Ради Машеньки. Все ради племянницы.
Он легко касается губами руки, оставляя на коже влажный след, а я просто стою, как статуя. Холодная и неприступная.
Я хочу так думать. Выдавливаю из себя учтивую улыбку и говорю:
— Приятно познакомиться, — у меня даже голос другой.
Я успокаиваюсь еще больше, когда понимаю, что он смотрит на меня с недоумением и вопросом. У нас однозначно есть общие черты с той Яной, которую он знает. Определенно.
Но сейчас я другая.
Я похудела на десяток килограмм и сейчас почти кожа и кости, хотя грудь и попа почти не изменились. У меня другая манера поведения, разговор. Я сама меняла себя настолько, чтобы не узнавать.
Нет меня, нет чувств.
Не было.
Они возвращаются вот в эту секунду. Я их чувствую. Снова ту же агонию, то же желание все вернуть, приехать в тот небольшой курортный город и найти его.
Попросить прощения и сказать, что я ошиблась.
Рассказать все и искать выход вместе.
Я одергиваю себя.
Тогда Машеньке еще не нужна была дорогая операция. Но она нужна сейчас. А еще я подумываю о том, что у Максима наверняка есть деньги.
И он не нищий художник, коим был два года назад. И эти мысли меня ужасают. Я все перевожу в деньги.
Знаю, что это ради ребенка, но на душе от этого не менее гадко.
— Как ты, братец? — Вадим пытается спросить с участием, но у него не получается.
Легкая ухмылка выдает его, и я понимаю, что он тихо завидует брату, хотя хочет показать превосходство.
— Хорошо. А ты? — его голос.
Два долгих года я представляла, как он звучит. Рисовала в памяти эту легкую хрипотцу, бархатистость, нежность, с которой он обращался ко мне. Этот ни с чем несравнимый тембр.
Правду говорят, что голос любимого человека — самое прекрасное, что можно услышать. Он как первый крик ребенка.
Запоминается на всю жизнь.
Вгрызается в мозг и не отпускает.
И его голос такой же.
Я до сих пор помню каждую его нотку. Мое воображение рисует его прерывистое дыхание, гулкий рык, когда он кончал и притягивал меня ближе.
Я чувствую, что медленно погружаюсь в воспоминания. По спине пробегает тонкая струйка пота, а тело покрывается мурашками.
Я не могу больше их слушать. Ни слова не улавливаю.
— Извини, — касаюсь руки Вадима, стараясь не смотреть на Максима. — Я отойду, ладно?
— Да, конечно.
Я стремительно иду в сторону туалета, чтобы скрыться за металлической дверью. Захожу и начинаю ходить из стороны в сторону. Мою руки. Я бы с удовольствием умылась, но на мне тонна макияжа.
Подставляю руки под сушилку и слышу ее шум. Я начинаю думать, что он точно меня узнал. Имя, платье, поведение.
Я изменила все, но привычки и жесты.
Господи, что если он расскажет Вадиму…
Вскрикиваю, когда чувствую на талии горячие ладони, которые тут же тянут меня на себя. В нос ударяет некогда знакомый и такой желанный аромат.
Запах любимого мужчины.
Пленяющий, дурманящий, желанный настолько, что сводит пальцы на руках, а сердце вырывается наружу.
Мне не нужно поворачиваться, чтобы понять, кто это.
=От себя не убежать
Максим
Яна, блядь!
Нет, это не может быть совпадением.
Нереально.
Невозможно.
Сверхъестественно.
Я помню эти взмахи руками, то, как она вскидывает голову, как прикрывает глаза. До сих пор помню, хотя внешне я бы ее не узнал.
Она изменилась. И глаза у нее другие. Зеленые.
А были голубые, прозрачные и яркие, как небо.
Я смотрел в них и тонул там… в этой голубизне бесконечной.
Вот только голос… он ввел меня в ступор. С одной стороны и похож, а с другой… не ее вовсе.
Она говорила мягко, последовательно, так, что я сразу же терялся и утопал в этой нежности. Ее голос лился тихой рекой, а сейчас… девушка говорит уверенно и слегка грубовато, ни капли тех же нот, которые были раньше.
И это вводит в заблуждение.
