя. Потом неуверенно ответила:
— Так сразу не объяснить. И это будет не лучшей темой для последнего дня в году.
— Тогда давай перекусим.
— Да… — она все равно зависла на несколько секунд над блюдом, хмурилась в задумчивости, а потом неуверенно произнесла: — а я еще тебя откуда-то помню. Кажется.
* * *
Гранид опять спал. Но вставал — запеканки не было. Грязной посуды тоже. Какой аккуратный…
На столешнице стоял стакан с недопитой водой и пластиковые флаконы с лекарством. Посмотрев на закутанную в одеяло фигуру Гранида, так что только макушка выглядывала, сравнила его состояние с младенческим — так и будет много спать, часто есть. Восстановится — станет поживее, прибавится сил. И чем скорее это произойдет, тем лучше.
Я, выжидая время и давая себе отдохнуть, прилегла на свой диван и включила книгу в наушниках. Мысли о соседке за стеной и соседе непосредственно рядом отвлекали от восприятия текста. Закрутилась моя история, с перерывами на рутину, но все же. И было от этих совпадений так хорошо, словно зажила жизнью, о которой давно забыла. Если такая вообще была.
Дворы — как ожившие сказки или сны, которые кажется, что видела раньше. В воздухе что-то витало оттуда, из детства. А я думала, что утратила это навсегда — затянула взрослая жизнь. Но я же помню! Помню, как мечтала, что буду путешественницей — видеть разные страны, встречаться с разными людьми. Натыкаться на загадки и находить разгадки, обнаруживать скрытое волшебство. Я — маленькая Эльса-Лисенок, бегала по тротуару старого, еще живого Сиверска, выглядывала в окнах домовых или банщиков, добрых колдунов или фей. Которые притворялись людьми, чтобы их никто не прогнал из города. Они никому не делали зла, просто были очень одинокими. Или в чаще репейника угадав тропинку, тут же решала, что если по ней пойти, она выведет в тихое пространство без людей, в котором прячутся все потерявшиеся игрушки.
— А бабушка меня успевала поймать… — внезапно произнесла вслух, вспомнив или нафантазировав этот момент, как живой. — Потому что я еще была слишком маленькая. Детский сад…
Я много мечтала, много придумывала. Ничего со мной не случалось. А, может, и сейчас это все лишь моя сошедшая с ума фантазия? Переведя взгляд на стеллаж, увидела краешек выглядывающей газеты «Подворские вести», и подумала, как тогда у арки — даже если бы не было у меня вещественного доказательства, я все равно знала, что не сошла с ума.
Семья
— Вся в отца… — вздохнула мама, едва увидела меня.
— Это почему?
— Кто так одевается на праздник?
— Ма, нарядов у меня нет, а что может быть лучше комфортной одежды?
— Джинсы и блузка? Хоть бы подкрасилась, прическу сделала.
— Фи, — приторно сморщилась я и обняла маму. — Я и так прекрасна.
— И это правда. Хорошо все-таки, что я передумала приглашать одного из своих подписчиков для знакомства с тобой. Как там мой контракт?
— Ты серьезно? На семейный праздник?
Мама отмахнулась и вопросительно посмотрела на меня.
— Пока никак.
— Ты безнадежный переговорщик. Я ведь тебя ему так расписала, махнула бы раз ресницами, и весь вопрос. Этот гад понравился тебе хоть чем-то?
Вместо ответа я вытащила ее бумаги и отдала со словами:
— Давай попробуй сама, все мои силы кончились только на попытке договориться о встрече. Но советую не соглашаться. Лучше судись. Тем более, что в родне есть адвокаты.
Наша арендованная гостиная была обставлена в духе двадцатого века — электрический камин, елка, резной белый стол, такие же стулья, сервировка по высшему разряду и два стюарда для подачи блюд. И большой экран на стене противоположной камину.
Вещи я оставила в гардеробе на первом этаже и поднялась наверх с рюкзаком. Подарки уже давно лежали у камина, упакованные как нужно, и дожидались своего часа.
Мама была в кремовом костюме и смотрелась очень элегантно. Отец тоже уже пришел и сидел немного недовольный — очевидно от попреков мамы в непрезентабельности вида: свитер, тоже джинсы, тоже рюкзак, который смотрелся несуразно на спинке тонкого стула. Оба «по разным углам», и еще не перемолвились и словом при мне. Но я была счастлива. Мы собрались вместе.
