— Да, расскажу. Это случилось в начале декабря, в прошлом году. Я увидела арку в доме…
Он слушал не перебивая, внимательно. Даже не удивился тому, что я пересказала от Ефима Фимыча. В итоге Андрей попросил об одном:
— Проведи меня туда, если сможешь. Им не обязательно знать, что я из полиции. А если тебе твой Виктор не захотел рассказывать лишнее о Колодцах, еще не значит, что я не разговорю других. Аккуратно.
— Не могу обещать, просто не знаю. Законы пространств там строги… А если новости будут, как тебя найти?
— Я без зарплаты ячейку больше снимать не могу, так что перезжаю в трущобы. Пока не знаю, где точно поселюсь. Персоник буду выключать, сама понимаешь, если вдруг слежка или под призрака замаскируюсь, и совсем браслет сниму. Звони. Если не доступен — звони Тимуру.
— Хорошо.
— Могу на долго пропасть. Значит так нужно по делу. Гранида попробую найти, но если ты с ним первее сможешь связаться, расскажи о письме… пойду я. Другие дела не ждут.
Я не закрыла за ним двери сразу, а провожала его взглядом, пока следователь шел по коридору. Но Андрей не сделал от меня и пяти шагов, как открылась соседская дверь и в коридор вылетели две собаки — почти ему под ноги. Йорк облаял сразу и не замолкал, а такс, басовито гавкнув раз, обежал его и принюхался к ботинками.
— Домой, немедленно! Извините, я только зашла и плохо дверь закрыла…
— Ничего страшного…
Наталья схватила Ёрика на руки, выпрямилась, и застыла на месте. И Андрей, уже готовый двинуться дальше, слегка запнулся. Сделал неуверенный шаг, потом другой, и вдруг развернулся спиной, словно собрался выходить к лифтам задом наперед:
— Вы… где я мог вас видеть?
Наталья пожала плечами, и на ее бледных щеках проступил едва заметный румянец. Андрей как-то слабо улыбнулся, кивнул и ушел.
— Ты вернулась?
У меня сердце буквально скакало от радости. Если бы могла, то обняла бы обоих, стукнула лбами, и закричала: «Да, вы знаете друг друга!». Соседка моего вопроса не услышала. Йорк так вырывался, что она машинально отпустила его обратно на пол, и также сомнамбулически выпрямилась.
— Как дела?
— Хорошо… а кто это?
— Расскажу обязательно. Ты свободна сейчас?
Наталья кивнула и улыбнулась так, что я ее не узнала. Это был другой человек, с другим выражением в глазах, с другими чувствами. От Наташки-потеряшки не осталось и следа, она выглядела так, словно глотнула воздуха юности, а за спиной появились крылья.
— Эльса, это ты оставила мне цветы под дверью?
— Я.
Соседка подошла и крепко меня обняла.
— Спасибо! И я теперь знаю, откуда помню тебя!
Герберы
Наталья сидела на месте, на котором еще десять минут назад был следователь, а я готовила ей завтрак. Собаки бегали по квартире, нюхая мебель, пол, коврики, осваивая диван и компьютерное кресло. А я снова была счастливая, как никогда — и ничто не портило этого чувства, ни потеря денег, ни письмо-предупреждение, потому что Наталья заполняла все своей энергией и огромным душевным подъемом.
— Поверить не могу в такие совпадения! Мы с тобой снова соседи!
Я резала и тушила овощи для омлетной начинки, а соседка терла сыр, постоянно прерываясь и сосредотачиваясь на рассказе.
— Как мне было плохо в прошлом декабре, ты не представляешь, удавиться хотелось. Выхода не видела. Да и потом тоже. Я всю свою жизнь не уложу, даже не знаю, что важнее… я подала на развод, я окончательно разорвала отношения с мамой, и еще — моя дочь меня поддержала. Вот самое невероятное, что я представить не могла. Она знает, что я всегда буду рядом, если окажусь нужна. Но она заявила: мама, я сама по себе, ты сама по себе, и как хорошо, что ты не «душная» как бабушка. А мужу оказалось даже за счастье. Я переживала, что там будет война, чувства обиды, он же бедолага страдал от этого брака последние годы не меньше мня! Мы двадцать, вдумайся, двадцать лет женаты. Родня на уши встала, а нам хорошо!