Я говорю с братом, а сам хочу понаблюдать за ней. Она прерывает нас, говоря, что отойдет и стремительно уходит в сторону туалетной комнаты.
Я поворачиваюсь и у меня не остается ни малейших сомнений в том, что это она.
Платье…
Я не забуду его, наверное, никогда. Мы познакомились, когда она была в нем на вечеринке, и тогда пленила меня своим откровенным нарядом c голой спиной.
Я смотрю вслед и прикидываю, как можно отделаться от брата. Мне плевать, что она его невеста, я хочу знать почему она ушла и какого сейчас с ним.
Я должен это знать.
— Так как? — Вадим что-то спрашивает, но я не запоминаю что.
Да я даже его не слышу. Перевожу на него взгляд и смотрю непонимающе:
— Ты не в обиде за Ольгу?
— Ааа, нет.
— Да? Ты так смотришь на мою невесту, — он ухмыляется, чем раздражает меня.
— Она красивая, — говорю первое, что приходит на ум. — Но не в моем вкусе, — добавляю. — Ты извини… мне нужно позвонить, — я собираюсь уходить, но Вадим меня останавливает:
— Максим…
— Вадим, я не стану ее уводить, — убеждаю, хотя сам прекрасно знаю, что будет по-другому. — Я не ты, — добавляю и иду в сторону, противоположную той, куда направилась Яна.
Я убеждаюсь, что Вадим не идет за мной и возвращаюсь.
Нахожу его в толпе. Он стоит с мамой и бабушкой, так что я понимаю, что у меня есть как минимум минут пять.
Безошибочно нахожу женский туалет и толкаю дверь. Мне требуется минута, чтобы оценить, что здесь никого, кроме Яны.
Она сушит руки, поэтому не слышит ни как я вхожу, ни как закрываю двери и щелкаю замком.
Я хотел просто поговорить…
Хотел…
Я подхожу ближе, вижу ее ровную спину и замечаю нервные движения рук.
Я сам не понимаю, как обхватываю ее и прижимаю к себе, как прижимаюсь к ее телу и утыкаюсь в шею.
Яна…
Я понимаю это сразу. Замечаю маленькую родинку на плече, небольшой шрам за ухом. Я не сдерживаюсь и обнимаю ее настолько крепко, насколько это возможно. Мне уже неважно почему она ушла, неважно, что она с Вадимом.
Я готов забрать ее, простить уход и просто увести из этого чертового вечера. Я забываю Олю и то, что она рассказала.
Становится неважным все, кроме нее. Она шумно выдыхает и судорожно хватает меня за руки, пытаясь вырваться.
А я не могу ее отпустить, держу в объятиях и не могу поверить, что это реальность.
— Отпустите меня, — чувствую пронзительную боль в ноге и отпускаю ее, — она тут же разворачивается и спрашивает: — Что происходит?
— Да-да, конечно, — говорю уверенно. — Сделай вид, что ты меня не знаешь, что мы не знакомы, что ты от меня не уходила, — она смотрит на меня, как на дурака. Хлопает глазами, как безмозглая кукла и мотает головой.
— Я правда не понимаю.
— Яна, — протягиваю к ней руку, но она лишь отшатывается и вжимается в стену за спиной.
— Не трогайте меня, пожалуйста, — на мгновение мне кажется, что это действительно не она. Но я, блядь, не верю в такие совпадения!
— Двадцать пятое августа. Анапа. Мы снимали домик у одной и той же женщины, — я не улавливаю в ее глазах воспоминаний или узнавания, бешусь, но продолжаю: — я случайно облил тебя водой. Ты назвала меня дураком. Потом мы встретились на вечеринке и через два дня сняли общий домик у той же женщины, — она мотает головой и выдает:
— Вы меня с кем-то путаете.
— Да? — я зол и совсем неконтролирую себя.
Подхожу к ней ближе. Настолько близко, что никакая стена ей не помогает. Вижу, как она зажмуривается и пытается оттолкнуть меня, а я провожу рукой по изгибу шеи и говорю:
— Раз, два, три… три родинки. А здесь, — провожу рукой за ухом. — Небольшой шрам от ветрянки. Беленькая точечка, потому что ты не смогла удержаться в детстве и расчесала ее.
