— Признаки твоего отвращения и равнодушия налицо, — произнёс он ровным голосом, словно и не было страсти с его стороны.
Я попыталась сфокусировать на нём взгляд — от пережитого всё плыло перед глазами, тело продолжала сотрясать дрожь перевозбуждения. Сквозь пелену тумана видела, как он, усмехнувшись, смотрел на свою руку, которой меня ласкал.
— Ты всегда так истекаешь соками, когда презираешь и ненавидишь мужчину? — спросил, не скрывая ехидства. Эти слова, словно пощёчина, стало мерзко из-за того, что поддалась на его провокацию. — Надеюсь, твоя гордость не сильно пострадала от того, что в руках мерзавца сгорала от желания? — продолжая издеваться, он выкинул порванное им же нижнее бельё в корзину для мусора.
— Ненавижу!
— Хорошее чувство, ещё один шаг и …
— И не мечтайте, — взорвалась я, пытаясь прикрыть наготу остатками разорванной одеждой.
— Я не предаюсь мечтам, а лишь прогнозирую будущее, — усмехнулся он и направился ко мне и прижал к раковине своим телом. Казалось, он собрался обнять меня, но нет — смотря мне в глаза, открыл кран за моей спиной. И я поняла — он моет руки. — Ты мало того, что сочинение писать не можешь, так из тебя актриса отвратительная.
Я молчала.
Вымыв руки, он резко отстранился, прошёлся по мне равнодушным взглядом, отошёл, взял полотенце и, демонстративно вытираясь, произнес:
— Даю тебе пять минут привести себя в порядок. Не уложишься — я сам это сделаю. И поверь, лучше до этого не доводить, я не ручаюсь, что смогу сдержаться и не отымею тебя жёстко. По-другому, извини, радость моя, сегодня не получится. А ты хоть и … — сделал многозначительную паузу, дав прочувствовать, кем он меня считает, — но моя женщина, поэтому делаю последнее предупреждение — не провоцируй, пожалеешь.
— А вы, оказывается, и насилием не брезгуете?
— Если это нужно для дела — нет.
— И часто вам приходиться угрозами «уговаривать»?
— Никто не выёживался, в отличие от тебя. Да и ты не особо, тебе напомнить? Или я ошибся, и это были не стоны удовольствия?
— Может, хватит!
— Ты права, не стоит тратить время на озвучивание очевидных вещей. Так что иди и прими душ, успокой свои гормоны, заодно и нервы. Тебе же ещё предстоит узнать причину, по которой ты станешь ручная, как домашний питомец. Забыла? — Я молча испепеляла его взглядом, полным ненависти. — Ты хоть ядом захлебнись, милая, но теперь будешь делать то, что я велю. Пять минут, — напомнил ледяным тоном и оставил меня одну.
Сволочь! Ненавижу его! И себя за слабость.
Глава 10
Отвёз её домой, позвонил Глеб и, смеясь, стал рассказывать, как девушки решили объединиться в борьбе против нас. Они же не знают, что наш Глеб по просьбе Артура ту квартиру жучками нашпиговал и убрать не успел — это оказалось нам на руку.
Итак, моя радость собралась от меня сбежать? Ну-ну. Глупая, неужели рассчитывает, что я ей это позволю? Да за ней слежка идет, как за особо опасным преступником! По крайней мере, пока.
Забавно, Глеб с Кириллом заинтересовались подругами Лизы. Возможно, и несерьёзно, но на парней напал такой… азарт охотника, что их дичи не позавидуешь. Ребят понять можно, им никто не отказывал, а тут на тебе — не только отказали, ещё и псами смердящими обозвали. Не думаю, что Глеб и Кирилл такое спустят.
* * *
Уже прошло четыре дня после того, как друг установил жучки в квартире беглянки и принёс мне запись разговора девушек. С одной стороны было весело это слушать, а с другой — противно. Значит, дай мужику то, что он хочет? Пусть напоследок порадуется?
Прошло четыре года с лишним, она всё такая же подлая, лицемерная дрянь: трепещет в моих руках, когда её целую, и строит план побега. Я уже проклинаю тот день, когда с ней встретился! Может, действительно, послать её ко всем чертям? Не хочет, и бог с ней! Не буду унижаться больше. Мерзко на душе. Лучше терпеть эту боль, чем потерять уважение к себе. Тем более должны же чувства когда-нибудь пройти! Ничто не длится вечно. Перетерплю, возможно, через определённое время моя одержимость сойдёт на нет.