Наталье исполнилось сорок. Всего на три года старше меня, а ощущала я ее как взрослую. Не потому что она выглядела так, выглядела она молодо! Я не могла представить рядом с собой человека восемнадцати лет и вникнуть, что это мой ребенок — сын или дочь. Не могла представить человека-ровесника, и понять, что это мой муж, с которым я живу два десятилетия. Гора обязательств, способность вырастить и воспитать ребенка до совершеннолетия, дистанция в целую жизнь — вот какая между нами была разница в возрасте. Я, в сравнении, осталась девчонкой, не став женщиной, которая не понаслышке знает слова «брак» и «дети».
— Всю жизнь на мамином коротком поводке «приезжай, умираю!». Никогда своей жизнью не жила. Даже замуж она меня гнала, потому что возраст, и мужа выбрала, потому что сын одноклассницы «очень перспективный молодой специалист». Эльса… — Наталья отщипнула кусочек сыра от большого куска, и завертела его в пальцах. — А как ты догадалась про герберы, если не помнишь того лета?
— Не знаю. Я не догадывалась, а купила букет, дальше лишь простое желание сделать подарок.
— Тогда я поднималась в лифте и взмолилась судьбе — пусть пошлет знак! Как же я счастлива, что ты появилась. У тебя так по жизни получается, да? То в детстве с цветами, то с какао уже недавно, и снова с букетом. Девочка — фея, которая возникает тогда, когда герой рыдает от отчаянья…
— Расскажи про тогда!
— Мы с тобой соседи. Ты же на Вересковой жила, дом пять, верно?
— Верно.
— У меня дом семь, первый этаж. Наши окна во двор выходили. Мы переехали в апреле, я в школу не ходила, вечные больничные, домашнее обучение. Слабое здоровье — «нечего на улицу шляться, аллергия, астма, сыпь появится, переутомишься, упадешь и сломаешь что-нибудь»… — Наталья закатила глаза к потолку. — В мае потеплело, я у открытого окна сидела и хоть как-то дышала воздухом. Мать на работе, выходить запретила, а у меня тоска, одиноко и паршиво. А тут вдруг раз, — появляешься ты, прямо под окном и спрашиваешь: «А ты кота худого и серого не видела?»
— Кота?
— Да, у вас из дома кот убежал.
У нас никогда не было животных. От удивления я застопорилась на процессе готовки, которой могла заниматься на автомате. Но Нату не перебила.
— Мы разговорились, ты попросила помочь в поисках, а я ответила, что выйти не могу, и… так и познакомились. Ты по возрасту младше, года на два-три, рыжая, в веснушках, с огромными карими глазищами, открытая-открытая! Я тебе пожаловалась, что на улице лето, а я дома, и даже солнышко ко мне не доходило, потому что тень от деревьев густая. Знаешь, что ты сделала? Умчалась куда-то, потом прибежала с большим букетом желтых гербер. «Солнце и лето будут ближе, хоть ненадолго!» — Я так точно знаю, потому что меня это воспоминание в коридоре шибануло. Вот если тебя из настоящего времени вынуть и, как есть, переместить в момент прошлого — так, чтобы запах цветущих лип почувствовать, щекотку божьей коровки на коленке, влажные стебли цветов и твою маленькую нагретую от солнца ладошку. Все до пылинок вспомнила! И дальше ты… — тут Наталья указала на меня пальцем для выразительности, и в голосе послышалась сиплая нотка, — ты сказала, что завтра придешь за мной, и мы пойдем искать его вместе. Это чувство ожидания сказки было таким острым! Все вот так поменялось, — Наталья изобразила изящное движение руками, — перевернулось.
— Я пришла?
— Конечно. Но я не помню. Это было лишь несколько минут оттуда, и ничего больше. Не понимаю, почему так? Когда думала, сделала открытие — я все то лето не помню. И фотографий нет. Ничего нет. Один осадок от огромного счастья, чудес, дружбы… вот в облако входишь, и ощущаешь его. Не потрогать, не увидеть, никаких конкретных очертаний. Но есть оно, что тебя окутывало, окружало, парение, свобода. Я — настоящая вспомнила вдруг, каково это быть я — настоящей. Силы вернулись!