Я понимаю, что говорю полный бред, но когда вижу, что она распахивает глаза и смотрит на меня… со страхом. Я понимаю, что она узнала.
И знала до этого, просто…
Думала, что я не знаю всего этого, что волосы эти, глаза, попытки изменить поведение и голос… что все это поможет.
Да я искал ее два года. Половину из которых буквально бегал с одной единственной фотографией, сделанной на смартфон. Она у меня была пока я его не разбил.
Понял, что она наврала, и швырнул телефон о стенку. А потом напился и подрался. А спустя еще месяц просто забыл обо всем и стал работать.
Действенно.
Помогает.
Она смотрит на меня, а я не могу удержаться и наклоняюсь, чтобы поцеловать, но она шарахается, быстро накрывает мои губы ладонью и выдыхает “Нет”.
Я отпускаю ее и отхожу на пару шагов, прекрасно понимая, что перегнул палку. Прошло два года и то, что я до сих пор ее не забыл вовсе не значит, что и она тоже.
Она, может, и не была влюблена. Нашла парня на отдых и укатила в Москву к жениху.
К моему брату.
Мое настроение меняется практически за минуту.
Я злюсь на нее.
За то, что ушла, что ничего не сказала и не оставила даже записки. Просто села на автобус и уехала.
Я бью кулаком в бетонную стенку, и Яна вскрикивает, а я не чувствую физической боли. Она внутри вся.
Там настолько тяжело, что мне хочется вдохнуть, а я не могу.
Больно.
— Максим, — ее голос продирается сквозь сознание и я смеюсь.
— Серьезно? То есть, Максим? А где же “я вас не знаю”? Вспомнила?
— Перестань.
— Нет. Не перестану.
Я подхожу к ней ближе. Чувствую, что моя рука в крови: все же я сбил кожу на костяшках, но это и неважно.
— Знаешь почему не перестану? Мне интересно, почему ты ушла? К нему спешила? — она мотает головой.
— Это не имеет значения.
Отталкивает меня и идет к двери, а я бросаю ей вслед:
— Беги, но от себя все равно не убежишь.
=Скрытые мотивы
Яна
Он сказал вслед слова, которые и так вертятся у меня в голове. Я не могу их выбросить и забыть о них.
Они меня преследуют.
Врываются в сознание и крутятся как шестеренки у часов. С завидной регулярностью и качеством швейцарского механизма.
Мне физически сложно находиться на этом празднике под руку с Вадимом, когда в паре метров стоит Максим. Я чувствую на себе его взгляд, но скрыться некуда.
Приходится вести непринужденную беседу, в ходе которой меня спрашивают:
— Как твоя работа?
Ольга — жена одного из друзей Вадима. Ее заботят шмотки, тачки, маленькие собачки и развлечения. Она, кажется, ни дня в жизни не работала и посвящала себя маникюрным салонам, парикмахерским и СПА.
Для нее я как собачка, которую показывают на выставке. Она не воспринимает меня как равную себе и явно не понимает, как я могу работать, когда вот-вот выйду замуж.
— Хорошо, — отвечаю и смотрю на нее, вижу, как она улыбается и закатывает глаза.
Отпивает из бокала шампанское и задает следующий вопрос:
— И как? Получается? — она задает вопрос, а я чувствую, как Вадим легонько впивается пальцами в мою талию, и понимаю, что простым “нормально” не отвертеться.
— Получается, — я не хочу говорить о том, чем занимаюсь, не хочу, чтобы кто-то знал о моей работе, но у меня нет выбора. — У меня свой кабинет в поликлинике, — гордо говорю я, замечая, как Ольга дергается.
— Это приносит денег? — тут же спрашивает она, и я улыбаюсь, прекрасно зная, что сказать.
— Я не гонюсь за деньгами, — говорю и замечаю, что к нам присоединилось еще несколько зевак.
Всем интересно, чем занимается будущая жена Вадима Островского.
— Для меня это хобби, а деньги… хватает на уход за собой и оплату квартиры и коммунальных. Я делаю это ради детей. Я помогаю им, прописываю лекарства. Я знаю каждого пациента, — Ольга смеется, а следом за ней еще несколько девушек и пара мужчин из тех, кто слушает.
На мгновение я теряюсь, не зная, что сказать в свою защиту. Для меня дико то, что люди могут смеяться над профессией детского врача, над болезнями и трудностями маленьких пациентов.
