Он стал слабее, если считать со среды, ранка на скуле затянулась, опухоли давно не было. Но он есть! Что скажет мама, которая никогда не видела меня такой?
— Чудесный макияж, барышня. И не нужно постоянно трогать его пальцами, ничего не поменяется.
Ссадины на ладонях тоже уже огрубели и не доставляли беспокойства. Но я и не заметила, что от нервов постоянно касалась свой битой стороны.
— Добрый вечер, — редактор протянул мне шампанское, я лишь мотнула головой, — ну, как хотите.
— Здравствуйте. Удивлена, что вы здесь. Первый раз приняли приглашение.
— Я тут не только ради вашей маменьки. Но это не секрет ведь, правда?
Зала оказалась тесна для стольких человек. Они создавали толпу, и я искала глазами родителей, чтобы уйти и отвязаться от разговора. Редактор сделал неприятный намек, который не хотелось понимать.
— Извините…
Ужом протиснулась между двух женщин, решивших расспросить друг друга, что кто взял из закусок и как оно? Мужчин исключительно мало — не целевая аудитория, и отец был бы заметен среди всех. Я надеялась, что он уже пришел и составит компанию, не оставляя одну. Но увидела маму.
— Чудесный вечер, — улыбнулась как можно шире и невольно втянула голову в плечи под ее взглядом, — все так замечательно утроено.
— Это что?
Элегантная мама в легком брючном костюме приложила ладонь к своей щеке от удивления, потом потянулась к моей. Вторая рука была занята маленьким планшетом.
— Эльсочка, дочка, кто тебя ударил?
— Ма, все нормально. Я упала в метро, пролетела четыре ступеньки. Несчастливый день.
— Как ты?
— Нормально. Немного неловко, что с таким лицом на празднике.
— Нужно было замазать тональным кремом… как неприятно, болит?
— Нет.
— Лисенок, — шепнула она и даже приобняла меня, — ну что же ты так, а?
И в сердце потеплело.
— А папа где?
— Сегодня его не будет. Дела, статьи, онлайн конференция с кем-то на другой части света. Обойдемся, думаю. Ты все равно чудесно выглядишь! Видела Елиссарио?
— Елисея? Да.
— Пожалуйста, не издевайся так, — мама умоляюще посмотрела, и поправила очки, — очень обидно, когда коверкают имя.
— Только между нами. С ним я буду вежлива, ведь он твой босс.
— Грабитель и гад… нет, на самом деле я сама люблю подтрунивать над людьми. Он хороший человек, обходителен и обаятелен.
Жаль, что отец не смог приехать. Маму отвлекли, присоединяться к тете не хотелось, а больше знакомых на вечере не было.
— Принести вам что-нибудь из закусок, Эльса?
Я обернулась. Редактор мне улыбался, открыто смотрел своими голубыми глазами и весь излучал внимание. С чего бы? Выглядел он так же, как и в нашу единственную встречу — стильная прическа с выбритым виском, светлый элегантный костюм, приятное лицо, располагающие манеры. Но почему он жаждет общения? По той же причине, что и я, — никого больше не знает?
— Нет, спасибо.
— Креветки стоит попробовать, сказочный вкус.
— Может быть, но позже. Слышала вы приобрели недавно новый сайт?
— Верно. Весьма выгодная сделка вышла. Маменька просветила или сами полюбопытствовали?
— Маменька.
— А я ведь догадался о чем наша талантливая Надин мечтает.
Я изобразила молчаливый вопрос.
— Мечтает увидеть меня своим зятем.
— Слава богу не мужем! Так вы свататься? У вас товар, у нас купец…
Елисей засмеялся.
— А вы не в курсе?
— Маминых планов? Наверное, в курсе, — я только о вас и слышу, когда прихожу в гости. Любимая тема для разговора.
— Аналогично. Кстати, она много пишет о вас в своем блоге. Я бы не додумался заглядывать в него, но мадам Надин спамила ссылками в личных сообщениях, и все — маленькие истории об Эльсе.
— Правда?
Это неприятно удивило. Зная, что моя личная жизнь — источник беспокойства, не подозревала, что может дойти до такого.
— На свою голову, заглянул в одну и… увлекся. Она умеет писать, что ни говори, а героиня из жизни не идет ни в какое сравнение с ванильными героинями ее любовных романов. Читали?
— Я все ее романы читаю, дочерний долг и первый критик.
— Нет. Про себя читали?
