— Как бы ваш приезд оказался не к добру, господин директор, — поведала она сварливо. — Уж не привезли ли вы с собой скверну? — И махнула рукой. — Простите шутки старухи. Да помилуют нас Сущие, все, что здесь происходит, нехорошо.
Лэнгли выдавил растерянную улыбку. Я решила, что он побаивается госпожу Джонсон, но в этом не было ничего странного. Те, кто сам никого не боится, часто у других вызывают страх.
Она ушла к телу, возле которого прыгал озябший Фил, а мы с Лэнгли подошли ближе, но остановились так, чтобы ей не мешать, и Лэнгли окликнул Фила и протянул ему фонарь.
— Он не нужен мне, юноша, — закряхтела госпожа Джонсон. — Во-первых, я плохо вижу. Во-вторых, эти руки приняли столько младенцев и ощупали столько покойников, что вы не увидите за всю свою жизнь. Что вы хотите? Она не упала, да как бы она перевалилась через окно с ее весом, все кости целы, но я предсказывала ей апоплексический удар, так на него и похоже. Стефани, детка, пока ты тут, намекни господину директору, что анатомия важный предмет. И нет, я не буду его вести, но если не я, то кто же, правда?
Она поднялась на ноги, отряхнула колени. Фил вжал голову в плечи, скорее от холода, чем от испуга. Но, может, еще потому, что ему предстояло копать очередную могилу.
— Вы Дщерь Сущих, — неожиданно сказал Лэнгли. — Вы не верите в проклятья и зло? То самое древнее зло, о котором говорил бедный Арчи? — Госпожа Джонсон открыла рот, но он повысил голос. — Забудем про святость этих земель. Забудем про легенды и сказки. Это четвертая смерть за очень короткое время. У меня нет объяснений, есть ли они у вас?
— Нэн пропала! — перебила я Лэнгли бесцеремонным выкриком. Был неподходящий момент, но про нее все забыли. Даже я. — Ее нигде нет. Я боюсь, что ее похитили.
Госпожа Джонсон задумчиво почесала щеку. Глаза ее за очками расширились. Новость о Нэн изумила ее больше, чем гибель Коры Лидделл.
— Сущие да помилуют ее, — негромко выдохнула она. — Нэн сильный маг, возможно, самый сильный из тех, кто заперт в этих стенах.
— И лошади пропали, — закончила я упавшим голосом. — Наверное, это связано…
Лэнгли взял реванш.
— Госпожу Лидделл точно не убивали? — спросил он. — Нет ран на голове или теле?
— Ничего нет, — отрезала госпожа Джонсон. — Я ощупала ее всю, видят Сущие, удовольствия это мне не доставило. Но я отвечаю за свои слова, юноша, и если я говорю, как дело было, значит, оно так и есть. Даруют Сущие ей покой и простят грехи, ей уже не помочь, но где Энн Крэйг?
Она требовательно ткнула в грудь Лэнгли пальцем, и тогда я догадалась, что госпожа Джонсон думает о том же, о чем и я. Нэн уже в комнате и видит третий сладкий сон. Самообладанию Лэнгли можно было позавидовать — он сделал вид, что не понял намека.
— Иди поищи ее, Стефани, детка, — предложила мне госпожа Джонсон. — Не могла она взять и вот так вот пропасть.
Я замялась. Уйти хотел Фил — он как мог проявлял нетерпение, но вмешаться в наш разговор не смел. Я собиралась заартачиться, сослаться, наконец, на то, что я не студентка, а администратор, что надо отнести бедную госпожу Лидделл куда-нибудь, не оставлять же ее здесь, но Лэнгли тоже кивнул мне на Школу, и я ушла.
Никто еще не проснулся, а я только думала, что будет с утра. Новая смерть. Еще одна. И меня удивляло, что молчали девочки.
Я встала как вкопанная. Девочки? Сущие, как я могла об этом забыть! Трэвис видела эмпуса. Она сама призналась мне в этом, а я выбросила это из головы, я искала книгу, пыталась узнать, кто видел проклятого призрака, опасалась за госпожу Коул и за всех остальных, даже за Кору Лидделл. Я гадала, как эмпус убивает, хотя мне давным-давно был известен ответ! Он показывает то, чего человек боится больше всего на свете…
Или это всего лишь легенда. Я не узнаю у госпожи Лидделл, кто привиделся ей в темноте.
А кого видела госпожа Коул перед тем, как мы нашли ее?
Сколько еще человек в Школе видели что-то — и никому не сказали?
