Но курица наконец—то была обвязана красивым узлом — Ки Ю постаралась, лишь бы больше в глаза мне не смотреть — и отпустив ее в лавку за шпильками, чтоб купила менее заметную, но с острием поострее — я взвалил курицу на спину, нет, спрятал под плащ, и отправился отыскивать усадьбу господина Сина.
По дороге сделал крюк, ноги верные вынесли на рынок.
Купить фонарь — всего—то дело. При свете дня пламя не слишком заметно. Да и за куриной лавкой кроме тощего ободранца—вора никого не оказалось. Он, получив от меня серебряный слиток, постучал себя по губам и сразу убег.
Фонарь на крышу добросил, но вот та не желала загораться. Пришлось лезть самому. Трава прихваченная не хотела загораться. Пришлось подпалить шляпу вместе с плащом, крышу подковырять, чтоб лучше прогорела. Зато когда огненный сгусток попал меж куриных клеток… дивный был шум! Я аж сам едва не оглох. Люди с рынка переполошились.
Зато спуститься было сложно — лавка торговца птицею горела. птицы отчаянно гомонили внутри, шарахаясь по клеткам от огня и задыхаясь от дыма. Поскорее б они там задохнулись! А люди лавку окружили. Едва успел перепрыгнуть на соседнюю крышу, пробежал, пригибаясь, обнимая дохлую курицу. Зря взял с собой. Надо было припрятать где—нибудь. О, только б мне после того пожарища совсем мозги не отшибло! Пригодились бы.
За край перегнувшись, увидел стражей, бегущих к лавке: то ли помогать тушить, то ли помогать воровать — в суете люди пытались помочь хозяину по—разному.
С трудом спрыгнул с крыши, с досадой обнаружив, что скорость после растраты силы демона во мне уже не та. Хотя спасибо телу: мышцы помогли более—менее прилично приземлиться и ничего не переломать. Ко встрече с драконом надо заново будет готовиться. И осталось только семь месяцев, увы. Как не вовремя я растратил дар господина Хэ У!
Парнишка—вор протянул мне серьезно какой—то мешок, кивнул серьезно на курицу. Я вообще—то помощи не заказывал, но раз он так настаивает…
Схватил мешок, завернул в него труп убитой птицы, кинулся в сторону от гомонящей толпы. А уж как орали подыхающие от страху и огня птицы! Орали чудесно! Толпа на рынке росла, торговцы, судя по шуму, спешно оттаскивали самое драгоценное, чем торговали по—соседству, да били чем— то ошалевших от счастья воров.
— Может, еще чего—нибудь? — этот гад меня догнал, заглянул в глаза услужливо.
Кажется, я дал этому бездельнику слишком много. Лишние глаза и уши мне не нужны. Тем более, сегодня.
Хотел даже его прирезать потихоньку, кинжалом из—под сапога, потом припомнил, что в некоторых местах воришки, калеки—попрошайки и всякий сброд действуют заодно, а мне, потерявшему колдовскую силу, да еще и срочно обязанному вытащить того придурка до казни, война с местным отребьем ни к чему. Как бы от него избавиться?..
А морда эта, молодостью сияющая и здоровьем, дружелюбно бежала возле и услужливо заглядывала мне в глаза, силясь поиметь с меня еще что—нибудь.
Я пробежал немного, потом шепнул:
— Расскажи, что готовится нападение на чиновничью управу. Сегодня же.
— Там стража серьезная, тебе лучше не…
— Да я не туда! — прошипел сквозь зубы.
— А, тогда есть смысл, — и убежал все—таки.
На дерево близ усадьбы господина Сина я все—таки взлетел, разбежавшись и прыгнув. И, кстати, успел: только успел пристроиться меж ветвей потолще, как выскочил сам Син, в доспехах и алом плаще, опоясанный поясом с ножнами, надевая шлем. За ним бежало несколько воинов. Несколько десятков неслись к ним по улице.
— В чиновничью управу! — проорал глава стражи. — Живо!
Значит, тот ворюга помог. Даже не спросил, зачем. И на том ему спасибо.
Я выждал немного, приподнявшись, посмотрел за забор. Слуги вроде заняты были обычным делом. А, нет, сгрудились за углом, обсуждая что—то. Я успел метнуться. привязать курицу к воротам и сбежать, прежде, чем кто— то из женщин взвизгнул во дворе.
Жаль, конечно, что дар от демона не работает, но управлялись же люди сколько—то без них!