Туда заглядывала редко, блог мамы — еще большее море: ежедневного цифрового дневника, размышлений, обсуждений острых тем и прочего. Редактор поправил рукой волосы и сказал:
— Давайте, все же, куда-нибудь отойдем, здесь неудобно разговаривать.
— Зачем? Вы хотите рассказать мне, что мама поведала о первом походе на горшок? Первом классе? Первом любовнике? Сейчас начнется презентация, вон моя тетя уже настраивает микрофон и музыку выключили.
— Фу, как грубо. Я только хотел рассыпаться в комплиментах, отметить вашу доброту и отзывчивость. Красоту я вижу, а о характере мало знал. И вы меня так обескуражили в первую нашу встречу…
— Господин Елиссарио, — я посмотрела на него с недоверием, — вы всерьез верите тому, что мать пишет о дочери? Нет… что пишет мать о единственной любимой незамужней сорокалетней дочери?
— Вам уже сорок? — Его светлые брови подскочили вверх. — Не думал, что младше вас…
Пошло вступление, затянувшееся на том, как началось становление писательницы Надин, каким был первым роман, к чему пришли сегодня… любовь, страсть, семейные ценности… успех, талант, признание…
Я хлопала там, где нужно, задумавшись над тем, что мама пригласила меня сегодня ради редактора. Так ли важна я на ее вечере, если это не повод свести меня и его в одном месте в одно время? Зачем? Всерьез мечтает видеть Елиссарио зятем? Вот это чушь!
После вступления говорила мама, благодаря и скромничая. После получаса внимания, гостей пригласили к общению и шампанскому, а я улучила момент, чтобы выкрасть звезду вечера на уединенный разговор. Она согласилась:
— Пошли поболтаем, а то я выдохлась. Нужно было арендовать большую площадь, мало воздуха… и я уже отвыкла от толпы в жизни затворника.
Мы вышли в коридор и немного прошли в сторону большого общего холла.
— Твой кавалер тебе не докучал?
— Как раз о нем, — ты взаправду хочешь свести нас как пару? Или Елисей так свое чувство юмора… тешит? — вспомнила я редкое словечко.
— А чем он плох? — Не смутилась та. — Холост, умен, состоятелен. Но я бы не покушалась, если бы не увидела, что ты на самом деле заинтересовала его. Он тебе нравится?
— Я свою личную жизнь устрою сама.
— Когда? В пятьдесят, когда цена родов будет заоблачной? Вы будете очень красивой парой, как сливки с медом, и детки тоже выйдут очаровашками.
— Мама, ты выпила?
— Бокал шампанского, не больше. Чтобы не нервничать перед публикой. Присмотрись к нему, Лисенок. Я не укладываю вас в постель, я прошу — присмотрись.
— Ненавижу сводничество.
— И зря. Я так себе мужа нашла, твоего отца, к слову. И какая ты у меня красавица получилась! А познакомила нас моя мама, которая приглядела Алексиса на одной литературной встрече. Тоже был холост, умен и… перспективен.
Что ответить, не знала. Да и стоило ли? Мое молчание она расценила за колебание, и продолжила с воодушевлением:
— У Елиссарио есть личный автомобиль! И квартира в собственности в центральном полихаусе, представляешь? Да ты так устроишься, что забудешь о любых проблемах с деньгами. Будет на что растить детей, будет на что жить в старости…
— Мама… — я смотрела на нее едва ли не с ужасом. — Не продолжай.
Она махнула в сторону изящными пальцами, сняла очки и потерла глаза.
Как странно — уже двое сулили мне рай на земле — Виктор во Дворах, а мама в замужестве. Да так уверенно, будто дело решено.
— Ты сейчас думаешь, — голос стал усталым и тяжелым, — что я глупости тебе говорю. А я пожила и знаю. Как трудно было вырастить тебя, когда сидя в декрете, потеряла работу. Я писательством занялась от безысходности. А перебраться в мегаполис из трущоб? И срочно, потому что тебя нужно было вытаскивать из того кошмара с убийством, чтобы полностью сменить обстановку. Деньги — это кровь жизни. Нет их, и будут вечные проблемы, вечное надорванное здоровье, вечное раздражение… Я насмотрелась этого у своих родителей. Я насмотрелась этого в собственном браке. Не хочу, чтобы ты все повторяла. Не хочу, чтобы ты также ненавидела своего мужа за то, что он не может нормально обеспечить семью, понимаешь?
