— Почему, когда человек так нужен, становится плевать на его поступки, на боль, которую он причинил? Все обиды забываются, и остается только нездоровое желание в его присутствие в своей жизни. Бабуль, что за ерунда такая? Как от этого излечиться? — тихо спрашивала, прижавшись к морщинистой щеке.
— Глупышка, зачем избавляться от этого? Просто чувствуй, как ты умеешь любить.
— Не хочу я так любить, это больно.
— Давай, ты мне расскажешь все, а то так сложно судить, и давать советы, которые так отчаянно просят твои глаза. Но для начала, я приготовлю тесто, а ты займись фаршем и включи нам веселую музыку, хочется подвигать дряхлой попкой, — улыбнулась бабуля.
— Ба, а как же сериал? — вспомнила.
— Я телевизор больше года не смотрю, там такую депрессивную ерунду показывают, что хоть вешайся. А для сериалов у меня есть бук и модем, — бабушкины глаза хитро заблестели.
— Тогда зачем ты дядю Лёшу с футболом обломала?
— Из-за вредности, иногда хочется покапризничать.
— Покапризничать она хотела, — шептала, направляясь в комнату за ноутбуком.
У дяди Лёши сегодня какой-то важный матч должен быть, он все уши Пашке прожужжал и
мне заодно. Правда, я ничего не понимала и их восторг не разделяла, ну не понимаю я, что прикольного в парнях в шортиках, бегающих по полю с мячом. Хорошо, что вслух не сказала, а то бы сгрызли заживо, обидчивые мужчины.
Пока выбирала музыку, пришло сообщение от Ирэн.
“Зай, можно я сегодня у тебя переночую?”
Кхм…
“Ты что, с братом поругалась?”
“Хуже.”
Ира прислала фотографию, где на диване сидели: Паша, дядя Лёша и МС Палыч. На заднем фоне, виднелись моя и её мама, которые явно о чём-то спорили. Потом отдельно прислала фотографию отца, где он стоит сбоку от мужчин и пытается нарисовать их возле телевизора.
“Это что за внеплановое семейное сборище?”
“Футбол (печальный смайл)”
“И у твоих телевизор сперли?”
“Не поняла про телевизор. Мои ко мне приехали, соскучились и твои приехали, и никто первым уезжать не хотел в самом начале, потом мужчины рванули к телеку, и как-то все решили дружно остаться. Я их сейчас всех поубиваю. Можно я приеду?”
“Приезжай, мы как раз с ба пельмешки решили состряпать.”
“Круть, пельмешки я люблю”
С растущим аппетитом Долбенко, было бы удивительно, если она чего-то не хотела. Ест круглые сутки, как жевать не устает — загадка.
— Бабуль, ты сегодня с Ирой будешь ночевать, — сказала, зайдя на кухню.
— Наверное, мне стоит переодеться, — напряглась бабушка.
— Прекрати, я попрошу её не говорить никому, если ты не хочешь.
— У меня в планах сделать для всех сюрприз на свадьбе.
— Что ж, сюрприз получится грандиозным.
Как и вся свадьба с такими персонажами. Как бы мне аккуратно слиться?
— Может быть, ты начнешь рассказывать, пока мы одни?
— Да, только сейчас включу музыку, есть предпочтения?
— Никакого рэпа, на дух не переношу!
— Ок, — улыбнулась.
Чувствую, МС Палыча попал.
Включив музыку, хохотала до слёз над телодвижениями бабушки. В ответ она измазала меня мукой, и заставила танцевать вместе с ней.
Дали же мы жару, я давно не танцевала с таким удовольствием.
— Всё, а то удар хватит, — хохотнула ба, она и правда слегка побледнела.
— Прости, забылась, — поцеловала и крепко обняла.
— Раздавишь.
— Воды?
— Достань из холодильника колу и лёд, налей в стакан.
— У меня нет ни колы, ни льда.
— Я колу поставила, когда ты в душ ходила, и формочку поставила в морозилку.
— Ба, кола вредная, — сказала, открывая холодильник.
— Не ворчи, кто из нас здесь вообще старуха?
— Точно не ты, — улыбнулась. — Трубочку поставить в стакан, у меня где-то валялась?
— Давай.
После того, как мы расселись за столом, начали не спеша лепить пельмешки и пить колу, я начала рассказывать про нас с Максом.