Омлет был готов и украшен грибным соусом, тертым сыром, свежими помидорами и зеленью. И чашка кофе.
В голове крутились фразы, которые ей нужно сказать — про всю нашу компанию, про Андрея и Тимура, про маленького потерявшегося Илью, про якобы убийство и клинику, в которую наши родители нас засунули. Как еще объяснить тотальное беспамятство у всех. Но я не могла выговорить ни слова. Чувствовала, что неправильно будет, не сегодня и не так нужно все объяснять…
— И что за кот? — Спросила вслух, больше озадачивая себя, чем спрашивая Наталью.
— Бусик. Серый Серебрусик, коротко — Бусик.
— Впервые слышу.
— Эльса, — ее голос вдруг вместо энергии стал излучать робость, — а кто это был в коридоре?
— Это следователь Андерес Черкес. Он ведет расследование, я свидетель, и до сих пор приходится уточнять всякие детали. А что?
— Я все эти дни живу в другом мире. Нет, не так… смотрю другими глазами, земля как будто в метре от ног, в солнечном сплетении реальное солнце. Понимаешь мое состояние?
Кивнула, и увидела, как Наталья зажмуривается, прикладывает ладони к своему плоскому животу и шепчет:
— Я только взглянула в его лицо, как вдруг там — они… Эльса, я уже тетка, я не девочка, у меня взрослая дочь, я верю в людской цинизм и знаю все о физиологии тела. А в животе — бабочки…
* * *
И наушники не сработали.
Наталья сказала, что на два, или больше, месяца уезжает в столицу, будет проходить подготовительные курсы на медицинский, чтобы летом поступить и начать обучение новой специальности. Никогда не поздно. За собаками присмотрит дочка. За дочкой присмотрит бывший муж.
Пока Наталья мешала ягоды со сливками на десерт и рассказывала о своих планах, я улучила момент, чтобы включить персоник и вставить в ухо наушник. Тишина. Была уверенность, что других я еще услышу — исчезла она, первая «потеряшка», женщина из метро. А теперь настоящая подруга Наталья, к которой всегда можно будет зайти по-соседски, да и вообще… поделиться мыслями и чувствами.
Новая жизнь?
У певицы был чарующий голос. Иностранная песня не отвлекала на смысл, один только голос, глубокая, до самого сердца, музыка и погружение в эту глубину.
Не настраивая никаких оповещений — нет станции, на которой необходимо выйти, — я каталась на кольцевой ветке в метро, в последнем вагоне и грезила. Чувств и мыслей оказалось так много, так все крутилось вокруг меня и во мне, что я сбежала днем из опустевшей квартиры. Здесь было ощущение движения в пространстве, мир за закрытыми веками был нереальным, музыка играла с эмоциями а воображение разворачивало передо мной сказку.
Когда я создавала для людей ролики, я стремилась именно к этому — вызвать в человеке ощущение реальности мечты, осязаемости прошлого, присутствия ушедших, но близких людей. Чтобы сердце захолонуло, и в небо унесся болезненный и счастливый крик от прикосновения к этому. Заказчик, как Пигмалион, ваяет пожеланиями свою Галатею. А я, как бог, даю этому жизнь. У меня было нескромное чувство творца… но, кто его познал, тот бы меня понял!
Теперь же мое воображение рисовало мою мечту мне самой. Для того, чтобы увидеть в мыслеобразах, не нужно сидеть в программах. Музыка, голос певицы, рвущий сердце, и я, еще ребенок, в неведомом Безлюдье несусь через заросший луг. Травы бьют по ногам, ветер ласково обнимает, позади меня низкое солнце. В рощице впереди голоса — Андрей и Тимур спорят про аэродинамику самолета, Наталья учит маленького Илью находить щавель, отличая его от остальных трав. А еще… обезъянкой на ветке раскачивается другая девочка, семилетка, с темно-русыми волосами под каре. Новенькая в компании, я только недавно привела ее к нам. И Гранида здесь нет, потому что он не отсюда… потому что он приходит на другой луг, он более старший и он другой. Одиночка.
— Эльса!
