Стало быть, дело в госпоже Коул. Этот пожар заставил госпожу Джонсон отправить меня на поиски книги, а почему в монастырь отправилась Нэн? Она уехала до того, как умерла госпожа Лидделл, или после? Я не знала, не знал никто. Наверное никто, но если госпожа Джонсон что-то видела? Окна ее комнаты выходили на другую сторону, но разве это могло помешать?
Кто даст мне ответы? С кем я поеду? Думаю, с Трэвис. Она хорошо управляется с лошадьми.
Мне нужно было одеться. Я могла отказаться, могла вернуться в кровать, могла разбудить Лэнгли и сказать ему, что госпоже Джонсон плохо из-за всего, что случилось в последние дни. Да, это было бы самым разумным, она не в себе. Она говорила как будто не мне в ответ, да и слышала ли она меня?
Монастырские строения были действительно далеко. Они до сих пор оставались в ведении Священного Собрания, потому что изначально, задолго до Новоявленной, земли обрабатывали крестьяне, и монахи из всех окрестных скитов платили им за это тогда, а сейчас — Священное Собрание. И наши припасы привозили оттуда, но было это летом и осенью, не зимой, зимой дороги были закрыты, да я просто не доберусь туда, я не смогу!
Я решительно вытащила старую юбку, которую было не жаль.
У меня нет магии, у меня нет оружия, я не так хорошо держусь в седле, как хотела бы. Нэн не справилась, Нэн, которая в тысячи раз сильнее меня. Я замерзну, моя лошадь споткнется, я не вернусь назад!
Следом за юбкой полетела такая же древняя, но теплая кофта. Я выпросила ее у горничной матери, когда уезжала, лишь потому, что боялась замерзнуть в Дессийских Перевалах, но ни разу не доставала ее, так она была стара и страшна. Нэн бы меня засмеяла.
Почему госпожа Коул? Почему именно она? Что в ней такого?
Я одевалась, и руки мои не дрожали. Сапоги мне пришлось взять у Нэн, и я подумала, не имеет значения, сколько они стоят. Я расплачусь. Или верну их и все.
Госпожа Коул — тетя маленькой Лайзы Кин. В этом ответ? Лайза — единственная студентка. Больше из девочек никто не погиб. Вот оно, вот оно, круг должен замкнуться.
Госпожа Джонсон не говорит всего, это не значит, что правды она не знает. Может, она не хочет меня пугать. Ей надо, чтобы я не боялась. Почему Нэн ничего не сказала мне?
Я собрала волосы под платок, надела свою старую мантию. Да, неудобно, мне придется сидеть в седле эти сорок миль, неизвестно, за сколько я их проеду. Мне стоит прочесть молитву, которую я не знаю? Пожалуйста, Сущие, помогите мне.
Помогите нам всем.
Спасите всех нас.
Я тихо закрыла за собой дверь. Школа спала, нигде не пробивалось ни полоски света из-под дверей, но кто-то мог бодрствовать. Тихо, как вор, я спустилась вниз, сапожки Нэн были моим не чета — мягкие, уютные. Нигде никого. Ночь, и пусть это будет последняя ночь из тех, когда здесь гуляет смерть.
Я сделаю. Я смогу. Мне обязательно все удастся.
Смотри на меня, порождение Тьмы. Я не боюсь тебя — я помогу тебе уйти с миром. Ты меня не убьешь.
Это была я и не я. Я умирала от страха где-то внутри, но я ничего не страшилась. Мне было все по плечу, и я не спрашивала себя, в чем причина. Я устала шарахаться от каждой тени, невыносимо и дальше закрывать глаза.
В конюшне кто-то был. Свет горел в ней всегда, но сейчас я слышала, что кто-то возится, и это не лошади. Как госпожа Джонсон уговорила Трэвис? Или кого-то еще?
— Госпожа Гэйн.
Я вздрогнула и не стала пока оборачиваться.
— Вы могли отказаться.
Я медленно повернулась. Она решила вот так, и ее никто не посмел ослушаться.
— Вы тоже могли отказаться, господин директор. Что же она сказала вам?
Глава двадцать девятая
В своих обносках я была похожа на нищенку.
Я отметила в первый же вечер, как Лэнгли изящен и насколько красив, но осознала это только сейчас. И его дорожная одежда — из запасов Школы, может быть, даже старые вещи Криспина, — Лэнгли не портила. Таким мог быть принц, породу, происхождение никогда не скроешь. Под стать Нэн Крэйг.