Я заставила себя подняться в кабинет арифметики. Подошла к окну, подцепила его длинной палкой с крючком, которой Далила Эванс закрывала тяжелые пыльные шторы, притянула раму к себе, закрыла окно на хлипкий крючок. Ему недолго осталось — сорвет ветром, надо предупредить Фила… Неудивительно, что и сейчас окно распахнулось, я видела, что будет порыв посильнее, и снова крючок выскочит.
Госпожа Лидделл не падала из этого окна…
А где Нэн?
Я бродила по Школе, заглядывая во все двери. Пусто, тихо, только в преподавательском коридоре уже кто-то начал утренний туалет. Скоро мне нужно будет сказать о случившемся, или, может, об этом сообщит Лэнгли? Мне стоило пойти к себе в комнату, но я не то чтобы чувствовала — знала, что Нэн там не найду.
И я не нашла.
Я села на кровать, убитая и уставшая. У меня не было сил пошевелить ни рукой, ни ногой. Даже на то, чтобы всхлипнуть, сил не осталось. За что это все, почему именно я? Я не верила в предсказания и провидение, я даже к кармической диагностике относилась со скептицизмом, так что же кто-то свыше хочет мне доказать?
Почему они все погибли? Лайза Кин, Криспин, Арчи, госпожа Лидделл? Почему пострадала госпожа Рэндалл, что грозит Трэвис, что видела госпожа Коул? Где Нэн? Когда все это закончится, что мне делать, как прекратить этот невообразимый кошмар?
Почему все скрывают от меня что-то? Кому верить?
Наверное, я все же упала без сил на кровать и заснула. Потому что, когда осторожно открылась дверь, я вскинулась, вспомнив все сразу, но это была не Нэн.
— Простите меня за вторжение, — Лэнгли чуть отвернулся, чтобы не смотреть на меня заспанную и помятую. — Но вы не отвечали на стук. Я запретил покидать Школу всем студенткам и персоналу. И видят Сущие, — тут он улыбнулся, — мне хватит сил притащить сюда упрямую госпожу Коул.
Глава двадцать четвертая
Все-таки Лэнгли смутился. Ситуация на грани, мы оба понимали это прекрасно. Я немного приподнялась на локте, но лежала на кровати, и одно то, что он был в моей комнате, далеко выходило за рамки всех мыслимых приличий. Лэнгли уже взялся за ручку двери, как я спросила хриплым дрожащим голосом:
— А как же Нэн?
Лэнгли обернулся, но на меня не смотрел. И мне показалось, не потому, что я полулежала, нет, было что-то еще. Но дверь он выпустил, покачал головой.
— Госпожа Гэйн, я склонен согласиться с госпожой Джонсон. Госпожа Крэйг сильный маг, и справиться с ней непросто.
— Тогда где она?
— Я не знаю. Давайте представим, что она сбежала из Школы? Это она оседлала лошадь…
Нэн не могла, только не Нэн. Нэн не стала бы уезжать в эту пору, Нэн никогда бы не бросила нас, хотелось закричать мне, но разве важны были Лэнгли мои эмоции? Нет, он слышал лишь голос разума. Я вздохнула и села, спустив ноги и одернув мятую юбку, а Лэнгли решил, что теперь может повернуться ко мне.
— И куда пропали остальные лошади?
— Вот это меня беспокоит сильнее всего, госпожа Гэйн.
Если бы он шутил, я охотно бы поддержала его, но нет. Лэнгли оставался серьезен, и мне все больше чудилось, что что-то не так.
— Мне страшно.
— Я знаю, — Лэнгли на секунду прикрыл глаза. — Я знаю, что вам очень страшно. Все, что я могу обещать — я никому не позволю причинить вам вред. Вы мне верите?
«С чего вдруг такая забота!» — выкрикнула я про себя. И с чего мне ему было верить? Лэнгли подошел ко мне ближе, опустился на колени перед кроватью, заглянул мне в глаза. Красивый жест, покаянная поза, в этот момент я боялась Лэнгли гораздо больше, чем эмпуса из тьмы. Эмпус убивал, Лэнгли чего-то от меня добивался.
— Тогда почему вы запретили покидать Школу? — жалобно спросила я. — Если вы полагаете, что госпожа Крэйг сбежала, если вы не верите в…
— Расскажите. — Потребовал? Попросил? Так — вежливо, не допуская отказа и возражений, разговаривали офицеры на границе. Лэнгли был чиновником на таможне? Это вполне объясняло его концентрацию на невероятной физической силе, офицеры Гвардии Анселских Долин следили за порядком наравне с полицией, может, в Дессийских Перевалах они тоже помогали жандармам? — Расскажите мне все, что вы знаете.
