— Даже такое? Андрей мне про таких жертв не рассказывал. В Сиверске?
— Даже такое. Восточные кварталы, у промзоны — там ведь не только выкаченных клиентов колодезные выбрасывают. А еще и девушек, с которыми наигрались, а потом память стерли. Или изувеченных парней, стариков. Уроды могут все из-за безнаказанности. Их пространства открываются им, наши — нам.
— Нужно вычислить их, и сдать все адреса полиции!
— Не ори, самая умная. Ну, будешь ты адрес знать, взломают туда дверь — пустую квартиру и найдут. Не потому что сбежали, а потому что слой реальности другой. Ты меня, странная, слышала? Колодцы открываются только подонкам!
— Это нельзя так оставлять.
— Ну-ну, решай проблему, не вопрос. Примыкай к нашей армии обочников. Мы находим выброшенных и вызываем скорые. Бедолаги же мало что под «незабудкой», так еще и «зеробоем» заморожены, чтобы коптеры раньше времени не словили сигнал о их физическом состоянии. У тебя персоник есть, ты и будешь вызывать.
Не ответив на ее предложение, я отпила чай, собираясь с мыслями.
— Хоть кивни. Посвященная, нет? Про «гербарий» в курсе?
— Да. А что дальше было, когда в Колодцы попала?
— Заметалась как крыса в западне, назад рванула — а хода уже нет. Оставалось натурально выбираться — вниз. Шла по стенке, в самой глубокой тени. Голоса слышала, но далеко. Прошла мимо квартиры без дверей — и наркошу увидела. Сначала решила, что это из добровольных клиентов, и он в отключке — можно спокойно мимо идти, но потом заметила — ремнями привязан. Да и доходяга такой, как труп. Дышит, но жизни на день-два осталось. Не смогла уйти просто так…
— А я сначала думала, что ты и Илья с ними заодно…
— С ними — это если совсем нелюди, поняла? Он давно обочник… трущобник, а я недавно перебралась.
— Зачем? — Я посмотрела на ее пустую руку. — Что не так с той жизнью?
— Тебе не понять, ты из благополучных, послушных и правильных. Тебе норм, а мне тюрьма. Сытый голодного, как в пословице говорят… Вообщем, расстегнула, растолкала, привела в сознание, потому что не дотащила бы, на своих шел. Дотелепали до лестницы. А там шарахнулась на балкон, — шаги услышала, нас мужик в синем балахоне заметил. Свезло, как вторую жизнь подарили, — вывалились не на балкон, а на крыльцо пятиэтажки, наши Мосты сработали!
— А почему сама не вызвала помощь потом, а ушла? У тебя же тогда еще был персоник?
— Был. Но мне светиться никак, тогда — никак. Я навесила на него куртку, подтолкнула к бульвару, а сама ходу дала. Что смогла — сделала, дальше людей найдет, помогут другие.
— А за мной зачем следили? Про меня как узнали?
— Потому что Илья — дурак, — в сердцах высказалась Карина, и добавила: — Уже не важно. Трущобы на ушах стояли. Двое из ублюдков в открытую вышли — поиск начали, им за невыполненный заказ на убийство серьезные проблемы светили. Там еще и человек их пропал, но это детали. В жилые дома инфу подкидывали, что неслабые деньги заплатят, если на беглеца выведут.
— Они же неуязвимые, их не достать, какие могут быть проблемы?
— Это корешки здесь, а вершки там, — она мотнула головой вверх, — клиентская база с персониками ходит, заказы берут даже с других городов. Да и царек сидит в мегаполисе.
— А я при чем?
— Я тоже дура, твою рыжую голову успела на бульваре увидеть, и с Ильей историей поделилась. А он слабину дал, придурок, блин! Дурак и скотина, прямо не верится, что так мог поступить… мне наплел про великую цель и любые средства, решил вычислить тебя, а там и беглеца. Я его отговорить пыталась, это подло, и ничего, кроме неприятностей не получишь… не выгорело, к счастью. Тебе толстяк помог. А дальше дело наркоши в официалку ушло, и заказчик, наверное, нашел другой выход. Или решил, что угрозы нет. Не знаю… Но, как мне думается, сейчас Гранида этого ищут потому, что он… видел что-то. Царька или заместителей. Они же не думали, что ему удастся выбраться — только в могилу. Не заявил потому что не вспомнил? Так вспомнит. Убить нужно раньше. Сейчас все опять на ушах, в курсе?