Где—то посредине пути между лавкой догорающей и усадьбой Сина, я пристроился на постоялом дворе. Сел прямо на улице, заказал себе риса с мясом, вина. Уже доедал, как из усадьбы Сина раб вспотевший и встрепанный пробежал. Чуть погодя — я уже неторопливо тянул вино и ждал пирожков, сваренных на пару — с сотня стражников пробежала к Сину. Понятно, он не слишком—то и любит местных чиновников. Но это мне только на руку. О, только бы чиновники суетились и бранились подольше! Осталось только поджечь тюрьму.
Покуда сидел, люди взволнованно обсуждали лавку сгоревшую. Сгоревшую вполне — кто мог из соседей, тот поспешно сбегал по гостям и по дальним борделям, поскольку «запах горелых перьев стоял адский». И, заодно, обронили, что казнь охранников того борделя отложили на пару часов, покуда все уляжется. Не хотелось, видимо, Сину стоять под запах паленых благовоний.
Ну, что ж, пришло время поджигать тюрьму. С даром бы просто стену выломал. Ну да дракон не будет ждать, покуда ко мне вернется запас сил. Если вернется вообще. Пора тренироваться, Ян Лин!
Ах да, надо б сходить за Ки Ю. Нет, будет под ногами мешаться. Да и казнить собирались после пыток только тех двоих горемычных неудачников—охранников. А… а если выпустить всех? Может, там были заключенные поважнее, так, что Син не сразу заподозрит на сына гостеприимного селянина.
— Вот те богами клянусь! — пылко сказали сбоку. — Не вру! Честное слово, не вру!
Ох, тут еще кто—то в них верит? Смешные дураки!
— Лежали трупы у реки. Я за стражей ушел, мы добегаем — и нету их.
— Да прикопали. Или пустили на корм рыбам.
— Людей—то могли. но вот двух дохлых лошадей так особо не утащишь!
— Прикопали. может?
Я напрягся, прислушался. Уж не про братьев ли моих названных речь?
Как назло. двух мелких чиновников подвыпивших интересовали не столько происшествия у реки — трупы моих друзей да видение какое—то из свихнувшихся ночью светлячков — но и груди баб из борделя с улицы Зеленых драконов. Будь неладны эти драконы! Везде эти морды! И ладно бы настоящие! Нет, хорошо, что у них храм стырили: они, судя по комментариям оживившихся соседей болтунов, давно ничего не делали полезного. Если делали когда—либо вообще. Или не хорошо? Вдруг дракон от храма прохудившегося и замаранного похудеет и потеряет сил. так что их уже не хватит на спасение Ну О?
Словом, за этими думами и за подслушиванием потерял я час или поболее драгоценного времени. Тем более, что происшествие с трупами моих воинов и их лошадей и правда было подозрительным: ну, не могли их так быстро оттащить к реке, чтоб утопить, да и свидетель из местных уверял товарищей, что и не похоже было по земле, что они просто были где—то прикопаны. И следов, что их волокли, не осталось сверху. Да и откуда на месте исчезнувших трупов людей и лошадей столько пепла?
— Да, может… — я все—таки не удержался и влез. — Что их попросту сожгли, покуда вы бегали за стражей или искали с телегою людей?
— Ага, прямо так быстро тело и прогорит! — возмутился очевидец, задетый за живое моим неверием. — Чтобы трупы, да еще и лошадиные, огромные, так быстро прогорели, да чтоб ничего не осталось от костей… где ж это видано?
— Так вроде в ту ночь ливень шел? — бороду пощипал старик из торговцев, тощую, скверно одетый, видать дела паршиво его шли. — Мой старший зять в ту пору за повитухою ходил, оба вымокли насквозь. Боялись мы, они так передохнут, вымерзнув в пути. И после чихали, у бабки дрожали руки. Едва внучонка моего об пол не убила, выронив! — сердито чашею вина хряпнул он по столу.
Дождь шел?! А точно! Дождь с перебоями шел. А мокрые ткани и волосы не горят. Земля, кстати, была с водою намешана, лужи, грязь. Скользкая мокрота. Она б к утру могла не просохнуть. А говорят, что вместо трупов нашли пепел!
— Демоны?.. — приподнялся напуганный молодой.
— Да может и даосы, — погладил тощую густую бородку какой—то старик, как будто из торговцев. — Шли, скажем, даосы али один, а там трупы. Ну, и милосердно они всех пожгли, да с молитвой, чтобы души их упокоились, а не бродили тенями иль демонами по округам. Не все же как ты… — укоризненно на болтуна—очевидца посмотрел, — бросают несчастных страдальцев посреди дороги!