— Мама…
— Это очень непросто, Эльса. А рожать в возрасте? Мне было только тридцать шесть лет, а едва выдержала беременность и роды. Тебе же тридцать семь, а на горизонте нет даже любовника. И еще нужно время, чтобы ребенка вырастить… можно и в пятьдесят, конечно. Но представляешь, сколько это проблем? Мать как бабушка, стыдно! Было бы у меня еще время, я бы ждала сколько угодно своего принца, а так… что выбрала, то выбрала — одни перспективы, которые ни к чему не привели, кроме вечной нехватки денег. Слава богу, в какой-то момент мои романы стали приносить приличный доход! А любви нет! Это сказки для девочек! И поэтому книги читают.
Я чувствовала себя глупо. Хотелось выкрикнуть «Есть!», но прикусила язык и слушала. Мама все равно бы не поняла. Любовь — это то, чего не существовало в ее реальности. Наверное, она поэтому так рьяно писала о ней, фантазируя и воплощая все в книгах. Как я оживляла мечты в роликах, так и она проживала жизнь любимой женщины в разных образах с разными мужчинами в каждом романе.
— Ты никогда не любила папу?
Мама устало покачала головой:
— Мне была нужна ты, и только тебя я любила, свою дочку. Он же оказался не тем человеком…
— Почему вы не расстались раньше? В самом начале?
— Он не такой — Алексис никогда бы не смог оставить жену с ребенком, ты должна была расти в полной семье. А куда я? В разведенки с прицепом? Жили как могли, родная…
— А если я не хочу?
— Чего?
— Замуж ради денег?
— Это потому, что ты еще глупенькая… Иди лучше домой, милая. Не порти вечер ни мне, ни себе.
Горечь заполнила все. Непонимание мамы, жалость к отцу, и крушение собственной маленькой иллюзии, что все-таки было время, когда родители любили друг друга. Я хотела быть ребенком от счастья, а не от безысходности.
Намеки
Мы вернулись в зал. Маму отвлекла сразу Лола, а я, как сомнамбула, пошла через людей к другому выходу — к лестнице. Убежать отсюда!
— Милая барышня, куда же вы! — Редактор мягко остановил мня у дверей. — До полуночи еще далеко, карета тыквой не станет, и туфельку на лестнице терять рановато.
— Я домой.
— Погодите… я здесь ради разговора с вами, и не отпущу вас пока не скажу вам главного.
— Хотите сделать мне предложение?
— Не совсем… Дайте мне пять минут, прошу вас. Отойдем вон к тому уголку, чтобы никому не мешать и чтобы никто не мешал нам.
Была сотня причин отказаться, но перевесила мама. Не ее давление, а ее работа, которая зависела от его расположения. Пока мы добирались до уголка, Елисей отвлекся на персоник, вставил наушники в уши и извинился:
— Срочный звонок, прошу простить. Подождите буквально минуту…
Подтолкнул аккуратно вперед, а сам отстал. Я посмотрела и в свой персоник — тоже на беззвучном режиме, но ни одного сообщения не было. Все рабочие звонки и письма я перевела на отдельную почту с начала марта, чтобы не смешивать рабочее время с личным. И это оказалось удобным. Раньше не делала этого — потому что не делилось у меня так время, не было у меня другой жизни, кроме «родители, работа, родня».
— Вы удивительны, Эльса.
Подняла глаза на вернувшегося редактора и сказала:
— Давайте о деле.
Нет, выражение его лица и то, что он сказал, меня не могло обмануть — у редактора ко мне не романтический интерес. И даже не плотский. Дело было не в неуверенности силы моего женского очарования, тем более, что по одежде я выглядела как учительница старой школы, а по лицу, как алкашка после драки за стакан. А в том, что я буквально кожей чувствовала его неприятие. Он мне искренне не нравился, хоть и красив. А я не нравилась ему, хотя тоже красива. Что-то в нас было полярное, отталкивающее друг друга.
— Так любопытно, что же с вами случилось? В какие неприятности вы попали?
— Давайте о деле. Я не хочу больше здесь находиться и даю пять минут на ваш разговор.
— Вы — золотой ключик.
И голубые глаза Елисея сверкнули удовольствием от сказанного. Он будто бы тайну мне раскрыл, но я не поняла, что это значит. Выждала паузу, ответила:
— Допустим. И что?
— И что? Потрясающе! Сделайте вид, что удивлены.