— Молодой, глупый ещё, — цокнула языком ба.
— Ему двадцать шесть, — возмутилась.
— Милая, если дело касается мужчин, раздели надвое его возраст и получи достоверные данные, в данном случае тринадцать лет. У меня дед сдох восемнадцатилетним придурком.
— Ба!
— Хорошо, убег от меня на тот свет, сволочина, бросил одну, чтобы я по нему скучать начала.
— Бабуль, все равно я про возраст не верю.
— Ты тоже ещё молодая, импульсивная.
— А это здесь причём?
— При том, что нужно поговорить по-взрослому, обо всем, прямо, без намеков. Оголить свои чувства.
— Да я ему нафиг не сдалась.
— Ты сама-то в это веришь? Скажи, ты чувствуешь, что он безразличен к тебе? Интерес мужчины, женщина чувствует нутром.
— Не знаю я, когда он рядом, я анализировать ничего не могу, только с ума сходить.
— Раньше такое было с другими парнями?
— Не было, — не понимала, к чему клонит ба.
— Так зачем отдавать парня в руки блондинистой грымзе, если тебя так от него штормит? Совершенно не узнаю свою внучку, которая за любимое ведёрко в три года, соседнему мальчишке, чуть палец не откусила.
— Он хотел у меня его забрать, — непонятно почему я это помнила, всё же три года было.
— Так и сейчас у тебя хотят забрать парня, причем даже без напряга. И здесь неважно, что он слегка контуженный, подлечим. Можно и не лечить, с контуженными не бывает скучно, это я по деду сужу, чтоб он там перевернулся у себя.
— Ба, твой сленг
изумляет, — улыбнулась, про деда решила умолчать.
— Я стараюсь разговаривать с тобой на одном языке. А если по-простому, дурью не майся, нашла себе причину пострадать. Любишь, сделай так, чтобы он вернулся. Поговори с ним, выясни, что у него переклинило так? А если гордость превышает чувства, то плюнь, не настоящие это. Найдешь себе ещё не одного Ваньку.
— Максима, — поправила.
— Один фиг, — махнула рукой бабуля.
За разговором не заметили, как слепили пельмешки, и когда Иришка приехала, мы уже накрывали на стол.
— Очуметь, — выдала подруга, увидев бабушку, она-то наслышана про совершенно несовременную.
Но нужно отдать ей должное, приняла все очень быстро, а все невероятный запах пельменей.
— Ешь — ешь, — умилялась бабуля, подкладывая в тарелку Ире все больше пельмешек.
— Почему Паша не забрал вас к нам? — возмущалась Ира.
Прошептала Ире на ухо, приведённый Пашей аргумент.
— Вот… — Ира с трудом сдержалась от продолжения.
— Ладно, вы тут не скучайте, а мне нужно на работу, — зевнула.
— Ты вообще спишь? — нахмурилась ба.
— Сплю, не переживай, — чмокнула бабушку, незаметно ущипнув открывшую рот Иру, чтобы не вздумала болтать лишнего.
Глава 11
Кира
— До завтра бабуль, — сказала, хватая Ирэн за руку и в прихожую.
— А можно поаккуратней, — возмутилась подруга, вырывая руку.
— Не говори бабушке про голодовку и сон, волноваться будет.
— Синицына, мне говорить ничего не нужно, стоит на тебя посмотреть, и всё понятно.
— Так плохо?
— Пугающая бледность, круги возле глаз, как у панды. Ах, да и ты похожа на дистрофика, черты лица заострились, и это нифига не красиво, пугает. Ещё в глазах вселенская усталость и грусть. Ты себя изматываешь, берешь дополнительные смены, на утро прёшь на пары, где зубришь всё маниакально, ешь от случая к случаю, списывая на нехватку время. Всё из перечисленного жутко мне не нравится, и когда тебе говоришь об этом, ты меняешь тему разговора, но, зайка, я переживаю.
— Не переживай, всё будет хорошо, — обнимаю подругу.
— Дура ты, Синицына, так убиваться, лучше бы не влюблялась. Устинову хочется мозги прочистить, но Пашка запретил с ним общаться.
— Вот и хорошо, что запретил, нечего лезть, куда не нужно. Всё, я побежала и не слова, — хмуро посмотрела на Иру.