— Откуда знаешь?
— Уроды до сих пор пытаются нас, трущобных, подкупить за любую информацию. Мы нормальные, но жизнь она такая… до борьбы за идеалы и чистую совесть далеко.
— Спасибо, что поделилась.
— Разболталась, — огрызнулась она сама на себя. — Не пялься такими глазами, я не хотела говорить столько. Но если в курсе истории, если сама вляпалась по уши в это дерьмо, то чего уж… А если дверь на Мосты открываешь, значит, своя, хоть и тепличная.
Мы замолчали, я еще отпила крепкого дешевого чая, и мой взгляд упал на стационарный телефон на холодильнике. Внезапно вспомнила о назначенной встрече!
— А позвонить можно?
— Чего?
— Я в два должна с человеком встретиться, и теперь опоздала.
— А чего ты меня спрашиваешь? Звони на здоровье.
Я подошла к телефону и, услышав в трубке тишину, поискала розетку. Включила. Набрала номер Печатного Двора и когда на том конце ответили, спросила — могут ли они найти Виктора? Но подошел не он, а дедушка Паша:
— Он далеко, чего передать? А то его пока найдешь-приведешь, ты тут на телефоне зависнешь.
— Я не успею сегодня, передай пожалуйста, чтобы не ждал… тут… я у тети застряла, — соврала без тени вины, — завтра приеду. Можно? Передай, что извиняюсь.
— Ладно-ладно. Но мы тебя ждем, я завтра тоже буду, все тебе покажу.
— Хорошо.
Когда я положила трубку и обернулась, то увидела распахнутые от удивления глаза Карины. У нее даже нижняя губа отвисла.
— Я же спросила разрешения…
— Я думала ты по персонику… а ты… ты во Дворы звонила?!
— Да.
— Ты туда ходить можешь?!
— Да. А что?
Если до этой минуты Карина поглядывала на меня с высока, как человек с богатым жизненным опытом и более жесткой судьбой смотрит на неженку и инфантилку, то теперь в ее взгляде было одно:
— Офигеть! Да кто ты такая?
— В смысле?
— Это Олимп, иная каста, туда даже за руку никого не провести, если местный захочет. Это, блин, седьмое небо не для смертных. И ты оттуда?!
— Нет. Я с континента. А откуда ты знаешь про Дворы, и про телефоны, если все так закрыто?
— Ну, эти боги-то гуляют иногда и вне своего рая, газеты попадаются… Прикол в том, что и их пространства для них, а наши для нас. Поняла?
— Поняла.
— Ты тупая? Я же объясняю — если тебе открыты Дворы, то закрыты наши Убежища и Мосты. Или наоборот. И там, и там не бывает!
— Значит, бывает.
— Нет. Вот сколько все это существует, никогда не было, нет и не будет.
— А ты случайно попала к уродам, хотя говоришь, что у вас — свое, у них — свое.
— Это как вниз упасть — есть шанс. Случайно! А ты туда, как к себе домой, да?!
— Карина, — я посмотрела на ее русые волосы и подумала о той девочке, что пригрезилась мне новенькой среди друзей детства, той, что лазила по деревьям, как обезьянка, — а тебе мое лицо не кажется знакомым? Вспомни так далеко, как сможешь — вплоть до детства.
— Нет, не знаю… Я не люблю вспоминать про детство.
— Следователь сейчас в трущобах, и он нормальный, дело ведет против колодезных, по закону. Поговори с ним, расскажи, что мне рассказала.
Карина покачала головой:
— Нет. Сама ему передавай. Я не высовываюсь. Расслабилась только в последнее время — стала по городу проходить, а не по Мостам, так сразу на тебя нарвалась. И это днем. Если ты сюда к кому-то ездишь — в темное время не появляйся вообще, слишком опасно.
— А как мне найти тебя, если нужно будет что-то передать?
— А что тебе вдруг нужно будет передать? Зачем я тебе?
— На всякий случай.
Она думала, колебалась, а потом вышла за сумкой. Притащила ее всю и достала пачку конвертов, выбрала три, подписала графитным карандашом адрес и протянула мне.