— Не буду. Вы хотели произвести какой-то эффект, но я вас знаю… — Поморщилась, не договорив «болтунов и игнорщиков», чтобы не показаться сразу грубой. А так хотелось слать всех к черту в этот вечер, что зубы сводило. — Последний раз говорю — к делу.
— Хорошо… Вам нужны деньги? Или не деньги, что угодно, что вам бы хотелось и было желанным. Я все могу, только скажите.
— Мне ничего не нужно.
— Не лукавьте, — он доверительно придвинулся и понизил голос, — вам нужен я, барышня. Я по всем признакам понял, что нужен. Я и выводов других не могу сделать…
— Вы с ума сошли?
Рано я уверилась в интуиции, когда его слова на меня пахнули неприятным и даже мерзким намеком. Неужели он так вот клеился? И предлагал деньги, урод!
— Тогда вы объяснитесь. Почему же еще я здесь, а не за пределами города или даже страны? Почему моя жизнь не уничтожена одним вашим словом, одним движением тонкой ручки? Вам нравится держать меня в своем кулачке и наслаждаться влиянием? Признаю, я весь ваш. Я пленник, но вы не сжимаете свою ладошку, так? Вывод один — я вам нужен…
— Шаг назад сделайте, господин Елиссарио. Что вы себе придумали, не знаю, но ко мне не приближайтесь даже. Мне нет до вас дела, — слова выстраивались так, как будто я не в том веке жила, а из-за его «барышня» и укатилась в странный стиль, — оставьте меня.
— Не смогу. Вы у меня теперь и днем и ночью перед глазами.
Я его обогнула, быстро пошла на выход. Потерла себя за плечи, стряхивая невидимое, но липкое и мерзкое ощущение от разговора. Он не стал догонять. Крикнул внезапно громко:
— Не делайте из меня врага!
* * *
У гардеробной, едва забрала рюкзак и накинула на плечи, как на персоник пришло официальное: «На экстренный канал пришло сообщение о смерти с чипа вашей подопечной Эльсы…» — фамилия, выезд бригады, время прибытия, просьба быть на месте через пятнадцать минут, иначе дверь будет вскрыта, соболезнования, подпись.
Я побежала к станции метро.
Ноша
Все оказалось так буднично, — бригада не торопилась на эту смерть, как было в случаях с молодыми людьми. В системе записан и возраст, и болезни, и прописка в трущобах. Не нужно реанимировать человека, когда понятно, что смерть по естественным причинам — старости. И приехали не врачи, а сразу крематоры.
Мне пришлось ждать десять минут у подъезда. Было жутко заходить в квартиру одной, — я не знала, в каком положении Эльса, и страшно увидеть труп на кухне, в ванной, в коридоре. Там, где не лежат. А вдруг она упала и разбила голову, и там все в крови?
Страх был, а горя не было. В душе еще царила горечь от смерти родительских отношений, но думая о тете, не находила ни отклика печали. Она отмучалась.
Бригада вынесла ее на носилках, в специальном синтетическом пакете. Верх оставили не застегнутым:
— Чип не взломан, персоник идентифицирован. Но нужно ваше опознание для протокола.
— Это она. А где она была?
Старуха выглядела спящей — ничего жуткого.
— В спальне в постели. По предварительным данным обширный инсульт. Поставьте подпись тут и тут, и скан, пожалуйста.
Я расписалась в двух бумагах, один лист оставили мне, и провела персоником, подтверждая цифровую подпись.
— Вам нужно время попрощаться?
— Нет.
— Очередь для кремации — сорок один. Как подойдет по графику, вам придет сообщение о дне и времени. Можете присутствовать. Прах после надлежит забрать в течение месяца.
Соседи на шум даже не выглянули. Когда машина с Эльсой уехала, я осторожно зашла в квартиру и закрыла дверь. Здесь больше никогда не будет работать телевизор, а я никогда не буду готовить ей еду.
Я прошла по комнатам, везде посмотрела, не зная — а что делать дальше? И с тем, что случилось и со своими чувствами? Почему не приходило ощущение потери? Почему мне было до жути жалко вещи, которыми не успела Эльса попользоваться как следует? Жалко всю еду, которую она не съест? В контейнере в холодильнике лежали нетронутыми тефтели из индейки и яичные блинчики с творогом. Морозилка забита готовыми блюдами, что я наготовила в прошлый приход. Столько старания, чтобы рацион был вкусным, полезным и разнообразным, а Эльса даже не вскрыла сливки и коробку с первой, настоящей июньской клубникой…