Да, я все-таки ревновала, как бы ни было это смешно. И поэтому я, стесняясь себя и своих собственных мыслей, рассматривала какую-то вмятину в двери пустого денника — наверное, лошадь попала туда копытом.
— Вам нужна помощь, госпожа Гэйн. Или мне нужна ваша помощь. В любом случае, я отказаться не мог.
Я впервые призналась себе в чувстве ревности, это значило, что Лэнгли мне нравился. Ни за что я не произнесла бы это вслух и под страхом смерти не поделилась бы этим ни с кем. Может, все дело было в том, что страх смерти стал очевиден как никогда?
Я ему не пара, как ни крути. У него отношения с Нэн. Он директор Школы, а я — администратор. Ни один Совет не закроет на это глаза, а вот Нэн могла позволить себе наплевать на их мнение.
Я готова была провалиться сквозь землю оттого, как безобразно я выглядела. Побирушка. Хотела бы я, чтобы Лэнгли смотрел на меня не как на свою подчиненную? Да, пусть только в моих мечтах.
— Спасибо, — пискнула я и сама не поняла — а за что? Потом взглянула на него, стараясь не покраснеть. Лэнгли мне улыбнулся. — Нэн… Госпожа Крэйг отправилась туда. Вы это знаете?
— Да, возможно, — согласился Лэнгли. — У нас не так много времени, госпожа Гэйн, я надеюсь, вы умеете ездить на лошади?
Я умела. Не так, как Нэн, которая могла потягаться с любым профессиональным жокеем, и, вполне вероятно, я не смогу удержаться, если лошадь споткнется в такую погоду. Но вдвоем у нас больше шансов добраться туда и вернуться обратно. Предпочла бы я общество Трэвис? Да, при ней я не была бы так вопиюще беспомощна и неуклюжа.
Я даже споткнулась, пока выводила лошадь. Я не могла заставить себя выпрямить спину, настолько ущербной я казалась сама себе. Мне не удавалось выбросить из головы Лэнгли и Нэн, запах духов, многозначительные взгляды и то, что он ехал ее спасать. Зачем же ехала я? Прочитать записи? Но у нас один алфавит.
Лэнгли придержал мою лошадь, пока я садилась. Судьба была ко мне милостива, я не запуталась в юбке и сразу села удобно, и Лэнгли повел обеих лошадей — мою и свою — к воротам.
— Кто за нами закроет? — я чуть склонилась к нему, хотя в этом не было смысла, нас никто не мог услышать. — Госпожа Джонсон? Фил?
— Не волнуйтесь, — легко ответил Лэнгли. — Мы проедем мимо ворот.
Там, куда он хотел ехать, слишком гибло. Школа не огорожена полностью, это было и невозможно, забор и ворота стояли со стороны дороги, а дальше, в лес, на лошади отважился бы соваться не каждый. Разве отчаянный конокрад, жадный до наживы до такой степени, что рисковал потерять не только добычу, но и голову на обратном пути.
Лэнгли все еще не садился на лошадь. Мы шли вдоль забора, и мощеная тропка в конце концов кончилась. Летом госпожа Коул высаживала подле забора неприхотливые целебные растения, осенью собирала их, сейчас только пожухлые стебли шуршали под копытами лошадей. Луна, как бывает в это время года, пряталась за низкими облаками, было темно, я различала лишь тени деревьев и кривые ветви, тянущиеся к нам.
Я озиралась. Не искала эмпуса, мне и без него было не очень уютно, и Лэнгли это заметил, достал фонарик и протянул мне.
— Если вам так будет спокойнее. Не переживайте, если нас увидят, увидят и так. Точнее, услышат. Но здесь никого нет.
Фонарик я благодарно взяла, но зажигать не стала.
— Наши лошади могли убежать этим путем?
— Сомневаюсь. Наверное, через лес, — сказал Лэнгли. — Я бы увел их через лес, потому что там их сложнее догнать. Какое-то время по лесу можно скакать быстро. Здесь наоборот.
Откуда он мог это узнать? От Нэн, конечно. Времени кататься на лошадях у них не было, но возможностей для разговоров... ночами хватало.