Где-то в коридоре раздавались шаги, голоса, кто-то ходил, я слышала, как госпожа Джонсон ругается на кого-то. Никто не собирался к нам заходить, всем было наплевать на меня, и я этому радовалась. Потому что никак я не смогу объяснить, почему я сижу на кровати, а сам директор стоит передо мной на коленях. Двусмысленная ситуация, нехорошая, очень опасная.
Но я ничего не предпринимала, чтобы ее изменить. Не попросила Лэнгли выйти, не сказала, что спущусь к нему в кабинет, не высказала, что он подвергает риску мою репутацию.
— Я… — пискнула я и задумалась. С чего мне начать?
— Начните с начала, — подсказал Лэнгли, словно прочитал мои мысли. — Так будет лучше всего.
— Вы помните тот вечер, когда вы приехали? — я посмотрела на Лэнгли, но вряд ли он стал бы утверждать, что нет. — Я сейчас поняла, что Арчи спокойно прошел до Школы, а потом так же спокойно вернулся назад… — Лэнгли молчал, только чуть улыбнулся, подбадривая. — Знаете, сэр, он ведь видел как кошка. Никогда не пользовался фонарем. Потом мы искали Мэдисон. Помните?
Лэнгли кивнул, хотя мой рассказ был бессвязен. Я восстанавливала события, пытаясь поймать что-то важное, и любой другой человек одернул бы меня и посоветовал быть последовательнее, но не Лэнгли. Он чиновник Священного Собрания, возможно, расстрига, привыкший выслушивать исповеди?
— Тогда же погиб Криспин. И слова Арчи не идут у меня из головы. Он сказал: «Не первый раз я его видел, так почему ничего не сделал, но я хочу дожить отпущенные мне Сущими дни...» И еще — «спрячьте меня...»
— Это странно, вы правы, — Лэнгли нахмурился. — Звучит, как будто он боялся не призрака, а человека. Ведь призраку все равно, кто проговорится, не так ли?
Я не знала, какого ответа он от меня ждет. Не знала, почему опять откровенна с ним. Даже не представляла, верит ли он или хочет в чем-то убедиться. Это действительно было похоже на исповедь, как я читала о них в романах.
— Третий несчастный случай, — продолжал Лэнгли. — Это тоже сказал Арчи. Почему его так напугала именно гибель Криспина? Это сделала лошадь. Арчи был ленив? В Школе ему пришлось перестать пить и начать много работать. Мне кажется, причина, которая побудила его бросить сторожку и переселиться в Школу, не так уж проста. Он ждал новой смерти, это тоже его слова. Ждал — и ничего не сделал, чтобы предотвратить. Почему? Не имел возможности? Желания? Или наш призрак таскал ему выпивку? Простите, госпожа Гэйн, это, безусловно, глупая шутка… Он его видел и не сказал, как он выглядит.
— Трэвис сказала. — Да, Трэвис, которая была в огромной опасности. Вот почему я говорила сейчас с директором Лэнгли — я чувствовала вину, и ни к чему было перекладывать это чувство на Лэнгли. — В ту ночь, когда погиб Криспин, она видела нечто огромное и полупрозрачное возле стен Школы. Оно не шло, а как будто плыло, и на нем было что-то, похожее на плащ. «Оно было живое и неживое одновременно», так она мне сказала, но она не очень верила в это, господин директор. Смеялась сама над собой.
Трэвис не смеялась, это было что-то иное.
— Легенды так описывали эмпуса. Девочки рассказали, что это такое, прочитали в книге, которую теперь невозможно найти. Эмпус — проклятый, самоубийца, не преданный после смерти земле, он показывает человеку то, чего тот больше всего боится. Если увидеть эмпуса, ты обречен.
— Это и в самом деле легенда, — спокойно разъяснил Лэнгли. — Я знаю ее, доводилось читать. В школе мне были интересны легенды, я даже хотел стать историком, изучать старые предания, книги, быт людей… Потом понял, что мне, наверное, будет скучно… — Он улыбнулся. — И что было дальше?
— Они словно злились на себя, что боятся, — вот теперь я нашла то верное, что описывало их мотивы. — Это похоже на… представьте, что ребенок видит кого-то в саду, но не сразу решается рассказать матери, потому что она подумает, что это как чудовище под кроватью, а потом кто-то грабит и убивает соседей, и малыш осмеливается признаться…
— Так и бывает, — обронил Лэнгли и поморщился. — То есть они боялись?..