— В этих местах я не появляюсь, но там есть люди, которые письмо получат и мне передадут. Пишешь, что нужно, кладешь в конверт, кидаешь в любой почтовый ящик в трущобах.
— Как это работает? У вас есть почтальоны?
— Как и телефонистки во Дворах, ха. Письмо дойдет, даже если ящику триста лет и он зарос ржавчиной.
«Будь осторожен…»
Прежде чем ехать домой и заниматься статьей для папы, я решила поесть в кафе. Обеда у родителей Виктора не вышло, чему я немного была рада, редкий случай — самой готовить не хотелось, поэтому вышла на станцию раньше и зашла в кафе за чем-нибудь на перекус. Пока ждала заказанную рыбу, салат и чай, ответила отцу на сообщение — выбраться на ужин он не сможет, много работы и он ждет, что статью я ему переправлю до вечера. Сдавать завтра. Но он должен успеть проверить. Уже сколько я этим занималась, но доверия заслужить так и не удалось, фамилия у нас одна, Вальс, и «не надо ее позорить ошибками». Ладно…
Открыв другие контакты, выбрала в строке Тимура Дамира и написала: «Привет! Давно не виделись и не слышались. Как поживаешь, старый друг? Как новая работа, как семья?».
Отправила сообщение Андрею, что есть новости, и как будет возможность — пусть позвонит. С тяжелым вздохом прокрутила список контактов вверх, к началу алфавита и выбрала телефон Гранида. Долго колебалась, даже разволновалась немного, но все же набрала «Ты до сих пор сильно всем нужен, если в городе — будь осторожен, если в трущобах — вдвойне», и отправила.
Ответ от Тимура пришел: «Привет! Чего писать, нужно встретиться и поговорить! А то опять жизнь за работай потеряю, а друзья и семья важнее.», Андрей ответил: «Привет. Свяжусь» а вот от Гранида тишина. Если он на самом деле остался жить и работать в Сивесрке, то мог сменить номер ради предосторожности, и мое сообщение уйдет в никуда. Хорошо, если так. Уже через пять минут после меня стало терзать сожаление о сообщении. Зачем проявилась, отправила? Чего он не знал без меня? А так выставляю себя еще большей дурой, чем есть…
* * *
— Ну, мам, ты опять?
— А что я не могу спросить, как у моей дочки на личном фронте? Познакомь меня уже с кем-нибудь! Раздевайся аккуратно, не забрызгай ничего… мерзкая погода! Чай?
— Да.
— Тогда сделай сама, а я допишу свой абзац. Мне с чабрецом. От этой сырости и сквозняков надо беречь легкие и делать профилактику.
В мамином полихаусе не мыслимы были ни сырость, ни сквозняки, но меня радовал сам факт того, что она помнит о своем здоровье. Я скинула обувь и дождевик в прихожей, обулась в свои местные тапки и пошла к кухонному уголку, как и всегда.
— А что из сухофруктов?
— Курагу и яблоки.
— Хорошо.
— Так как у тебя дела?
«Пока не родила» — мелькнул в голове дурацкий ответ, а вслух сказала:
— Что могло случиться за три дня? Все по-старому.
— И очень жаль. Ели тебя не зовут на свидания, то приглашаю я.
— Куда?
— Сегодня согласовали дату презентации моей юбилейной двухсотой книги. Будет узкий круг приглашенных, — ты, Алексис, редактор и Лола. Отпразднуем. Умоляю об одном — будь при параде, хоть один раз ради меня!
Мама говорила и печатала одновременно, сидя в своем кресле ровно, изящно, и не поворачивая головы:
— Я подберу тебе каталоги, не пренебрегай, и дам номер хорошего стилиста. Один раз ты можешь сделать приятное мне, и по такому важному для меня случаю?
— Ладно.
— А ты знала, что Елиссарио купил еще один популярный сайт?
Только пришла, а разговор начал меня раздражать почти сразу. Мама не хотела соскакивать со своих любимых коньков — моей личной жизни, моего внешнего вида, а с недавнего времени еще и с этого Елиссарио. Мама хотела прилипнуть к нему любым способом. Мало того, что она подписала все соглашения, так еще настойчиво приглашала его на субботние встречи с читателями, следила за его общественной жизнью, подавала эти новости мне. На встречи он не приезжал, отписывался неотложными делами, и злил маму тем, что упорно звал ее Надей. Я как-то посоветовала ответить взаимностью и вернуть его имя к славянскому Елисею, но от ужаса мама едва не лишилась дара речи.