Я села наконец ровно, распрямила плечи. Так было удобнее находиться в седле, а еще я постаралась себя убедить, что отношения Лэнгли и Нэн меня не касаются. Нэн… если она до сих пор жива, могла позволить себе многое из того, что было недопустимо для меня.
К примеру, влюбиться или испытывать симпатию и не бояться ее выражать. Причина была не в красоте, а в богатстве и титуле. Какие нравы были в ее среде, я знала лишь по романам, но много именитых романистов носили титулы и обладали немаленькими состояниями. Я могла доверять их историям.
Тропинка кончилась совсем, а вместе с ней и забор. Теперь, я знала, по одну сторону — топкое болото, по другую — кустарники, колючие, в которые лошадь не сунется. Но копыта цокали, это меня удивило. Лэнгли — не мог же он читать мысли? — опять заметил с улыбкой:
— Старая монастырская дорога. Их всегда клали там, где не могли сесть в засаде разбойники. А знаете, кто строил эти дороги? Монахи, которым назначили покаяние. Знаете, за что? За совращение монахинь или растрату средств монастыря. И таких монахов было немало, как думаете, какое покаяние назначалось чаще?
Мне понравилась эта игра, она отвлекала от мрачных мыслей.
— Монахини, — уверенно ответила я. — Монахинь больше, чем монахов, которым доверены деньги. А еще госпожа Джонсон сказала, что в женских монастырях предпочитали иметь дело с монахами из Анселских Долин, потому что там более строгие правила.
— Браво! — неподдельно восхитился Лэнгли. — Хотите еще? — И, не дожидаясь согласия, продолжил: — Как вы считаете, почему дороги клали именно так? Почему никто не мог устраивать здесь засады?
Эта задачка была посложнее, и я ненадолго задумалась. С одной стороны болото, с другой — кусты…
— Мало устроить засаду, нужно еще и уйти?
— Вы потрясающи! — объявил Лэнгли. — Верно, а уходить всегда проще в сторону. Так вот, монахи подобным образом избегали грабежей. У меня есть новость плохая — дальше река, старое русло, уже пересохшее, но дорогу за столько лет размыло… Будет немного сложнее.
Я зарделась от его похвалы. И вопросы были не так уж просты, значит, я чего-то все-таки стоила?
— Откуда вы знаете про монахов? — поинтересовалась я.
— Я говорил, что хотел стать историком. — Он остановился, моя лошадь недовольно фыркнула. — Кажется, мне придется идти впереди, а еще мне будет нужен фонарик.
Лэнгли зажег фонарик — больше похожий на маленький факел с газовым фитилем. Этот фонарик я помнила, из кабинета директора, им пользовалась госпожа Рэндалл, а подарила его ей Нэн Крэйг. Сейчас Лэнгли светил себе под ноги, его лошадь шла следом за ним, а позади — я.
Тропинка монахов уже пропадала. Сколько же времени она сохранилась! Покаяния были суровыми, думала я. Мне хотелось спросить у Лэнгли, когда покаяние считалось исполненным, через сто ярдов? Триста? Тысячу? Или пока монах не умрет?
Прошло около часа с тех пор, как мы покинули территорию Школы, и тропинка исчезла окончательно. Деревья отступили, наверное, это и было то старое русло или затопленные низины. Лэнгли вскочил на лошадь, пустил ее медленным шагом, я поехала за ним, размышляя.
Сорок миль, больше суток пути. Неудивительно, что Школа так далеко от старых строений — когда-то эти земли принадлежали Новоявленной Веронике. А каким путем ехала Нэн?
— Господин директор, — окликнула я, — Нэн, госпожа Крэйг, поехала этой дорогой?
— Уверен, что нет, — Лэнгли чуть обернулся. — Думаю, мы с вами ее не встретим.
Имел ли он в виду, что Нэн выбрала другой путь, или подразумевал нечто иное?
Что я вообще о нем знаю, кроме того, что он прислан Советами вместо госпожи Рэндалл? У него великолепные навыки мага, редкие навыки, он умело управляет Школой, он не теряет присутствия духа, когда все идет наперекосяк, он согласился на просьбу госпожи Джонсон сопровождать меня. Но, может, и наоборот, это я сопровождаю его.
Где-то начала кричать птица, протяжно, тоскливо, потом отозвалась вторая, третья, и печальный пересвист продолжался достаточно долго. Лошади коротко всхрапывали. Русло кончилось, снова пошел лес.