Здесь есть мы, и никаких взрослых. Тут не осуждают, не держат взаперти, не бьют по пьяни, не отнимают любимые книжки и не заставляют голодать без ужина.
Если бы это было настоящим воспоминанием! Или подсознание выдало мне правду через единственно возможный канал — воображение? Безумие — если бы не Дворы. Кармашки пространства в пространстве, где все иначе, кроме течения времени. А есть Безлюдье на самом деле? Если есть, почему я больше не вижу туда входа?
Как я жила все эти годы без этого? Как можно забыть такое?
Где правда, а где мой вымысел?
* * *
Я каталась так долго, как смогла выдержать, прежде чем захотела пить и есть. Реальность заставила вернуться обратно на землю, вернуться домой, к рабочему компьютеру и кухне.
Включила главу из любимой аудиокниги, проверила почту, поставила вариться стручковую фасоль и запекаться пикшу, перемыла посуду оставшуюся с утра. Пироги, как бы трепетно я ни относилась к еде, пришлось выбрасывать. Осилить их не смогла бы ни с каким чаем.
Собрала в одну стопку все, чем пользовался Гранид — постель, полотенца, и подготовила для прачечной. Перепроверила полки — не осталось ли лишнего, что он не забрал. Вымыла полы. Почистила ванну.
Это были такие безумные дни и часы за последнее время, что хотелось получить максимум удовольствия от тишины и уединения.
Персоник пискнул сообщением от мамы: «Пришлось подписать новый контракт с этим гадом. С гораздо худшими условиями, чем он предлагал до нового года. А что делать? Работать как-то надо, надо держаться на плаву. Мы ждем тебя в четверг к двенадцати, у меня, я и Алексис».
— За новую жизнь.
Подняла бокал с минералкой, глядя в пространство за окном, которое наполнялось вечерними огнями, и которое было теперь новым миром для меня.
Сто дней
Первое июня выпал на понедельник. Дождь с самого утра лил стеной, и не хотелось вставать. Спать тоже не хотелось. Валяться бы и валяться под простыней в кровати, но весь день так плотно расписан, что нельзя было вынуть и звена из него.
Бассейн, завтрак, просмотр ролика от папы и написание статьи — времени только до одиннадцати. Потом к тете Эльсе, потом к Виктору, потом обед у него, домой, снова статья, уже для сайта, и к родителям на вечерний чай. Домой, отдых, сон.
Может, пропустить бассейн? Нет, я взяла себя в руки, поднялась, умылась и собралась.
Когда плавала, сожалела о том, что нельзя было пользоваться наушниками — я бы слушала сейчас свою музыку, а не варилась в мыслях. А они в последние дни не давали спокойно засыпать, продуктивно работать и наслаждаться бассейном или гимнастикой. Больше трех месяцев прошло с тех пор, как кончились события и все застыло в моей жизни. Новостей не было, кроме тех, что Тимур оказался уже бывшим соцработником, так как ушел на полставки в благотворительную организацию «Возвращение» и взял на себя воспитание сына — жене понадобилось лечение, она обратилась за помощью, и все может прийти к тому, что он вернется в семью. Я была за него рада. Но слишком часто беспокоить сообщениями я никого не стала, хоть и очень хотелось общаться по старой памяти. А память так и не хотела воскресать из руин. Каждый занят своей жизнью, — Тамерлан семьей и новым делом, Андрей расследованием с уходом в тень, Наталья учебой в столице.
И у меня была своя жизнь — работа, дом, родители, тетя и Дворы.
Часто вспоминала Гранида, иногда выводя его телефон на дисплей персоника, не думая звонить, а… не знаю зачем. Я не злилась на него. Не находила душевных сил. Он мошенник — обокрал меня. Оскорбил меня. А злости не было. Саму себя попрекала — прав оказался Гранид в том, что я такая размазня все стерпела и проглотила, не заявила на него, настоящая тряпка, что позволяю так об себя вытирать ноги. А злиться на него — не могла!
* * *
В трущобы ездила только днем, к полудню. Светло, гораздо больше людей выходит на улицы, и безопаснее. Ни разу я не чувствовала за собой слежки или косого взгляда. Тьма больше не кралась из опечатанных дворов, и сам старый Сиверск ожил с зеленью, теплом и длинным днем.