— Ты уверена, что он придет на этот раз?
— Обязательно.
Я заварила чай, отнесла на столик у окна чашки и корзиночку с сухофруктами, подошла к ее столу и положила руку на плечо. Очередной роман в работе, и как только он будет готов, нужно его прочитать. Когда мне впервые был дан доступ к серьезным гаджетам, после младшей школы, мама подарила мне на день рождения личный планшет и загрузила на него все свои романы, что были написаны к тому времени. Но даже в двенадцать во мне было столько еще детского, что от моря плотской любви с этих страниц становилось гадко. Романы будили во мне не интерес, а отвращение. С того же периода мама старательно лепила из меня принцессу по образу и подобию, а я, наоборот, отбрыкивалась от косметики, каблуков и горячо полюбила джинсовые платья, кеды и куртки. «Виноватым» в этом оказался отец со своим «дурным влиянием».
— Скоро закончишь?
— Еще нет и половины.
— Пошли пить чай.
— Пойдем. Поболтаем!
Мы только сели, как персоник подал сигнал. Я почувствовала, что внезапно покраснела от мысли, что сообщение может быть от Гранида. Проницательная мама, сощурив хитро глаза, спросила:
— Ой, чего-то я не знаю… проверишь, кто пишет?
— Я знаю кто пишет, — заказчик, который сводит меня с ума стотысячной правкой и придирками. Зарекалась больше не связываться, но взялась за заказ. Бесит ужасно! Сообщения буду читать, когда сяду работать завтра.
Уловка удалась — все в семье знали, что от гнева я тоже краснею. Взяв чашку в руки, сделала глоток. Лекарственный запах чабреца сильно ударил в нос, я зажмурилась и от горячего парка в еще не остывшее лицо…
Будь прокляты эти воспоминания, что связывают меня со взрослым Гранидом Горном! Он ушел три месяца назад, а эти два эпизода памяти и его откровенный рассказ, дышали в затылок горячим летним зноем. Я чувствовала себя чуть-чуть в плену, не отпускало насовсем. Не отпускало…
Карта
На следующий день я попала в Печатный Двор вовремя. Здание «Печатникъ» имело один вход — высокие массивные двери, обе створки которой были с фигурными щитами и тяжелыми латунными ручками.
— Тебе там понравится, — Виктор пропустил меня вперед, и я шагнула в запах краски и бумаги.
Были еще запахи, которые пробудили во мне цепочку ассоциаций со струйным принтером, — там тонер тоже пах особенно, с починкой книг, — папа свои раритеты иногда подклеивал. И с первыми раскрасками, — запах гуаши. Я поздоровалась с киоскером, с двумя работниками и дедушкой Пашей, который тут же оставил свои дела за столом и повел экскурсию:
— Это, как видишь, мой рабочий кабинет, здесь еще стол редактора и стол нашего наборщика.
Паше на самом деле только пятьдесят пять, и внуков у него не было. Он носил такую приставку к имени, потому что работал тут с восемнадцати лет, очень был увлечен изданием газеты и никогда не переключался ни на что другое во Дворах.
— Тут у нас читальня, — мы зашли в маленькую комнату с одним окном, — здесь отчитывается весь материал, что приносят жители. Рецепты, стихи, размышления или литературные вирши. Сортируем, отбираем на печать в ближайший номер, за этой должностью никто не закреплен, мы по очереди тут. Когда думаешь переезжать?
— Я пока не думаю, — честно ответила я, пожалев, что добавила слово «пока», — не могу оставить город.
— Глупости. Что тебе еще нужно, чтобы решиться?
Тут Паша легонько подтолкнул меня плечом в плечо и шепнул:
— Свадьба?
Хорошо, что Виктор в это время не стоял рядом, а успел пройти дальше. Мне стало неловко и который раз подумалось, что нужно выйти на честный разговор с ним, чтобы никто во Дворах не делал таких намеков. Я малодушно откладывала и откладывала, потому что ощущала себя предательницей — они вбухали в меня массу внимания, времени — и Виктор, и его родители, а я «только подружить»?
— Тут у нас и печать и вырубка, а тут кабинетик для тебя. Оцени.