Ладно, сейчас Глеб придёт, скажу, что всё отменяется. Пускай эта лицемерная дрянь катится ко всем чертям! Не хочет полноценной семьи и отца для своей дочери — не буду навязываться.
* * *
— Марат, а что такой скорбный вид, кого хороним? — ехидно поинтересовался друг, входя в мой кабинет с папкой в руке.
— Не кого, а что, — поправил я его, — Глеб, я подумал и решил всё отменить.
— А… — потянул он, — чувства, значит, свои хороним, — хмыкнул он, садясь в кресло перед моим столом.
— Что-то вроде того.
— Я бы на твоём месте не спешил, я тут такое узнал…
— Мне безразлично, — ответил, невзирая на пронизывающую боль в сердце. Решение принято… с этого дня я знать о ней ничего не хочу, — решил прекратить бессмысленный разговор. Хватит.
— И всё же я настаиваю, — в упор, смотря на меня, с нажимом в голосе произнес друг, — я не хочу потом выслушивать, что не поставил тебя в известность.
— Хорошо, — махнул рукой, зная, что он не отстанет, пока не расскажет.
— Ты же знаешь, что у меня фотографическая память?
— Глеб, давай без предисловий, а?
— Не перебивай, — смерил меня строим взглядом и продолжил, — хочу поинтересоваться — ты дочь Юли видел? — он затаил дыхание в ожидании ответа.
— Да, видел, — попытался вспомнить образ девочки, но не смог вспомнить её личико, — только издали.
— Тогда это всё объясняет, — хмыкнув, он полез в папку, достал фотографию и протянул мне.
Тяжело вздохнув, я решил посмотреть фотографию Лизы и понять, что Глеб пытается сказать. Но когда взглянул на фотографию ребёнка, у меня перехватило дыхание — девочка почти копия моей мамы в детстве!
— Теперь ты понимаешь, что я пытаюсь до тебя донести? — услышал я, словно издали, слова друга — голова закружилась от переизбытка чувств. Закрыл глаза, попытался взять себя в руки, сердце стучало, как молот, казалось, что пробьёт грудную клетку. — Эй! Новоявленный папаша! — наклонившись, друг водил рукой перед моим лицом. — Мне за корвалолом сбегать, или так оклемаешься?
— Спасибо, — поблагодарил друга, как только смог проглотить ком, образовавшийся в горле.
— Пожалуйста, — хохотнул он и сел обратно в кресло, — но это ещё не всё. Ты, конечно, можешь сказать, что чудеса бывают, но не в твоём случае. Я узнал, что за восемь месяцев до расставания с супругой, её муж обнаружил, что бесплоден. А если сопоставить сроки беременности, феноменальную схожесть с твоей матерью, я уверен на сто процентов: девочка — твоя дочь. И ещё: твоя зазноба по мужикам не шастала ни до беременности, ни после неё. Все слухи о её беспутстве распространяла её «подруга». Как тебе новость?
— Ошеломляющая, — только это мог сказать.
Смотрел на фотографию дочери, не мог поверить, что это реальность. Я был счастлив, но это чувство было с привкусом горечи. Меня использовали, как донора, чтобы удержать своего мужа. Раз она его так любила, могла пойти на этот подлог. Только… на что она рассчитывала? Хотя, возможно, она и не знала о проблеме муженька, но подсознательно это чувствовала. Предприимчивая девочка.
— Ну так как, отменять всё?
— Ни в коем случае! Я не позволю чужому человеку воспитывать свою дочь! При живом отце она не будет безотцовщиной, и если её мама против, ей придётся смириться.
— Ну, слава богу! Вижу прежнего Марата, а то последние дни ты мне совсем не нравился. Думал, куда делся уверенный в себе мужчина, который не отступает и всегда добивается поставленной цели?
— Погряз в самоанализе, — признался я.
— Ты прекращай заниматься этим делом, копание в себе до добра не доведёт. Тем более сейчас, когда ты стал отцом. Тебе повезло, девочка уже большая, и самое сложное позади: нет бессонных ночей, ора младенца, пелёнок… Как представлю всё это, аж в дрожь бросает.