Обсуждение стало бурное. Еще бы. Даосы таинственные, демоны.
А я призадумался, правду ли трупы напарников моих и двух лошадей могли магическим огнем испепелить? А могли же! А мог ли это быть… припершийся дракон?.. Они, я слышал, и огнем плюются временами. Или топят водой, бурю устраивают. Зависит, уж какой дракон. Хм… надо б у местных расспросить, какой стихией управляют драконы из местного храма. Если так подумать… из храма драконьего устроили бордель, давно уже не совершают богослужений. С чего б тут и не явиться разгневанному дракону? И чудно, что люди местные такое непотребство с драконьим храмом сотворили! Но только б морда эта драконья в ближайшие семь месяцев долез до мира людей! Я бы продал душу демонам, чтоб уже те дракона притащили ко мне, да где же их найдешь? Тем более, душа моя давно уже заложена господину Хэ У…
Потом беготня какая—то с края улицы привлекла наш шум. Вскрики женские. Отчаянный вскрик.
Ки Ю убегала от шести стражников. Волосы растрепанные, руку простреленную прижимала к груди. Мешочек, в который слиток положила, мною на шпильку острую доверенный, от пояса исчез. Да и шпильки не видно было. Одежда в пыли дорожной, расползались кровавые пятна. Эта дура решила сделать что—то сама, покуда я исчез?! Ох, а я, наверное, и правда надолго ушел, на место условленное не пришел, хотя до казни остались считанные часы!
Люди поднялись, попятились. Один из стражников на бегу выхватил из колчана стрелу, на тетиву наложил.
— Ложись!!! — рявкнул я.
Ки Ю услышала. Узнала мой голос. Посмотрела на меня отчаянно.
И рухнула, пронзенная стрелой!
Стражники остановились. Ко мне повернулись двое. Другие четверо обступили неподвижную девушку. Но до того, как ноги и плащи их закрыли ее, я заметил расползающуюся вокруг нее кровавую лужу и что она уже не двигается. Да что она пыталась сделать сама?! Дура!!!
Но раз она была одна, значит, брата спасти ей с ее куриными мозгами не удалось. И… и хотя бы брата я мог ее еще попытаться спасти. Совестно стало. что девку за собою увел, поклялся ей и ее отцу, что помогу, но… но принесу только ее охладевший труп. Или… несколько мгновений у меня еще есть?..
Сила Хэ У так и не отозвалась. Стражники двое остались возле убитой. а четверо рванулись на меня. Раз я ей кричал. решили, что я сообщник?
Я перемахнул через стол — разбились тарелки и расплескались вино и супы — и решительно шагнул навстречу воинам, вынимая меч. К счастью. другие едоки и постояльцы посторонились, предпочитая не ввязываться.
И тело, к счастью, еще сохранило свою силу! Мой вопль яростный вышел достаточно громким, а взмах верного старого меча таким же. как и всегда: я голову первому срубил вместе с куском груди и плеча. И, залитый хлещущей из плоти обрубленной кровью, с яростью демона обрушился на других.
Двое оторопели от моего напора, быстро легли, крича и кровь разбрызгивая от срезанных по локоть и по плечо рук. А последний долго еще сопротивлялся. Старик. Мускулистый, еще крепкий. Взгляд воина, которого не напугать и не взять ничем.
Мой удар. Его защита.
Его поворот и удар. Моя защита.
Мой выпад, атака… он увернулся с ловкостью, неожиданной для престарелого уже тела.
Его мощный удар раскроил стол за моей спиной и отхватил кусок одеяния молодого чиновника, не успевшего отпрыгнуть.
Я пинком поддал по ближайшему, уже перевернутому столу — и падающими мисками, и чашами, и парой кувшинов, да тяжелой столешницей сверх размазало по земле жирного молокососа.
Свиток 5 — Песня чужого гуциня — 3
С яростным воплем соперник сделал выпад вперед. Я наклонился, лезвие пропуская над собой, пнул по руке его.
Он меч свой выронил на миг да левой рукой перехватил. Он выпрямился, глазами сверкнув сердито. Я выпрямился.
Красавец! Ради таких соперников стоит жить! И ради таких не жалко и помереть!
— Спаси… его… — прошелестело из—за спин людей. — Хотя бы его… спаси!