— Молчу — молчу, иди уже.
Вышла из подъезда и сразу же заметила машину Вахи.
— Давно ждёшь? — спросила, сев на переднее сидение.
— Минут двадцать.
— Почему не позвонил?
— Надеялся, что ты спала.
— Ваха.
— Кира, я отменил все десять дополнительных смен, которые ты взяла.
— Что? — возмутилась. — Мне нужно работать, зарабатывать.
— Тебе нужно высыпаться и стать похожей на человека, иначе уволю.
— Так нечестно, я хорошо работаю! — возмутилась.
— Ты такой ребенок, — сказал раздражённо, останавливаясь на светофоре.
— Верни смены, что мне делать дома, — чуть ли не плача умоляла Ваху.
— Почему у вас, как не у людей, один у психолога лечится, хочет стать лучшей версией для тебя, другая готова работать на износ, лишь бы убежать от реальности. Вы меня достали.
— У психолога лечится? — спросила чуть тише.
— А ты что думала, одна такая ненормальная? Вас двое, — усмехнулся Ваха.
— Куда ты меня везешь? — обратила внимание на то, что мы выехали из города.
— А я не сказал, что у тебя сегодня выходной? Какой забывчивый, — насмешливо протянул Ваха.
— Куда ты меня везёшь? — повторила вопрос.
— Скоро узнаешь.
— Я хочу узнать сейчас, — начала нервничать.
— Что ж, хотеть тебе никто не запрещает.
Через час переругивания Ваха привёз меня в элитный поселок за городом, где в основном жили состоятельные люди. Проезжая мимо огромных особняков, гадала, зачем мы здесь. Наконец-то Ваха остановился возле двухэтажного дома, на мой взгляд, самого скромного на этой улице.
— Выходи, Макс ждёт тебя.
— Макс? Ты меня привёз к Максу? — разозлилась.
— Кир, он хочет поговорить, в клуб приехать не может, поэтому пригласил к себе.
— Пригласил?
— Да, но я решил не передавать приглашения, а сразу привезти к нему, ведь по-другому ты навряд ли бы согласилась. А если бы не кинула Макса в чёрный список, то он бы сам до тебя дозвонился. Так что, я не виноват.
— Так себе оправдание.
— Согласен.
— Отвези меня домой.
— Нет, малышка, ты ведь смелая, хоть и очень обиженная, дай шанс дураку объясниться. Если не простишь, то, может, станет легче, и перестанешь искать причину в себе.
— Убью Вику, — вот ведь болтушка.
— Она случайно проговорилась и просила никому, — усмехнулся Ваха.
— И Максу не сказал?
— Максу сказал, но его тоже просил никому не говорить, — хохотнул Ваха.
— Дурак, — улыбнулась, открывая дверь.
— Утром приеду за тобой.
— В смысле утром? — возмутилась, как Ваха тут же поспешно закрыл дверь и поехал дальше по улице.
— Отличненько! — воскликнула, поворачиваясь к железной двери.
Хочется закричать от бессилия, от разрывающих изнутри чувств, поговорить с ним или убежать от этого дома как можно дальше. Гордость угрожающе ворчит внутри, чтобы не смела нажимать на кнопку в домофоне, но палец живёт своей жизнью, и я уже слушаю гудки.
Гудки затихают, и дверь открывается. Я захожу во двор, дорога к дому освещается маленькими фонарями, создавая волшебную, приятную атмосферу. На веранде восхищенно рассматриваю угол с кресло-качалкой, на которой небрежно лежит плед с подушкой. Три больших фонаря освещают пространство рядом, так что без труда можно наслаждаться чтением книги даже в такое позднее время.
Забыв о страхе и гордости, открываю дверь в дом, хозяина совершенно нигде не видно, поэтому я смело прохожу по коридору, каждый раз замираю от красивой детали в интерьере или от моих фотографий на стенах в красивой рамке. Такое ощущения, что здесь живу я, а не Макс.
Сердце взволновано стучит, ладони потеют, но я продолжаю передвигаться по дому, захожу в гостиную и снова не вижу Макса. Разглядываю две зоны комнаты: одна — современная с плазмой, диваном и креслами, вторая — с камином, в котором трещат дрова, пушистым ковром и множеством милых подушек. Но самое впечатляющее, это большой портрет над камином меня любимой, срисованный явно с фотографии на выпускном.