— Не могу согласиться с тобой, наоборот — я сожалею, что не чувствовала первые шевеления моей девочки, не видел, как она делает первые шаги. Юля украла у меня счастливые мгновения, я должен её за это ненавидеть, но не могу.
— Я смотрю, вы с Артуром повёрнутые на детях стали, — сокрушаясь, покачал он головой.
— Вот как встретишь женщину, от которой дыхание перехватит, так посмотрю на тебя.
— Так я встретил, — рассмеялся он, — меня так шибануло, когда увидел Барби у Аверина в приёмной, думал всё, забыл, как дышать. Бесился страшно, когда она со своим другом ворковала, злюсь и сейчас, что она живёт с ним вместе. Но, заметь, размножаться и жениться меня не тянет. Одно дело — поддаться страсти, а другое — свить гнёздышко. Вечно орущие дети… Брр… — передёрнуло друга от такой перспективы. — Да я от тоски свихнусь жить с одной женщиной! — с горячностью добавил он.
— Значит, не вижу причин преследовать Барби, — решил проверить, насколько, он серьёзно настроен.
— Ну уж нет! — начал заводиться он. — Причины как раз есть: она меня оскорбила, и самая важная причина: я хочу её до одури, мне эта зараза уже снится! Так что, сам понимаешь, нужно переспать, чтобы потерять к ней интерес. А пока она только его разжигает, её сопротивление невероятно заводит.
— Не боишься, что это может перерасти в нечто большее?
— Не думаю, что я подвержен такому же недугу, как вы с Авериным. Мы с Кириллом убеждённые холостяки, и брак для нас, как клетка для льва.
Ну-ну, всё именно так и начинается у многих, вначале азарт, а потом и ЗАГС. Правда, не в моём случае, я сразу пропал, когда заглянул в её глаза — бездонные, словно небо.
— Посмотрим, — усмехнулся я и перешёл к делу, — итак, завтра планируется побег, моя дочь и ваши будущие любовницы отвезут её в санаторий, где уже работает мой человек. Это меня вполне устраивает, Алисе на пользу пойдёт отдых там, заодно и подлечат, с врачом уже договорился, а в это время я с её мамой постараюсь разобраться.
— Слушай, а что разбираться? Скажи, как есть: мол, я отец твоей дочки!
— Глеб, она и так на меня смотрит, как на психически нездорового человека, — с горячностью начал я, — и в чём-то права — такое болезненное влечение к женщине нельзя назвать нормой. Но не в этом суть! Она же не узнаёт меня, представь, я ей сейчас заявлю такое?! Да она мне психушку сразу вызовет!
— Так-то ты прав, конечно, — согласился со мной друг, — а может, ей признаешься, что тогда в гриме был? — тут же внёс предложение.
— Этот тоже вариант отпадает: скажи ей правду, она ещё большую стену между нами воздвигнет, да такую, что не пробить. Зная свою язвочку, абсолютно уверен, что она сразу подумает, будто мне нужна только из-за дочери, а это не так. Но, если женщина что-то в голову себе втемяшит, то переубедить её в обратном практически невозможно!
— Ну да, женщины такие, — согласился друг.
— Слушай, а как вы будете завоёвывать своих девочек на расстоянии?
— Пусть пока отдыхают, а мы с Кириллом подготовим им сюрприз. Я, вообще, в восторге от того, что моя на подлог пошла, какой козырь в руки мне дала… — с блаженством протянул он, а затем словно вспомнив что-то, подобрался весь. — Кстати, дай свой договор, хочу немного его подправить и заставить свою осознанно подписать. В отличие от вас с Артуром, я не буду подменять документ.
— Глеб, тебе-то это зачем? — удивился я, но достал новую флешку, чтобы скинуть ему файл с бредовым документом.
— Да так, развлечься хочу, ещё и с Кириллом поспорили: кто из нас первый заставит подписать свою зазнобу. Тем более не пойму, чему удивляешься, забыл поговорку? Скажи кто твой друг, и я скажу, кто ты. Так что мы всё с присвистом, точнее, бракованные, наглые собственники с замашками тирана. Я в отличие от вас, признаю свой недостаток, но бороться с ним не собираюсь.
— Насчёт бракованных согласен. А вот, что для вас это просто развлечение, смахивает на игры подростков, — отдавая флешку с файлом, высказал своё мнение, а потом во мне взыграло любопытство. — Глеб, я даже спрашивать не буду, на что вы поспорили, у меня другой вопрос. Как вы собираетесь заставить их подписать документ, они же на вас не работают?