Вскоре после меня пришла тетя Лола с мужем. С ними я не виделась давно, поэтому не обошлось без замечаний «как ты похорошела», «а как ты замечательно выглядишь»…
Еду уже принесли — часть расставили на столе, часть осталась на столиках, готовая к раздаче, и пока выжидали время, болтали. Мама о романах, тетя об успехах мужа в правовой деятельности, а я все старалась втянуть в разговор отца, который сидел особняком. Даже когда он вставлял свою реплику, мама перебивала его и уводила в другую тему нить беседы.
Отец и я переглядывались, улыбнулись друг другу понимающе и я пересела поближе.
— Ага, хочешь, чтобы я тебе тест устроил? Давай поиграем в синонимы или цитаты.
— Нет, только не в новогоднюю ночь!
— Ладно. Я тут две статьи опубликовал, почитаешь?
— Давай. Скинь, а я посмотрю на днях.
Он открыл персоник, перекинул мне текст, и немного застрял у экрана, открыв какие-то файлы.
— Я каждый новый год встречаю с ужасом, — произнес отец изменившимся тоном и вздохнул, — мы родились в нулевых и каждая дата напоминает мне, что не только веку семьдесят пять, но и мне. Когда я успел постареть? Это же три четверти от столетия. А хочешь, я кое-что покажу?
— Да.
Я придвинулась ближе, и отец чуть повернул экран. Нажал на иконку файла «хроника».
— Узнаешь?
Семейные фото частенько показывала мне бабушка. Включала смартфон или планшет, прокручивала выборочные снимки и говорила «Вот каким был твой папка!». Конечно, я узнала папу. Мелкий дошкольник в костюме супергероя на утреннике. Потом школьника аж несколько десятков фотографий, студента с друзьями. А на свадебных я уже увидела и Эльсу, его сестру, стоящую рядом вместе с другими гостями.
Общие их фото были. Бабушка и дедушка в их детстве делали массу снимков, несколько тысяч, но отец себе выбрал одиночные. Так решил, раз вычеркнул сестру из жизни, и не хотел о ней вспоминать. Я не спрашивала. У меня сохранен весь архив, но сколько лет уже я сама туда не заглядывала.
— О, вы смотрите фото!
Мама не оставила без внимания наше псевдо уединение. Заглянула со спины.
— Боже, как я здесь молода! Прокрути до Эльсы, пусть вспомнит, какой милашкой малышкой она была!
— Ма…
— Давай, и я хочу посмотреть.
И покрутились вереницей отдельные снимки, селфи вдвоем со мной, одиночные, где я улыбалась, показывая редкие молочные зубы. Не даром вспоминала махровое малолетство, как всплыли и картинки из него. А вот лет с семи, когда я пошла в школу, с фотографиями что-то стало… Улыбки шаблонные, даже у меня.
В груди тоскливо сжалось сердце. Я видела на фоне то нашу старую квартиру, то наш двор, то школу. Родители молодые, и мир вокруг живой. Тот мир, что уже никогда не вернуть — папа и мама чужие друг другу люди, город мертв и превратился в трущобы. Когда пошли снимки со мной уже старшего возраста, те годы, что память моя сохранила лучше, мне вдруг пришел в голову вопрос:
— А с друзьями? Я есть где-нибудь с друзьями? Одноклассники или те, с кем у дома играла?
— Я их не помню.
— Ты вечно играла сама по себе. Умотаешь куда-то, и не дозвониться. Телефон вечно забывала. Но в одно лето, — добавил папа, — ты познакомилась с какой-то компанией…
Пришлось напрячь память. Я общалась с теми, с кем училась, общалась во дворе, но не дружила — так слово-другое…
Краем глаза вдруг увидела, как мама щипнула отца за плечо. Тот дернулся, и свернул персоник:
— Кстати, ты до какого числа себе каникулы устроила?
— До четвертого.
— Предлагаю вместе посмотреть интерактивную лекцию «Медийное искусство тридцатых», будет транслироваться третьего, в пять вечера по столичному.
Для меня это было сомнительным удовольствием, но это же папа приглашал, и для него так редко выпадал случай разделить такие просмотры с реальным человеком.
— Давай, я согласна.
— Я к тебе не поеду эту ерунду смотреть, мне роман надо закончить!