— Эмпуса. Да, они боялись. Но сказали, что в Школе тепло, что он сюда никогда не войдет. И дали понять, что госпожа Джонсон так думает. Которая пыталась нас убедить, что никакого эмпуса не существует, но приказала протопить Школу. Знаете, как она это потом объяснила? Она опасалась, что кто-то из девочек найдет пропавшую книгу и испугается. А раз в Школе тепло, то им ничего не грозит.
«Этому хлыщу знать об этом необязательно. Чем больше он будет торчать в кабинете старухи Рут, тем лучше будет всем нам», — вспомнила я. Госпожа Джонсон хотела что-то утаить от Лэнгли, и теперь я чувствовала себя так, будто предала ее.
Госпожа Джонсон просила бросить книгу в камин.
— А когда вы заставили меня вломиться в комнатку Арчи, вы думали об этом эмпусе?
Тон Лэнгли меня обмануть не мог. Он словно иронизировал, но я понимала — он может разозлиться и лишить меня части жалования. Но я кивнула:
— Он видел его. Если верить его словам.
— И госпожа Коул. Она сама говорила.
Да, только Лэнгли был тогда настроен крайне скептически и даже поднял меня на смех. Деликатно, но не менее обидно от этого.
— Я пыталась прибегнуть к кармической диагностике. Просчитать, кто может быть следующим.
— Получилось? — в глазах Лэнгли зажегся огонек, а я подумала — он не устал так стоять? Скорее всего, нет, его поза была расслабленной, вполне возможно, это тоже какая-то концентрация. Теперь мне не у кого спросить. — Не очень верю в такие прогнозы, но…
— Медицинские прогнозы обычно верные, — не согласилась я. — Но я не врач.
— И кого вы… просчитывали?
— Госпожу Коул, — призналась я упавшим голосом. — Надо было Трэвис, я знаю. И я не успела спросить, видела ли кого-то госпожа Лидделл. Очень может быть, что она видела давно, еще до смерти маленькой Кин и до случая с госпожой Рэндалл. Но я все равно ничего не смогла рассчитать. Мы ведь не можем опросить всех? Кто что видел, останется тайной?
— Это действительно останется тайной, госпожа Гэйн, — Лэнгли поднялся. Вот так, он выяснил что хотел, и на лице его была теперь лишь озабоченность. — Эта девочка, Трэвис, никому ничего не сказала?
— Только своим подругам. Но одна объявила, что это глупости, насчет другой я не знаю, а третья — та самая Мэдисон, которая ходила за волчьим корнем. Я не могу понять, она боится и нет одновременно. Может быть, это опять как дети с чудовищами? Страшно, когда ты один засыпаешь, а утром высмеиваешь младшего брата, который тоже всю ночь боялся?
— Все может быть. — Лэнгли проявлял нетерпение. — Госпожа Гэйн, думаю, вам стоит хорошо отдохнуть. Я освобождаю вас от всех дел на сегодня. Госпожа Лидделл простит вас, и я не уверен, что она почтила бы хоть чьи-то похороны своим присутствием. Постарайтесь уснуть.
И на этот раз он все-таки вышел, я только грустно всхлипнула вслед, потому что кто-то мог его в коридоре увидеть. Но в глубине души мне было уже безразлично.
Лэнгли вытащил из меня практически все, что я знала, если не считать историю с Новоявленной, которая была то Всеблагой Дщерью, то Тенью Нечистого. Все зависело от рассказчика.
Но Новоявленная не могла оказаться эмпусом, а значит, не так уж и важно, какой она была при жизни. Эмпусом мог стать только тот, чье тело не предали земле. Как узнать?
Лэнгли посоветовал мне отдохнуть, но несмотря на то, что спала я мало и плохо, я понимала, что уснуть не смогу и даже просто лежать будет мне не под силу. Мне было жаль вздорную госпожу Лидделл так же, как Криспина или Арчи, но куда больше было жаль крошку Лайзу Кин.
Единственную студентку из всех наших жертв. Она погибла самая первая. И когда она погибла, явились жандармы. Госпожа Рэндалл сразу послала за ними — Криспин тогда ездил в деревню с письмом, а уже деревенские добрались до жандармского офицера округа. А Лэнгли никого не вызывал.
Я принимала это. Мы и до деревни можем сейчас не добраться, и конокрад выбрал подходящее время: он, может, счастливчик, а может, отчаянный, но он твердо знал, что мы не пустимся за ним в погоню. Деревенские наотрез откажутся куда-либо ехать. И Нэн, Нэн тоже считала, что в это время года безумие куда-то бежать…