— А вот это, — поднял палец кверху, — самое интересное в нашем споре. Я же сказал: девочки отдыхают, а мы готовим почву для сюрприза, — рассмеялся он в голос.
— Зная, какие вы затейники, девочек ждут ещё те испытания, — развеселился я.
— Ну, если вести себя будут приемлемо, их ожидают и приятные моменты. Кстати, как ты обходишься без секса, для тебя это же ещё то испытание, или любовнице не дал отставку?
— Дал, конечно. Я не собираюсь оскорблять этим Юлю, она хоть ещё не поняла, что моя женщина, но я-то всё для себя решил. Да и с другими женщинами после неё всё как-то пресно, бесцветно стало. Я думал, что это просто в моём больном воображении, но когда коснулся её губ, понял — суровая реальность. А насчёт вопроса «как», отвечу: держусь из последних сил.
— Я уже сочувствую твоей. Уверен, её ожидает сексуальный шок! Такое нужно ещё пережить: Марат — ярый фанат секса, плюс длительное время воздержание… — заржал он.
— Не вижу тут ничего смешного, у каждого свои бзики, — проворчал я.
— Так я и не критикую, просто заранее выражаю сочувствие, — продолжал он издеваться.
— Глеб, как закончишь скалиться, дай знать, и мы перейдём к делу.
— Да не ворчи ты, подумаешь, немного поглумился. — Я смерил его строгим взглядом. — Ладно, перейдём к делу, — понял он мой намёк, и мы начали обсуждать детали операции.
После того, как закончили, друг покинул меня, а я долго смотрел на фотографию своей девочки. С одной стороны, я благодарен Юле, что подарила ей жизнь, с другой — мне было горько, что меня так использовали. Неужели женщины думают, что для мужчины ребёнок не настолько важен? По их мнению, мы словно доноры спермы. Но это не так, согласен, не для всех, но для меня дочь — это святое, я так хочу прижать её к своей груди, почувствовать свою кровиночку. Но пока нельзя, сейчас главное — разобраться с Юлей, и действовать придётся жёстко, по-другому быстрого результата не добиться.
Глава 11
Быстро приняла душ, не углубляясь в самоанализ — подумаю, когда останусь одна. Но вот то, что безумно хочу его — отрицать бессмысленно, да и самообманом заниматься не люблю. Он словно колдун, окутывает меня своими сетями соблазна, противостоять этому притяжению я не могу. Есть вероятность, что такая реакция из-за длительного воздержания. Нужно у Сони спросить, она психолог, надеюсь, объяснит причину ненормального влечения к человеку, который унижает и оскорбляет.
С этими мыслями я быстро привела себя в порядок, надела одежду, что джигит приготовил, только одёрнула юбку, он вошёл.
— Молодец, успела, но только я забыл тебе дать нижнее бельё, — крутя в руке трусики, не скрывая ехидства, озвучил то, что и так мне известно.
— Обойдусь, — процедила сквозь зубы.
— Действительно, зачем надевать то, что скоро снимать, — продолжал он издеваться. — Может, наденешь? Я даже могу помочь. Хочешь?
— По голове вам стукнуть чем-то тяжёлым хочу, аж руки зудят.
— Злишься? — Промолчала, сверля его взглядом, полным презрения. — Не пытайся расстрелять меня взглядом, не поможет, пойдем, моя злюка, поужинаем.
— Не думаю, что это хорошая идея, боюсь, при вас у меня кусок в горло не полезет, — теперь уже он полоснул меня строгим взглядом, — но так как выбора нет, придётся подчиниться.
— Мне нравится, что ты, наконец, начала воспринимать ситуацию правильно.
Приобняв за талию, он повёл меня в столовую, где был накрыт ужин на две персоны. Он, как джентльмен, отодвинул мне стул, я села, не сказав ни слова благодарности — обойдётся. На мое неприкрытое хамство от только хмыкнул, и расположился напротив меня. Я была вся в напряжении, приготовилась к неприятностям, а то, что он мне их обеспечит, была уверена на все сто процентов. Он же по-прежнему, не проронив и звука, разложил по тарелкам ужин, и мы в полной тишине начали трапезничать. Я ела и не чувствовала вкуса пиши, просто машинально жевала, а сама пыталась предугадать, что он задумал.