И эта глупая женщина опять мне напомнила, ради чего я в этот раз пришел в Шоу Шан.
— Если я спасу его… — проорал, уклоняясь от удара крепкого воина. — Ты тогда… — снова увернулся и опрокинул левую рукою на него стол. — Ты, скорее всего, подохнешь, дура!
Он изловчился попасть мне по руке, покуда я вслушивался, скажет ли Ки Ю еще чего.
Я меч перехватил в левую. прошел за столом.
Зрители, с глазами горящими следившие, как я убиваю местных стражей, попятились еще.
Да двое оставшихся стражей следили за нами, не пытаясь помочь напарнику! И стояли возле нее! Дьявольские морды! Мне хватать ее или бежать за ним? Казнь может скоро уже начаться, но и без помощи Ки Ю скоро умрет. Или она обречена уже?
— Разве можно… — с трудом голос юный прошелестел. — Чтоб умерли мы… вдвоем?.. Спаси его!
Она добровольно отказалась от последнего шанса жить!
А на улицу уже наползали тихой поступью сумерки.
Вроде казнь хотели до вечера отложить? Или уже выволакивают тех? Или… они уже умерли? Дело гиблое и там, и здесь. Но если я не уйду, то Ки Ю подохнет без своей единственной надежды! До чего же мерзко, когда от тебя зависит и чья—то жизнь, и чья—то угасающая, единственная мечта!
— Спаси… — она приподнялась из последних сил. — Его!
А стражник ей на руку наступил.
— Молчи, с…
И упал, с горлом распоротым моим брошенным мечом.
Криво усмехнулся старик. Горько даже усмехнулся.
— Ну, прости, — сказал я одними губами лишь. — Ты хорош, но мы…
Губы сдвинулись его. Как будто он сам сказал мне: «Иди!». И помедлил, смертельно промедлил, когда я выхватил метательный нож из рукава.
С кинжалом из сапога я бросился на последнего оставшегося воина Шоу Шана.
Он был напуган падением сильного напарника. Я был слишком зол, что уже двое сегодня дохнут из—за меня. И, может даже, подохнет или издох уже, кровь разбрызгивая, третий. Кровь разбрызгивая на такие же любопытные морды людей. Кому—то тут день, когда на кону честь и дыхание жизни, а кому—то лишь бы посмотреть!
Упал, кровью из глотки захлебываясь, последний мой враг на сегодняшний забег. Я, извернувшись, от брошенной кем—то столешницы, выхватил из горла убитого свой меч. Тот кровью всхлипнул. Его меч выхватив из ослабевшей руки, глотку толстяку—прислужнику заткнул. Или перерубил плечо? Да и все равно.
Ки Ю у которой я опустился — люди испуганно стояли в стороне, боясь подходить — последним движением, отчаянным, руку смахнула мою.
— Его… — прохрипела, захлебываясь кровью.
И что—то дрогнуло во мне в этот миг от глупого этого самопожертвования.
Вернул в ножны свой меч. Схватил на руки ее. Разбежался, запрыгнул на крышу. пролетел стрелою. спрыгнул на улицу, пока лишь пустынную.
— Нет! — слабо дернулась она, пальцами пыталась вцепиться в ткань моего одеяния верхнего, но разжались тонкие пальцы, она обмякла в моих руках.
Так когда—то умирала на моих руках сваренная заживо Ну О. Нет! Нет!!!
— Я приючу?..
Шарахнулся от парня со светильником.
Опустил осторожно неподвижную девушку на землю. Выхватил меч.
Скверно одетый парнишка вытащил кинжал.
— Это я, брат. Не помнишь?..
Мы покружили немного вокруг нее. Он, как и я, осторожно переступал через ее окровавленные руки и ноги. Я запоздало узнал в нем того воришку, которому отдал серебряный слиток.
— Опять ты?
— Я спрячу ее, — кивнул он на тело неподвижное. — Но не могу обещать, что спасу. Лекари у нас уж какие есть. А ты, брат. беги, куда шел.
— И ты даже не спросишь, куда я шел? — я недоверчиво нахмурился.
— Ты столько сделал сегодня… видно. было из—за чего. — он губу куснул, спрятал простенький кинжал в рукаве. — Тем более, эти чиновники… — шумно выдохнул. сжал кулаки. — Я тоже ненавижу чиновников.
— Сочтемся. брат! — неожиданно вырвалось у меня из глубины души.
Души пока еще моей.
— Иди! — проворчал он. — Она тоже хотела. чтобы ты спешил!