Мне не обидно, что смеются надо мной.
Я не понимаю, почему ржут над болезнью детей.
Никогда не понимала.
Я смотрю на Олю и мне хочется плеснуть ей шампанское в лицо. Я почти это делаю, но неожиданно слышу голос Максима:
— Вы зря смеетесь, — серьезно заявляет он, подходя ближе к нам с Вадимом. — У кого-то есть дети? — спрашивает, обводя присутствующих цепким взглядом, и я вижу, как несколько человек кивает.
У меня создается ощущение, что Максим не от мира сего. Он совершенно точно не вписывается в эту богему.
Как и я.
Он одет в светлые брюки кремового цвета и голубую рубашку с расстегнутой верхней пуговкой. Его движения не такие плавные, как у других присутствующих. Он больше резковат, чуть неаккуратен, и его это совершенно не парит.
Ему плевать, что о нем думают, как смотрят.
Он уверен в себе и знает, что привлекателен, хотя заметно, что такие собрания он не любит.
Он смотрится… по-домашнему, что ли.
Я вижу остальных мужчин. Все одеты в рубашки с высоко застегнутыми воротничками и темные брюки. Дресс-кода, как бы, нет, но наряды как на совете директоров. Это смешит, но с другой стороны я понимаю, что так правильно.
Вот в этом мире.
У меня у самой нет дорогой и стильной одежды, как у той же Ольги. Мое платье — подарок подруги. То, которое было на мне изначально — единственное, что я купила сама. Да и то пришлось копить полгода.
Максим рассказывает какой-то случай с ребенком, когда неправильно поставленный диагноз сыграл фатальную роль. Мальчика так и не смогли спасти, а родителям даже отказали в иске и материальной компенсации.
Я вижу, как все вокруг слушают его речь, и меня удивляет легкость, с которой он располагает людей к себе. Под конец монолога он делает так, что присутствующие оценивают значимость моей работы, а Оля фыркает, но все же вынуждена согласится.
Я подхватываю разговор и дальше мы уже общаемся в небольшом кругу.
Я рассказываю двум отцам и трем мамам о ежегодном осмотре, о регулярных прививках, о вакцине и ее выборе, а когда отвлекаюсь, понимаю, что вечер приходит к концу и выдыхаю.
Наконец-то.
Вадим берет меня под руку и мы идем прощаться с родителями.
Выходим из душного зала на улицу, и я расслабляюсь, замечая, что нам уже подогнали автомобиль. Я иду к нему, но Вадим останавливает меня на полпути:
— Погоди… мы договорились с Максимом поехать в боулинг. Посидеть, выпить.
— Хорошо, — говорю и подхожу к нему ближе. — Спокойной ночи, — я тянусь к нему, чтобы поцеловать, потому что деньги деньгами, а я действительно привыкла к этому.
— Ты поедешь со мной, — спокойно говорит он, а я пытаюсь отвертеться.
— Вадим, — говорю спокойно. — Я устала. И что я буду там делать?
— Украшать меня, — он произносит слова так, будто ставит ультиматум, а мне кажется, что я впервые вижу его.
Он никогда не говорил подобные вещи, и на мгновение я даже застываю. Смотрю на него и понимаю, что год начинается уже сейчас.
Он проверяет меня.
Пробует на вкус мою покорность, пытается понять, готова ли я к тому, что он предложил.
И я соглашаюсь. Покорно киваю и говорю, что мне нужно переодеться.
— Я отпустил водителя, — зачем-то говорит он, — и я не могу отвезти тебя. Мне нужно поговорить с одним человеком здесь. Я попрошу Максима тебя отвезти, ладно?
Нет!
Нет, не ладно!
Я хочу закричать, но вместо этого просто цепенею.
Замираю, хотя и легонько киваю головой, соглашаясь с ним. Мне точно нельзя категорично относиться к его брату, иначе у Вадима возникнут подозрения, а это…
— Отлично. Жди здесь, я спрошу у него, — он двигается в сторону ресторана, а я внезапно выдаю:
— Может, вызвать такси? — Вадим разворачивается и в упор смотрит на меня, а я изображаю саму усталость — лучшее, на что я способна.