Лэнгли погасил фонарик, лошади шли сами, тропинка — теперь уже не проложенная людьми, а просто старая просека, стала шире, и я нагнала Лэнгли и поехала рядом с ним. Он не возражал, но мне показалось, и не был этим очень доволен. Потом он указал мне направо — я свернула, Лэнгли пропустил меня вперед, затем обогнал на полкорпуса лошади.
— Вы не замерзли? — спросил он. — Мы скоро приедем на небольшой хутор. Я посмотрел карты, они, конечно, очень старые, но, думаю, хутор все еще существует…
— Вы знаете, что искать? — Мне было немного холодно, но не настолько, чтобы я пожаловалась Лэнгли. Пока не было ветра, терпимо. — Госпожа Джонсон говорила про книги смертей и рождений. Они, скорее всего, на анселском языке.
— Главное, что в них может быть причина смерти. В монастырских книгах так пишут — писали — не всегда, но при возможности указывали. Знаете, почему? А чтобы никто не мог придраться, что не исполняются заупокойные требы. И еще, но здесь я могу ошибаться, существовало правило, по которому грех можно было отмолить. Что-то вроде… — Он задумался. — Нужно молиться за убийцу долгое время и только потом можно исполнять требы.
Я сразу вспомнила про Юджина. Его повесили — в этом сходились и госпожа Джонсон, и госпожа Коул. Но он не эмпус, он не может быть эмпусом. Он не самоубийца.
А если он повесился сам? Зачем госпоже Джонсон записи из книги смертей? Хочет ли она узнать имя несчастной женщины, лишившейся семьи, или убедиться в судьбе Юджина?
Если Лэнгли хотел стать историком, если он интересовался жизнью монастырей, может он знать события тех лет?
— Господин директор, вы слышали историю этих мест? Новоявленная Вероника, ее вражда с братом? — Я не надеялась на положительный ответ, а Лэнгли посмотрел на меня выжидающе. — Вы ведь поэтому сказали про молитвы за убийц?
— Почти, — уклончиво откликнулся Лэнгли. — Старая история, и знаете, когда я получил назначение, я удосужился ее прочитать. Было интересно, в какие края меня заслали… Я изучил записи, которые хранятся в архиве Священного Собрания. Могу вас уверить, больше я туда ни ногой. Чиновники там одним своим видом отбивают желание жить.
Лэнгли засмеялся, а я подумала — это странно. Если его пустили в этот архив, но он тут же признался, что там ему не понравилось, значит, он не чиновник Священного Собрания. С другой стороны, у него могли быть связи. Даже простой архивариус или библиотекарь мог достать ему пропуск в архивы, Лэнгли мог испросить пропуск официально, так было в Анселских Долинах, и я не считала, что в Дессийских Перевалах правила отличаются. Это обычная исследовательская работа, я и сама бывала в архивах и библиотеках, когда училась. И иногда мне приходилось ждать разрешения или очереди несколько недель.
— Вам интересно? — Лэнгли вел со мной светскую беседу. Не обращая никакого внимания на мой кошмарный вид, но, возможно, он не всматривался в темноте. То есть — ему не было до меня никакого дела. — Граф Шеррингтон знатно погулял. Архивы не сохранили имена всех его внебрачных детей, но предполагают, что они все не выжили, кроме одного — Юджина. И когда юная Вероника осиротела, Юджин, который был старше нее года на три, решил получить свою долю наследства. Дошел до самого короля, доказывая, что малолетняя графиня распоряжаться деньгами и землями не может, и возраст не тот, и пол, но король оказался упорен — у него была очень серьезная матушка, полагаю, ее слово тут не последнее, записи поминают ее недобро, значит, в моих предположениях есть резон… Юная Вероника стала монахиней, как всегда и хотела, а Юджин собрал отъявленных негодяев и принялся разорять земли. Объяснение простое — крестьяне не любят неспокойной жизни, уходят с выжженных земель, но Юджину не повезло. Некий Чарльз Стивенсон, местный шериф, собрал обозленных крестьян и сцапал Юджина за очередным разбоем. По закону того времени разбойник, пойманный на месте, мог быть повешен без всякого суда. Что Стивенсон с крестьянами с ним и сделали. Что же до маленькой Новоявленной, то она передала эти земли монастырю, в том числе и ту, на которой находится Школа Лекарниц. Земли освятили, кажется, поливая благословенной водой, но в этом я могу уже ошибаться…