— А тебя никто и не приглашал, — с непонятной мне злостью бросил отец.
— А тебе зря уже налили. Сидишь тут и херней страдаешь.
— Я не пил, дебилка. На столе еще нет спиртного!
Что же между ними успело произойти, что они так накалились? И я поморщилась от тех словечек, которые родители как бы никогда не произносили, интеллигентные люди, но вот такие условные «херня» и «дебилка» вырывались у них во время ссор.
— Остался час, мы же так проводить не успеем!
— Успеем!
Начавшуюся было ссору прервал возглас моей тети. Она подскочила, и увела нас двоих с мамой фотографироваться у елки с подарочными коробками. Я вырвалась уже после двух смен поз и коробок.
— Из окна будет виден салют, звук на экране включим, когда поздравление начнется!
Одиночество
Лола отдала распоряжение подавать горячее и алкоголь. И все мы, как сели, выпили сначала за встречу, потом за планы на будущее, а третьим тостом проводили год уходящий. Я не пила, не хотелось, поднимала бокал с томатным соком.
А после неугомонные мама и тетя стали фотографироваться у камина. Меня затащили на общий снимок, но после быстро оставили в покое. До нового года было минут десять — женщины продолжили фотосессию, мужчины налили себе еще по одной и заговорили в полголоса о чем-то социально-политическом, а я отошла к окну и засмотрелась на город.
Меня не оставляло странное чувство. Я работала с фотографиями, я пересмотрела множество их, тысячи тысяч, и почти половина из них была посвящена людям того же возраста, что и родители и даже старше. На снимках виделась эпоха, я именно по ним могла опознавать время чуть ли не год в год. Мне попадались и совсем древние фотографии, которые прежде были лишь в печатном виде, оцифрованы после.
Мысль крутилась, пытаясь поймать суть самой себя. О чем я думала?
Надо пересмотреть собственный архив. Там было что-то, что так растревожило.
— Эльса, это что такое?
— М?
Лола держала в одной руке лист, а другой хлопала маму по плечу, стараясь отвлечь ее от просмотра персоника, открытого в режиме слайд-шоу.
— Что?
— Это что такое?
Листом потрясли в воздухе, после чего он попал к маме.
— Я без очков и без линз, не прочитаю. Что?
И я не поняла. При чем здесь я и почему такой возмущенный тон?
— Кто такой Гранид Горн?
Этот вопрос я не ожидала услышать и потому не нашлась с ответом от удивления.
— Тут написано, Надин, что Эльса оплатила лечение какому-то наркоману. Сумасшедшая сумма!
— Вы зачем полезли в мой рюкзак?
— Я не лазила в твой рюкзак! — С чего-то психанула тетя. — Я нашла его в бумагах Надин, в ее контракте! Откуда у тебя такие деньги?!
Мама уже взяла лист, прищуриваясь, и читала как могла. Потом побледнела, села на стул и подняла на меня изумленный взгляд.
— Это пенсионные? — Прочитала я ее шепот практически по губам.
— У меня не было других сбережений.
— А что это значит?..
Я, раздосадованная открытием своего секрета, хотела забрать бумагу и сказать что-то вроде «это только мое дело», как отчет перехватил отец.
— Кто этот человек?
Голос отца прозвучал так неожиданно громко и грозно, что решимость моя пропала. Этот тон молниеносно опрокинул на меня чувство вины за нелепые ошибки или поступки, которые родители осуждали. Я внутренне сжалась, как ребенок, который чувствует, что виноват, но пока еще не понимает — почему?
Мама в озарении всплеснула руками и закрыла ладонями пол-лица:
— Ты спуталась с наркоманом! Ты отдала ему все деньги! Господи!
— Это сколько? — Рявкнул отец. — Сколько от твоих сбережений?! Почти все?…
— Госпо-о-о-оди!
Выражение ужаса было на всех лицах, кроме мужа тети Лолы. Оно выражало крайнюю степень любопытства.
— Он не наркоман. Он человек, попавший в беду, и я решила помочь.
— Господи! — Повторяла мама и бледность с ее лица не сходила. — Это наркотики… Алексис, там написано «орхидея»!
Лола воскликнула:
— Какая же ты дура!
Щеки и шея стали у меня горячеть сильнее, чем от стыда, — от подступающего гнева.
— Это мое дело, куда тратить деньги. Я не у вас их занимала, а заработа…