— Увидев тебя в этом платье, окончательно осознал, что влюбился, — сказал Макс, заставив меня вздрогнуть от неожиданности.
Обернувшись, увидела Устинова на коляске.
— Что с тобой? — волнение в голосе было сложно скрыть, вот вроде видела в универе на костылях.
— Устал передвигать на костылях, целый день по больнице, у родителей в гостях, поэтому не обращай внимания, что на коляске. Дай мне пару минут, сейчас вернусь, — смутился Макс, поворачивая в другую комнату.
Через некоторое время послышался мат и грохот.
Поспешно зашла на кухню, увидев открытую духовку и перевернутый лист возле коляски, с картошкой и курицей.
— Мог попросить, я бы достала.
— Ты гостья, мне хотелось устроить ужин, — пытался встать с коляски Устинов.
— Да сиди ты, тоже мне, — фыркнула, отодвигая коляску в сторону, быстренько сориентировавшись, нашла веник и совок, выбросила курицу с картошкой в мусорку, лист положила в раковину, протёрла пол.
— Пожалуй, я выпью чай, — выдохнула.
— Я налью.
— Я сама, — буркнула, поворачиваясь к столу.
— Кир, с этим я справлюсь.
— Устинов, почему ты такой вредный? — повернулась к Максу, он в это время пытался встать с коляски чуть не грохнулся, если бы я ему не помогла.
— Ты совсем что ли? — разозлилась, как неожиданно, Макс прижался ко мне, непозволительно близко.
— На это был расчет, ты же не оттолкнешь меня, а то я упаду, — сказал умник, пытаясь устоять на одной ноге.
— Какой расчет? — ничего не понимала, его близость плохо влияла на мыслительный процесс.
— Принцесса, — прошептал Макс.
— Только попробуй, я тебе язык откушу, — пресекая приближение губ Макса к своим.
— Помни, если отпустишь, я упаду, — сказал Макс и поцеловал.
Вот гад!
Вот сейчас как отпущу…
Блин, это мой стон, да?
А-а-а, но нельзя так… Зачем я отвечаю?
— Моя маленькая, — шепчет и углубляет поцелуй.
Таю от чувственного поцелуя и в тоже время начинаю плакать от обиды.
— Не плачь, — Макс разрывает поцелуй.
— Это всё, что я заслужила, после того, как ты меня обидел? Думаешь, один поцелуй всё исправит? — мой голос дрожал, как и всё тело.
— Нет, но это неплохое начало к примирению, — улыбнулся Макс.
— Не буду я с тобой мириться, — разозлилась.
— Прости меня, что не поверил, что не прислушался к твоим словам.
— Не прощу.
— Прости, что так долго тянул, что не вернул тебя ещё в дверях палаты.
Сжала губы вместе. Думал, что будет просто, а вот нифига, я кремень.
— Прости, что поверил, что ты встречаешься с другим.
— Чего? — растерялась.
— Владимир показал мне фотографии, как ты обнимаешься с молодым человеком в универе, на следующий день после нашей ссоры. Сейчас покажу.
Макс, осторожно отстранился, чтобы сесть в коляску.
Пока я прокручивала в голове, с кем я могла обниматься, Макс привёз мне фотографии.
— Вот же старый козёл, — выругалась сев на стул, рассматривала фотки с рыжим.
Ведь и кадр удачный, за пару минут до того, как я сожму его колокольчики.
— И ты поверил? — посмотрела на Устинова.
— Да.
Максим
Кира, вздрогнув, опустила глаза.
Подъехав к стулу, где она сидела, приподнял за подбородок лицо, чтобы посмотреть в глаза полные непролитых слёз.
— Ревность отключила мозги, и я совершил ошибку, не позвонив тебе. Если бы не был прикован к постели, то не выдержал и поехал разбираться, для начала начистил лицо парню, а потом поговорил с тобой. Но единственное что я делал, это сгорал от боли потери. Малыш, я сам наказал себя, истязая, съедая внутри, и прошу даже не простить, а дать шанс исправить всё.
— Зачем? — прошептала маленькая.
— Потому что люблю, до безумия. И не представляю рядом с собой кого-то кроме тебя.
Кира неотрывно смотрела в мои глаза, словно хотела понять, вру я или нет.